Дурная кровь
Часть 90 из 141 Информация о книге
– Да, она самая, – подтвердил Страйк, изучая бурую от времени заметку. – Ну дак вот, – туманно сказала Дженис, все еще перекладывая газетные вырезки, – из-за него я на медсестру и выучилась. А мысль эта вот как мне в голову пришла. Когда я девчонкой была, он жил на два этажа ниже. Сделала я эту вырезку и сохранила, единственное фото, других у меня ни до, ни после не было. Я все глаза к черту выплакала. Врача вызвали, – с металлом в голосе продолжила она, – а этот негодяй так и не пришел. К ребенку из состоятельной семьи галопом бы примчался, это все знали, а к маленькому Джонни Марксу из Бетнал-Грин… никому до него дела не было. Врача этого потом раскритиковали, но лицензию не отняли… Терпеть не могу, когда перед богатыми пресмыкаются, а на бедных плюют. – С озадаченным видом Дженис отложила несколько материалов с фотографиями членов королевской семьи. – Где же… про доктора Бреннера? – забормотала она. С пачкой газетных вырезок в руке медсестра все так же, на коленях, поползла обратно к ящику и вновь принялась шарить у него в недрах. – Нет, в самом деле нету ее тут, – сказала Дженис, возвращаясь к кофейному столику. – Странно, честное слово. – По-вашему, ее выкрал Оукден? – предположил Страйк. Дженис подняла на него взгляд. – Ну прохвост, – медленно выговорила она. – Мог ведь попросить… Она смахнула все вырезки в папку, вернула ее в ящик, взялась за каминную полку и выпрямилась под громкий хруст коленей, а потом со вздохом облегчения села на диван. – А вы знаете, он ведь еще мальчишкой был нечист на руку. – Почему вы так решили? – В амбулатории, эта-а, деньги пропадали. – В самом деле? – Ну да. Как Марго исчезла, так многое вспомнилось. Частенько мелочи недосчитывались, и все думали на уборщицу, на Вильму… все, кроме меня. Лично я всегда Карла подозревала. Он то и дело к нам забегал – после уроков, на каникулах. Я шепнула словечко доктору Гупте: уж не знаю, то ли он Дороти не хотел обижать, то ли проще было Вильму выставить. С Вильмой и другие проблемы были… выпивала она, – добавила Дженис, – да и уборку делала кое-как. Невиновность свою доказать не смогла и после общего собрания, где это дело обсуждалось, ушла по собственному. Поняла, что не отмоется. – И с ее уходом кражи прекратились? – Прекратились, – сказала Дженис, – а толку-то? Карл, поди, решил на время затаиться: еще немного – и его б застукали. Страйк и сам склонялся к такому мнению. – Осталась буквально пара вопросов. Во-первых, о некой Джоанне Хэммонд. – А я в какой связи могу ее знать? – В связи со Стивом Даутвейтом… – А-а, любовница его, которая руки на себя наложила, – вспомнила Дженис. – Как же, как же… – Она была приписана к амбулатории «Сент-Джонс»? – Нет. Она вроде в другом районе жила – в Хокстоне. – Значит, Марго не давала показаний коронеру и с этой смертью вообще никак не была связана по профессиональной линии? – Так же, как и я: о существовании этой особы Марго узнала только после ее смерти, когда Стив обратился в амбулаторию по поводу мигреней. Но будьте уверены, я понимаю, к чему вы клоните, – сказала Дженис. – Тэлбот из кожи вон лез: хотел доказать, что Стив – это и есть Эссекский Мясник. Когда меня допрашивал, всякий раз к Стиву подводил. Но вы уж поверьте: Стив был добрая душа. А что такое садист – я с детства знаю. Мой родной отец, например. Я таких невооруженным глазом вижу, но Стив точно не из этих был. Страйк только кивнул: он хорошо запомнил, как женщин подкупала мнимая беззащитность Денниса Крида. – Тэлбот допытывался, посещала ли я, как медсестра, эту Джоанну на дому. Я ему втолковывала, что она не была прикреплена к амбулатории «Сент-Джонс», а он опять за свое. Ну и что, мол, из этого, а не считаете ли вы, что смерть ее подозрительна? Сто раз ему повторяла: «Я эту женщину в глаза не видела. Что я могу знать?» Прямо кишки мне выворачивал, честное слово, – я ему что, гадалка, что ли? Так ему и говорила: вы бы лучше, мол, отчет коронера почитали! – А вы не знаете, ее смерть как-то встревожила Марго? – спросил Страйк. – Возможно, эту смерть официально расценили как ненасильственную или случайную, а Марго заподозрила, что дело нечисто? – Откуда такие мысли? – спросила Дженис. – Хотелось бы прояснить кое-что в записях Тэлбота. Похоже, он считал, что у Марго возникли подозрения касательно чьей-то смерти. В связи с этой смертью, кстати, упоминались и вы. Круглые голубые глаза Дженис расширились за стеклами очков. – Якобы вы нечто подметили, а возможно, и присутствовали там лично, – уточнил Страйк. – При этом никаких обвинений в ваш адрес не выдвигалось. – Еще не хватало! – воскликнула Дженис. – Нет, ничего я не подметила. Уж наверное не утаила бы. Наступила небольшая пауза, которую Страйк счел за лучшее не нарушать, и действительно, Дженис начала заново: – Слушайте, ну как я могу говорить за Марго через сорок лет? Ее, поди, и в живых нету? Нечестно получается. Зачем я буду подозрения сеять, когда столько воды утекло? – Я просто пытаюсь исключить лишние версии, – сказал Страйк. На этот раз молчание затянулось. Дженис переводила взгляд от чайного подноса к фотографии своего бывшего сожителя с желтыми зубами и добрыми, сонными глазами. Наконец она со вздохом сказала: – Ладно уж, только я требую, чтобы вы записали: это была идея Марго, а не моя, договорились? Я не собираюсь никого обвинять. – Договорились, – ответил Страйк и занес ручку над блокнотом. – Ну так и быть… вопрос был щекотливый, мы ведь с ней, с Дороти, работали бок о бок. Они с Карлом жили вместе с ее мамашей. Звали эту старуху Мод – я уж, конечно, запамятовала, да Карл тут мне напомнил. Я в разговоре упомянула его бабушку, а он: «проклятая Мод» – и никак иначе. В общем, было у Мод на ноге нагноение, образовалась язва, которая никак не заживала. Ей требовались перевязки, вот я и ходила к ней на дом. И каждый раз она мне начинала втирать, что дом принадлежит ей, а не Дороти. А дочку с внуком она из милости пустила к себе жить. Ей, знаете ли, нравилось это повторять. Власть свою чувствовать. Думаю, жить с ней было несладко. Старая зануда. На нее не угодить было. Причитала, что внука ее избаловали… но, как я уже сказала, в детстве с ним сладу не было, а значит, понять ее можно. А речь я, эта-а, вот к чему веду, – сказала Дженис, – язва у нее на ноге затянуться не успела – старуха так с ней и померла после падения с лестницы. Ходила она еле-еле, с тростью. Когда человек с лестницы падает, это само по себе не редкость, а среди стариков – особенно, и последствия бывают самые серьезные, но… Через неделю зазывает Марго меня к себе в кабинет на пару слов, и… ну да… возникло у меня такое впечатление, что Марго вроде как жмется. Напрямую она так ничего и не сказала – только спрашивала мое мнение. Но я-то знала, к чему она клонит… а что мы могли поделать? При падении старухи мы не присутствовали, родные говорили, что они в тот момент находились внизу и услышали грохот: она лежала у подножья лестницы, похолодевшая, но живая, а померла через двое суток в больнице. Дороти и бровью не вела, но она своих эмоций никогда не показывала. А что мы могли поделать? – повторила Дженис, воздев ладони кверху. – Естественно, я понимала, что у Марго на уме, – она же знала, что раньше дом принадлежал Мод, а теперь Дороти с Карлом зажили припеваючи, и… ну, врачам подобные мысли в голову приходят, а как же иначе. Если они чего упустят – им же потом аукнется. Но кончилось тем, что Марго дело раздувать не стала и, насколько я знаю, все обошлось. Ну вот, – заключила Дженис и вздохнула с облегчением, сняв тяжесть с души. – Теперь вы все знаете. – Спасибо вам, – сказал Страйк, делая записи. – Это нам очень поможет. Скажите, а Тэлботу вы об этом рассказывали? – Лично я – нет, а за других не поручусь, – ответила Дженис. – Все знали, что Мод умерла и как она умерла; Дороти в день похорон отпросилась с работы. Я вам честно скажу: после каждого допроса у меня одна мысль была – как бы ноги поскорей унести. Тэлбот больше всего интересовался моими снами. Прямо мурашки по коже, честное слово. Да и вся история – просто жуть. – Представляю, – сказал Страйк. – Ну а теперь последний вопрос – и я вас освобожу от своего присутствия. Моя напарница выследила Пола Сетчуэлла. – Ну-ну, – сказала Дженис без тени смущения или дискомфорта. – Понятно. Он ведь когда-то за Марго волочился, правильно я помню? – Да. Так вот, нас крайне удивило, что вы с ним, оказывается, знакомы. Дженис уставилась на него непонимающим взглядом: – Как вы сказали? – Вы с ним, оказывается, знакомы, – повторил Страйк. – С Полом Сетчуэллом? – Дженис негромко засмеялась. – Да я его в глаза не видела! – Вот как? – Страйк не отводил от нее испытующего взгляда. – Услышав, что вы рассказали нам о появлении Марго в Лемингтон-Спа, он не на шутку разозлился. И сказал… – Страйк сверился со своими записями, – что вы «пытаетесь его замазать». Пауза тянулась долго. На переносице Дженис, между круглыми голубыми глазами, пролегла хмурая морщина. В конце концов прозвучал вопрос: – Он меня называл по имени? – Нет, – признался Страйк. – У меня сложилось впечатление, что ваше имя не сохранилось у него в памяти. Он называл вас просто «медсестра». К тому же он сказал Робин, что вы с Марго друг друга не любили. – Он сказал, что Марго не любила меня? – Дженис выделила голосом последнее слово. – К сожалению, да, – ответил, не спуская с нее глаз, Страйк. – Но… нет уж, извините, это неправда! – возмутилась Дженис. – У нас с ней были прекрасные отношения! И только один раз мы повздорили – из-за Кева и его животика… Ну, допустим, я на нее тогда всех собак спустила, но сама знала: она действовала без всякой задней мысли. Думала, что окажет мне добрую услугу, если его осмотрит… а я обиделась, потому как… ну, матери всегда досадно, если другая женщина осуждает ее за недостаточную заботу о детях. Я Кева одна поднимала… а одинокой матери еще обидней такое слышать. – Так почему все-таки, – не отступался Страйк, – Сетчуэлл сказал, что вы пытаетесь его замазать? Тишину нарушил проносящийся за живой изгородью поезд: грохот то утихал, то нарастал, и молчание в гостиной сомкнулось, как мыльный пузырь с детективом и медсестрой внутри. – Думаю, вы сами знаете, – сказала наконец Дженис. – Знаю – что? – Вот только не надо этого. Вы уже столько накопали – неглупый вроде человек. Говорю же: вы сами все знаете, а спектакль этот устроили, чтобы меня запугать и признание вытянуть. – Меньше всего мне хочется вас запугать… – Думаете, я не заметила, что она вам не понравилась? – взвилась Дженис. – Айрин. Не трудитесь делать вид, я знаю: она вас раздражала. Я людей насквозь вижу, работа у меня такая была – по чужим домам ходить. А я со своей работой отлично справлялась, – заявила Дженис, и почему-то ее ремарка не прозвучала высокомерно. – Поймите: когда вы были у Айрин, ей хотелось себя показать. От знакомства с вами она так разволновалась, что начала выделываться. Когда семейная женщина оказывается одна, это, знаете ли, ой как невесело. Даже я после Дубая долго перестраивалась. Привыкаешь, что кругом родные, а потом возвращаешься в пустой дом и… мне лично и наедине с собой неплохо, но Айрин не выносит одиночества. Она всегда была мне настоящей подругой, – с каким-то ожесточением сказала Дженис. – Очень доброй. После смерти моего Ларри, когда я осталась ни с чем, помогала мне деньгами. Всегда была рада меня видеть. Нам вдвоем хорошо, есть что вспомнить. Допустим, она немного рисуется, ну и что? Такое и с другими бывает. Повисла очередная краткая пауза. – Здесь обождите, – распорядилась Дженис. – Мне позвонить надо. Она вышла из комнаты. Страйк ждал. За тюлевыми занавесками из-за свинцовой тучи вдруг выскользнуло солнце, отчего стеклянная карета Золушки на каминной полке засияла неоновым светом. В гостиную вернулась Дженис с мобильным телефоном в руке. – Трубку не берет, – взволнованно сказала она. И вновь села на диван. Повисло молчание. – Ну, так и быть, – выдавила наконец Дженис, как будто Страйк клещами вытянул у нее признание. – Я-то с Сетчуэллом вообще не зналась… это все Айрин. Но вы на нее не думайте, она ничего такого не сделала! Криминального, я хочу сказать. Потом она, конечно, тряслась как лист. А я за нее тряслась… ах ты господи. – Дженис глубоко вздохнула и продолжила: – Ну дак вот, значит… в ту пору Айрин была помолвлена с Эдди, намного ее старше. Тот чуть не следы ее целовал, да и она его любила. Вот именно, любила, – подчеркнула она, хотя Страйк не спорил. – И ревновала не по-детски, когда ему случалось на другую посмотреть. А сама, как выпьет, не прочь была пофлиртовать. Невинно. По большей части невинно… А у Сетчуэлла этого была своя рок-группа, верно я говорю? – Совершенно верно, – поддакнул Страйк. – Так вот, Айрин попала на их выступление – они в каком-то пабе играли. В тот вечер меня с ней не было. Я про эту историю слыхом не слыхивала, покуда Марго не исчезла. Короче, запала наша Айрин на Сетчуэлла. Отыграли они, и у ней на глазах Сэтчуэлл подходит к барной стойке, а там – сразу в дальний конец зала, где в уголке Марго жмется, в плаще. Айрин подумала, он ее со сцены приметил. Сама-то она Марго не увидела, потому как с компанией впереди приплясывала. Короче, уставилась она на эту парочку, Сетчуэлл коротко переговорил с Марго… Айрин вспоминала, они и двух слов не сказали… но вроде как поругались. Айрин подумала, что Марго ее заметила, потому и ушла. Так вот, подходит Айрин к этому Сетчуэллу и начинает: уж как ей, дескать, группа понравилась, то да се, слово за слово, ну и… да. – А откуда Сетчуэлл взял, что она медсестра? – спросил Страйк. Дженис скривилась: – Если уж совсем честно, эта дурешка всем парням, которые к ней клеились, пыль в глаза пускала. Медсестрой притворялась – парней это заводит. А кто попроще, в медицине ни уха ни рыла, те вообще балдели. Она в амбулатории-то нахваталась – названиями лекарств сыпала, хотя и перевирала нещадно, прости господи. – Дженис закатила глаза. – То есть это они только на одну ночь или?…