Фотография из Люцерна

– Не будь снобом, Джерри. Это Джош, он художник.

– И второй, такой сосредоточенный, с напряженным взглядом. Ел тебя глазами.

– Это коп.

– Даже не буду спрашивать, кто-то из них твой парень…

– А спросил бы, я бы ответила, что это не твое дело. И да, твоя личная жизнь меня тоже не касается.

Мы доедаем десерт. Джерри пристально смотрит на меня.

– Сначала все было просто прекрасно, да? И секс, и остальное. А потом все пошло не так.

У него на глазах слезы?

– Так бывает, Джерри. Чувства угасли. Энтропия отношений.

– Энтропия? Ну, в некотором смысле это о моей жизни, – говорит он и протягивает официанту кредитную карточку.



Переписка Графини Евы и Шанталь куда более эмоциональна, чем я представляла. У обеих в письмах ощущается страсть, тоска по совместному прошлому. Письма пронизаны воспоминаниями о том, как они вместе бродили по Вене, прослеживая ежедневные маршруты давно умерших людей, которые обозначены буквами Л., Ф. и Г. Зная круг интересов Шанталь, я не сомневаюсь, что это Лу, Фрейд и Гитлер.

Я достаю карту, которую нашла в путеводителе Бедекера. Расправляю ее. Те же три буквы; разноцветными чернилами помечены дома и улицы Вены. Очевидно, что это места, где когда-то жили эти трое, где они работали. Получается, Ева и Шанталь проводили свободное время, разыскивая точки их пересечения?

В письмах есть упоминания о занятиях любовью. Ева признается, что тоскует по телу Шанталь, по ее теплым объятиям.

Есть несколько упоминаний клиентов: кое-кто, как пишет Ева, до сих пор спрашивает о Шанталь.

«Помнишь того старого наци из Берлина, который любил скрести кухонный пол, чтобы ублажить свою еврейскую госпожу? Как мы заставили его думать, что он попал в западню Моссад? А тот парень, который наглаживал кушетку, которую я использовала на сеансах психоанализа?»

Ева, словно желая всколыхнуть в Шанталь ностальгию, описывает Вену и смену времен года: желтые осенние листья, опадающие на дорожки парка Пратер; распускающиеся бутоны на аллеях Фольксгартена… Вспоминает удовольствие, с которым они разыгрывали знаменитую сцену из фильма «Третий человек».

«В кабинке колеса обозрения мы были с тобой вдвоем. Колесо поднималось, а мы вели диалог, ты в роли Холли Мартинса, я – в роли Гарри Лайма, и хихикали. И ты сказала мне, что я прекрасно изобразила Орсона Уэллса, а я – что у тебя вышел замечательный Джозеф Коттен!»

Она пишет о посещении знаменитых венских кладбищ: на одном они возложили лилию на могилу племянницы Гитлера Гели Раубаль, а на другом преклонили колени у могилы Густава Климта.

«Я очень по тебе тоскую, – пишет Ева. – Ты вернешься ко мне? Я часто мечтаю, что наступит день, и мы снова будем вместе».

Письма Евы меня трогают. И то, что она писала их синими чернилами на голубой бумаге.

Иду к компьютеру и открываю ее сайт. Он на немецком, но есть и английская версия.

На главной странице – цитата из Ницше: «Никакого празднества без жестокости».

Страница «О себе». Вот она, Графиня, женщина средних лет с едва уловимой пренебрежительной усмешкой. Она несколько мужеподобна: короткие стального оттенка волосы, серьезный умный взгляд.

Раздел «Специализация». В дополнение к обычному списку я нахожу следующие интригующие пункты: «Терапия доминированием по-венски», «Исполнение фантазий по Фрейду», «Ницшеанская психодрама», «Вариации на еврейско-немецкую тему». И вот: «Пади на колени перед Графиней, покайся, прими наказание – и освободишься».

Страница «Контакты». Тут я обнаруживаю адрес ее электронной почты. Пишу ей письмо, несколько раз переписываю. На случай, если Ева еще не знает о смерти Шанталь, стараюсь упомянуть об этом с осторожностью.

Дорогая Графиня Ева!

Надеюсь, это письмо не будет воспринято как вмешательство в ваши дела. Я актриса из США; недавно переехала в лофт, где прежде жила Шанталь Дефорж. Я почти не знала ее, но многое слышала от Рыси, с которой они вместе работали, – во время своего приезда сюда в прошлом году вы с ней встречались. Рысь сказала мне, что вы с Шанталь были близкими подругами.

Не знаю, дошли ли до вас печальные новости. В случае, если нет, мне жаль, что вы узнаете об этом от незнакомого человека. Несколько недель назад Шанталь умерла, сразу после своего спешного переезда. До сих пор неизвестно, что с ней произошло и почему.

После того как я заняла ее прежнее жилье, я много узнала про нее от Рыси и от художника Джоша Гарски, который написал ее портрет. Он живет в том же доме. Я также приобрела множество принадлежащих ей книг; в некоторых были ваши письма. Я бы хотела вернуть вам эти письма, а также узнать о Шанталь больше, если вы согласны поделиться воспоминаниями.

Возможно, такое желание покажется вам странным, ведь я почти не знала Шанталь при жизни. Однако ее биография, работа, ее интерес к некоторым вопросам – все это отражено в замечаниях на полях книг. Я поддерживаю контакт с полицейским инспектором из Окленда, который расследует обстоятельства ее смерти. Если есть что-либо, что поможет расследованию, и вы готовы этим поделиться, я буду рада передать ему эту информацию или связать вас напрямую.

Пожалуйста, дайте знать, если согласны. Если же нет – я вполне вас понимаю. Надеюсь, мы сможем поговорить по телефону или хотя бы обменяться сообщениями. И, пожалуйста, примите мои соболезнования.

Искренне ваша,

Тесс Беренсон.



С волнением отправляю письмо. Если бы на ее месте оказалась я, такое сообщение привело бы меня в замешательство. Ответит ли Графиня? Не знаю.



– Не оборачивайся. Тот, в зеленом, – в квартале за тобой! – бросает Джейк, когда я пробегаю мимо.


Я бегу вниз по Элис-стрит, потом неожиданно меняю маршрут и срезаю дорогу через парковку, потом по Тринадцатой, по Джексон-стрит, потом сворачиваю направо и в Чайнатаун. На Девятой улице ныряю в Мэдисон-парк. Здесь я в безопасности. Кругом люди, мамы гуляют с детишками, беседуют по-китайски старики. Я замираю под деревом, разворачиваюсь в сторону, откуда прибежала, и жду.

Через полминуты ожидание подходит к концу. Он несется вниз по Джексон-стрит, вертя головой во все стороны. Я испытываю большое искушение выпрыгнуть и заорать «Ю-ху!». Потом, правда, решаю, что лучше подпустить его ближе.

Сбив дыхание, он тормозит и сгибается, опустив руки. Я несусь навстречу, направив камеру телефона прямо ему в лицо.

– Эй! Ты зачем за мной следишь?

– А? – Он пытается изобразить растерянность.

– Сними капюшон и покажи лицо, – требую я, не отводя объектив камеры. Внимательно присматриваюсь. Вот так сюрприз! – О, да я тебя знаю! Ты же этот, как его… Дик?

– Майк, – поправляет он.

– Ну да, Майк из «Головокружения». – Сердито его рассматриваю. – Следил за мной? Я этого не люблю.

– Прости… пожалуйста, прости, – бормочет он, пытаясь отвернуться от камеры.

Погоди, дружок, сейчас ты у меня получишь.

– Как ты меня нашел?

Он опускает глаза и признается:

– Нанял частного детектива.

– До тебя так и не дошло, что та история была просто оплаченной ролью?

– Я просто подумал… если бы ты узнала меня получше, то, возможно…

– Согласилась бы на встречу? Нет, Майк! Рекс же все тебе рассказал.

– Я знаю… знаю… Я просто не мог выбросить тебя из головы.

– Хорошо, будем считать это подтверждением моих актерских способностей. Однако, по правде говоря, я слегка злюсь. Ты нанимаешь частного детектива, узнаешь имя и адрес, а потом меня преследуешь. Я думала, компьютерному гению есть чем заняться.

– Прошу тебя… Я не хотел…

– Не ври, хотел. Давай так: если я увижу тебя еще раз, будешь иметь дело с настоящим полицейским детективом. Поверь, тебе не понравится. Я также подам судебный иск о преследовании. Ты меня слышишь, Майк?

– Слышу, – шепчет он.

– Отлично! Потому что разговаривать с тобой я больше не буду.

Дожидаюсь, пока он уходит, и иду домой. Как это мне хватило храбрости так себя вести?



Звонит Скарпачи.

– Адрес на визитке выдуман. Скорее всего, и имя поддельное. Но телефонный номер в Сан-Франциско настоящий. Ты не согласилась бы…

Отвечаю, даже не дослушав:

– Конечно. Я позвоню. Поинтересуюсь, когда он будет в наших краях.

Мы вместе планируем разговор. Я позвоню по номеру с визитки и скажу Карлу, что хотела бы с ним увидеться. Объясню, что работаю над пьесой о Шанталь (чистая правда) и что мне нужно знать его мнение (вот уж нет!). Если он засомневается, сделаю вид, что готова пригласить его в лофт «по старой памяти» (пусть даже не надеется). Я назначу встречу в том же кафе. А когда выясню все, что собиралась, скажу, что с ним также хочет побеседовать полицейский, который ведет дело об убийстве Шанталь.

– Здесь он, вероятно, психанет, – предостерегает Скарпачи, – поэтому сразу после моего появления уходи. Я вежливо попрошу его помощи в работе над делом. А будет упираться – скажу что кто бы он ни был, вряд ли его обрадует огласка того факта, что был клиентом убитой госпожи.

– Жестко.

– Только если не останется выбора, – говорит он.



Графиня мне ответила. Письмо написано на прекрасном английском:

Дорогая Тесс Беренсон!

Спасибо за письмо. Брат Шанталь уже известил меня о том, что случилось, но детали непонятны, и я надеюсь, вы расскажете мне, что произошло.

Я все еще не могу прийти в себя и не в состоянии обсуждать случившееся по телефону. Однако через пару недель мне надо быть в Нью-Йорке по делам. Если желаете, мы можем встретиться и поговорить.