Другая женщина

— Желание!

— Хорошо. Когда официант подойдет и спросит, что тебе подать, постарайся сделать заказ по-португальски.

Он улыбнулся и подозвал официанта.

— Так… Я бы хотел, как бы этто, дас спагетти болоньезиа кон пань дю чеснок как ле аперитив.

Мы невольно фыркнули.

— По моим подсчетам, это четыре разных языка, но я готова поручиться, что среди них не было португальского, — хихикнула Тесс.

— Может, вам еще вдобавок и пармезанчику, приятель? — спросил улыбающийся официант на великолепном кокни.

Все расхохотались. Но я, казалось, слышала лишь демонстративную тишину на другом конце стола. Я снова наполнила бокал, выпила его целиком, посмотрела на Памми. Она глядела на меня, словно призывая сразиться с ней.

Никто другой этого не заметил бы, но ведь за этим столом никто и не знал ее так хорошо, как я. Им неведомо, что эта милая старушка, которая покорно ковыляет вслед за нашей веселой компанией, изображая из себя страдалицу, на самом деле — хитрая, расчетливая гадина. Что ж, если она хочет и дальше играть в эту игру, отгрызать от меня по кусочку в надежде, что скоро ничего не останется, — тогда я готова.

Бутылка, покрутившись, указала на Шарлотту.

— Признание или желание? — провозгласил Себ.

Она покосилась на меня:

— Признание.

— У меня вопрос, — обратилась к ней Пиппа. — В чем ты больше всего раскаиваешься?

Казалось, она ждала такого вопроса.

— Я имела глупость вообразить, будто влюблена в одного человека, — произнесла она. — Только вот проблема в том, что он принадлежал не мне, а моей лучшей подруге.

Я чувствовала, как напряглись Пиппа и Себ рядом со мной.

Тесс громко ахнула.

Шарлотта продолжала:

— Я наивно верила, что все обойдется, но этого, конечно, не произошло. Так никогда не бывает.

— А что же случилось? — поинтересовалась Тесс. — Подруга обо всем узнала?

Шарлотта глядела мне в лицо.

— Да. Самым худшим образом из всех возможных. Никогда не забуду выражение ее лица. Она словно разбилась на тысячу осколков.

В груди у меня что-то сжалось.

— Ну и как, оно того стоило? — не отставала Тесс. — Вы с ним остались вместе?

— Нет, — тихо ответила она. — Мы оба любили ее сильнее, чем друг друга. И как только осознали, какие страдания ей причинили, у нас все кончилось. Одна глупая ошибка, а такие последствия. — По щеке у нее покатилась слеза, и она быстро ее смахнула. — В общем, никому бы не советовала так поступать. — Она принужденно рассмеялась в попытке разрядить обстановку.

Я сглотнула, удерживая собственные горячие слезы. Только сейчас я в полной мере осознала ту боль, которую таили в себе все эти годы. Я никогда не переставала думать о том, какой это колоссальный удар, когда лишаешься и бойфренда, и лучшей подруги. А я ведь полагала, что теперь они будут вместе. И я, пряча голову в песок, продолжала упорно двигаться дальше, решительно отрицая моральный ущерб, который мне нанесли. Наверное, я думала, что, если его не признавать, все рассосется, словно ничего этого никогда и не было. Я успела почти убедить себя, что это вообще лучшее событие в моей жизни, что оно, несомненно, отделило зерна от плевел и что без этих людей мне будет куда легче. Только вот вышло иначе. До этого Том был любовью всей моей жизни. Человеком, от которого я собиралась рожать детей. А Шарлотта? Она же была рядом со мной с тех самых пор, как мы познакомились в третьем классе начальной школы.

— Они прямо как сиамские близнецы, — как-то раз сказала моя мама ее маме, встретившись с ней у ворот школы. — Они всегда будут вместе.

Ее мама с улыбкой кивнула. И с тех пор не проходило дня, чтобы мы друг с другом не поговорили. Мы пошли в одну и ту же среднюю школу, мы вместе проводили каникулы и даже получили первую работу всего в нескольких улицах друг от друга, за площадью Оксфорд-Сёркус. Я каждые несколько дней звонила ее маме узнать новости, а Шарлотта точно так же звонила моей. Казалось, нас отлили в одной форме, поставили на нас один и тот же заводской знак, определяющий нашу натуру. Но она доказала, что на самом-то деле мы совсем не похожи друг на друга.

И вот теперь я смотрела, как она вытирает слезы, выступившие у нее на глазах, и печалилась о том времени, которое мы потеряли. О том, сколько любви и смеха между нами могло быть. А вместо этого получилась только боль и ненависть.

— Ладно, кто же будет следующим? — крикнул Себ, раскручивая бутылку.

Хоровое «кто-о-о-о-ах!» становилось все громче, по мере того как бутылка замедляла вращение.

— Эмили! — закричали все, хлопая в ладоши.

— И совершенно заслуженно, — послышался чей-то голос. — Пора невесте покаяться в грехах.

Я неубедительно улыбнулась:

— У меня нет никаких скелетов в шкафу.

— Это мы еще посмотрим, — расхохоталась Пиппа.


— Можно я спрошу? — произнесла Тесс с мольбой в голосе.

Осушив свой бокал, я выжидательно повернулась к ней.

— Признание или желание? — спросила она.

— Признание.

— Хорошо. Ты когда-нибудь изменяла?

Мне даже не требовалось время на размышление.

— Никогда.

Раздался коллективный разочарованный стон.

— Что, никогда? Даже когда была совсем молодая? — удивилась Тесс.

— Не-а, ни разу. — Я посмотрела на Шарлотту, свою самую давнюю подругу, чтобы она за меня поручилась.

Она молча кивнула.

— Ну, тут все зависит от того, что мы понимаем под изменой, — с несколько чрезмерной прямолинейностью заметила Тесс. — О чем мы говорим — о всяких ласках, об интимных отношениях или о полноценном сексе?

Все засмеялись, словно и впрямь были шокированы откровенностью тихони Тесс.

— Что это вообще такое — интимные отношения? — осведомилась Пиппа. — Об этом вечно толкуют в шоу Джереми Кайла, там, где еще детектор лжи, который помогает им делать все эти грандиозные открытия. «После того как вы поужинали с Шармейн, у вас были интимные отношения с кем-то еще?»

— Ну, это больше чем поцелуй, но меньше чем настоящий секс. — Тесс хихикнула. — В общем, получается, это все, что между.

— О, теперь-то вопрос стал для нас гораздо яснее, Тесс, — ехидно произнес Себ. — Спасибо, что просветили нас.

— А может быть, этим дело не ограничивается, — вставила Памми. — Возможно, одного лишь намерения вполне достаточно, чтобы говорить о неверности.

— Елки-палки, Памми! — воскликнула Пиппа. — Если одной только мысли об этом достаточно, чтобы считаться неверной, то я — самая большая потаскушка в истории человечества.

Я рассмеялась, видя, как Памми кривится от этого вольного замечания.

— Речь не идет о мысли, промелькнувшей у вас в голове, — произнесла она. — Я говорю о вполне реальном намерении сделать что-то дурное. Например, о согласии встретиться с кем-нибудь, когда вы заранее знаете, что события будут развиваться в определенном направлении.

— Не думаю, Памми, что это можно назвать изменой, — убежденно проговорила Пиппа.

— Можно. Если вы храните эту встречу в тайне от своего партнера… независимо от того, осуществили вы свое намерение до конца или нет. Сам факт, что вы отправились туда, полностью осознавая то, что может случиться… Мне представляется, что это подпадает под определение измены.

Девчонки и Себ разразились возмущенным фырканьем.

— Отсюда следует, что я несколько раз изменяла своему Дэну, — заметила Труди, вдруг очень помрачнев от такого предположения.

— То есть вы встречались с кем-то, намереваясь лечь с этим человеком в постель? — уточнила Памми.

— Ну, не совсем так… Но иногда бывало, что вечером я видела в баре или ресторане какого-нибудь парня и думала, что он очень привлекательный.

— А вы когда-нибудь договаривались увидеться с кем-то снова — при том что вы оба знали, зачем встречаетесь? Потому что, давайте уж будем честны, это было бы единственное, чего можно ожидать в такой ситуации, — продолжала Памми.

— Пожалуй, нет… — ответила Труди.

— Тогда с вами все в порядке, — заверила ее Памми. — Я лишь говорю, что вы неверны, если встречаетесь с кем-то, имея только одно намерение — изменить. Даже если вы это намерение не осуществили.

На сей раз ее тезис встретил несколько больше немых кивков.

— Так что, возможно, вам стоило бы снова задать Эмили тот же вопрос, — произнесла Памми.

Прищурившись, я смотрела на нее и чувствовала, как у меня щиплет глаза. В голове вспыхивали картинки: вот мы с Джеймсом уютно устроились в уголке кафе на нешумной улочке. Вот мы примостились на стульях перед стойкой бара в дорогом отеле, его рука накрыла мою. И этот жест, и наши позы, казалось, кричат: «Ну как, решатся они или не решатся?» Я понимала, как это выглядит в моей голове. Мне страшно было представить, как это выглядело бы для стороннего наблюдателя. Может, нас кто-то видел? Может, на это она и намекает?

Тесс поглядела на меня:

— Хорошо. Тогда я обращаюсь к вам с уточняющим вопросом, мисс Эмили Грандбок. Изменяли вы когда-нибудь посредством намерения — или нет?

Скрестив руки на груди, Памми подняла брови — словно ожидая моего ответа. Она ведь не может об этом знать, верно? Нет никаких причин, чтобы Джеймс ей об этом рассказал. Зачем бы ему? А шансы на то, что нас увидел кто-то из знакомых и сумел сделать верные выводы, — один к миллиону. Это у меня просто какая-то болезненная мнительность. Мания преследования.

Я посмотрела прямо в глаза Памми и произнесла:

— Нет. Никогда.

Она так и ощетинилась в своем кресле, а другие между тем уже переключились на следующего игрока. Но тут она пробормотала что-то себе под нос. Я была уверена, что она сказала: «Джеймс».