Главарь отморозков

Если мы собирались уходить и уносить груз, то необходимости перемещать его в сторону на полста метров не было никакой. Тем более, груз находился под лопастями вертолета, следовательно, воздушной волной при взлете его задеть не должно. А когда «Ми-26» поднимется, ветер будет уже не такой сильный.

– Товарищ старший лейтенант, – обратился ко мне лейтенант Неумыволнов, с которым мы даже поговорить не успели, только руки друг другу пожали. – Свой груз сразу заберете? – Он кивком головы показал на стоящие позади стандартные зеленые ящики и шагнул к ним. Ящики были разных размеров. Четыре – длинные и четыре покороче. – Гранатометы и «выстрелы» к ним…

– Наоборот, – поправил я его. – Короткие ящики – с гранатометами и приборами управления «огнем», длинные – с «выстрелами»… Гранатомет для транспортировки на две тубы разделяется. Там, в ящике, должен быть специальный рюкзак для переноски. Переносят его тоже двумя частями. А соединить не долго, там крепление идет через простую муфту. А в ящике для «выстрелов» специальный рюкзак на три «выстрела». Расчет по два человека на каждый гранатомет, гранатометчик и его второй номер. Соколянский!

– Я! – отозвался старший сержант.

– Назначь расчеты и передай вооружение… По одному на отделение. На первое отделение, за разгрузку, – два «Вампира». Не зря старались.

Вообще-то гранатомет «Вампир» считается противотанковым, и нет в природе танка с такой броней, которую «РПГ-29» не сможет пробить. На моих глазах во время испытаний он пробивал железобетонную плиту толщиной в два метра. Бетон проламывал, арматуру рвал… Наша ситуация ближе к железобетону, чем к танку. Бандиты прячутся в каменных укреплениях, которые пуля не берет, даже тяжеленная пуля от «Выхлопа», как недавно жаловался полковник Сомов. А вот «Вампир» вполне сможет взломать любое укрепление и попросту уничтожить противника, находящегося в этом укреплении. Короче говоря, был бы у меня этот комплект гранатометов минувшим вечером, я попросту развалил бы скалы, где прятались пулеметчики, перекрыл бы скалами выход, и с бандой было бы покончено…

Старший сержант Соколянский вызвал из окопа еще пару солдат, представляющих третье отделение. Посоветовавшись с командирами отделений, назначил гранатометчиков из первого и второго отделений – более опытных контрактников, и вторым номером к гранатометчикам приставил солдат срочной службы. Все так, как и полагается, как я сам бы сделал. В этом отношении он надежный помощник. Да и во всех других тоже. Сережа Соколянский родом из-под Харькова. Обеспокоен, что в родном поселке делается. Просился в отпуск, чтобы туда наведаться, о родителях позаботиться. Комбат со мной посоветовался, и мы вместе решили, что лучше старшему сержанту там пока не показываться. Парень он горячий, может натворить чего-нибудь. Да и на провокацию со стороны СБУ с его характером попасться легко. А это уже грозит международным скандалом. Отпуск старшему сержанту полагался в любом случае, и мне пришлось поговорить с его женой. Она позвонила своим родителям, и Сережа принес мне заявление на отпуск, обосновав срочность тяжелой болезнью тещи и необходимостью съездить в Вологодскую область. Так в Харьковскую область он и не попал. Только созванивался иногда с родителями и с братом, а потом, скрипя зубами, рассказывал мне новости с родины. С моей стороны утешение было только одно, и весьма суровое:

– Ты в спецназе ГРУ служишь. А для спецназовца одно из главнейших качеств характера – умение терпеть. Терпи! Не забывай, конечно, ничего, но терпи. Твое время еще придет…

Постепенно вопрос о его поездке был снят, но, как я понимал, всегда мог быть снова поднят. И, чтобы меньше об этом думалось, я старался загружать старшего сержанта по службе делами и заботами так, что он порой и выспаться не успевал…





Глава четвертая




Вертолет «Ми-26» поднялся почти вертикально и только выше высоты ближайшей горной гряды развернулся и начал выбираться на нужный ему курс. Снова вертолет должен был прилететь уже во второй половине дня, до наступления темноты, когда следственная бригада закончит свою работу и вызовет его. Пока, как я видел, часть следственной бригады отправилась в глубину ущелья вместе со взводом охраны, чтобы осмотреть пещеру, в которой зимовала банда, а эксперты снимали отпечатки пальцев с обгорелых рук мертвых пулеметчиков. Наверное, отпечатков почти не оставалось – при той высочайшей температуре, что создается после взрыва термобарической смеси, кожа не только на лице, но и на руках моментально сгорает, как и одежда. Впрочем, какие-то личные вещи у пулеметчиков все же сохранились. Так, с пояса одного сняли ремень с кобурой, из которой вытащили пистолет. В пистолете прямо в обойме разорвались все патроны, что изуродовало и рукоятку, и кобуру, и ту часть тела, к которой кобура прилегала. Но эксперты оружие исследовали тщательно, посыпали каким-то порошком, потом кисточкой наносили некий раствор, приклеивали прямо на металл пленку. Такая тщательность и кропотливость требовались потому, что с рук отпечатки пальцев снять уже было, как я понимал, невозможно. Если у живого человека после самого сильного ожога нарастает новая кожа, и отпечатки пальцев выступают прежние, какими были раньше, то у трупа процесс регенерации кожи невозможен. А не имея отпечатков пальцев, экспертам придется проводить целый ряд различных экспертиз, дорогих и длительных, вплоть до экспертизы по ДНК, и все лишь для того, чтобы снять человека с «розыска». Понятно, что они всеми силами стремились этого избежать, и вообще, эксперты не любят работать после применения огнеметов и термобарических зарядов. Слишком кропотливо приходится трудиться, выискивая по клочку, по кусочку уцелевшие отпечатки, потом составлять их в единое целое. Но они за это деньги получают. А мы получаем за то, что своими жизнями рискуем.

Пройдя между работающими экспертами, я вернулся к группе технической поддержки и наблюдал вместе с лейтенантом Хачатуровым, как идет сборка разведывательных «беспилотников» вертолетного типа. Мы ни в коем случае не контролировали эту работу – лейтенант, видимо, потому, что доверял своим бойцам, как себе, я – потому что ровным счетом ничего не понимал в процессе сборки, хотя воспользовался своей тренированной памятью и запомнил многое. Но пока этого, кажется, не требовалось – солдаты справлялись без меня, мы с Валерием Вазгеновичем только наблюдали, ни слова не говоря. Подполковник Афиногенов, ожидавший, что мой взвод вместе с пополнением сразу выступит в преследование банды, подошел ближе и остановился за нашими с Хачатуровым спинами. Минут пять стоял молча, и я, не выдержав, обернулся:

– Извините, товарищ подполковник, я просто на физическом уровне не выношу, когда кто-то у меня за спиной стоит, это вызывает во мне желание дать за спину очередь. Не могли бы вы перейти в сторону…

– Капризный вы народ, спецназовцы, – хмуро ответил мне подполковник. – Сколько с вами сотрудничаем, никогда ничего хорошего услышать не удалось. Ладно, хоть матом старшего по званию не кроете…

Тем не менее в сторону он отошел, встал рядом с нами и тоже стал наблюдать за сборкой «беспилотника». А через пару минут, не поворачиваясь ко мне, поинтересовался:

– А что ты, старлей, в погоню за бандой не отправляешься? Я думал, ты сразу двинешь…

– Я бы и двинул, но вот груз оставить не на кого. Обстоятельства.

– Надолго задержались?

– Через десять минут выступим, товарищ подполковник, – ответил за меня лейтенант Хачатуров, более склонный к уважительному разговору со следователем. И дело здесь не в личных свойствах характера, в конфликтности или в бесконфликтности. Просто Хачатурову не приходилось еще уничтожать в горах банды, а потом по этому поводу контактировать со следственной бригадой, которая, как казалось, всегда искала, в чем тебя можно обвинить. Уже наученный опытом, я всегда стараюсь общение со следователями сводить к минимуму, или, если есть такая возможность, вообще избегать его. Последний вариант обычно бывает, когда операция по уничтожению банды проводится общими силами, скажем, со спецназом ФСБ или со спецназом внутренних войск. Предоставляю смежникам отдуваться, а сам потом коротко скажу пару слов, их запишут, я прочитаю и подпишу. И все. Сеанс общения завершен.

– А вы запускать «беспилотник» думаете сейчас? – поинтересовался Афиногенов у лейтенанта.

Если перед этим лейтенант ответил за меня, то теперь я за него:

– По мере необходимости в маршруте, товарищ подполковник. А вас что, интересует собственная безопасность? На мой взгляд, вас охраняют достаточные силы.

– Я так просто поинтересовался… – почему-то смутился он, видимо, не хотел, чтобы его обвинили в трусости. Но обвинять его в излишней храбрости у нас тоже оснований не было, поэтому мы вообще ни в чем его не обвиняли, а занимались своим делом.

– Испытывать, товарищ лейтенант, будем? – вопросительно посмотрел на Хачатурова солдат, командовавший сборкой.

– А что испытывать? Все много раз испытано…

– Как камеры работают… И нужно установить интерфейс на «планшетник» товарища старшего лейтенанта. Так майор Колокольцев приказывал.

– Интерфейс я сейчас установлю со своей трубки. Поднимай пока машину. Проверим связь. Юрий Викторович, «планшетник» где?

– В окопе. Пойдем.

Но лейтенант сначала вскрыл еще какую-то коробку, откуда вытащил упакованный в рюкзак некий объемный, но не тяжелый прибор, надел лямки рюкзака себе на плечи и только после этого посмотрел по сторонам, отыскивая взглядом окоп. Но найти его не сумел, значит, взгляд неопытный. Укорять молодого ученого в отсутствии военной практики я не стал, хотя находились мы в зоне боевых действий. Просто двинулся первым и услышал за спиной нелегкую поступь лейтенанта. Сначала было опасение, что советник юстиции увяжется за нами и пожелает заглянуть в мой «планшетник». А я его оставил как раз на просмотре видео с выходом банды из ущелья. Могут последовать какие-то вопросы, на которые мне не хотелось бы отвечать. Я словно чувствовал, что между следственной бригадой и группой ликвидаторов ФСБ кошка пробежала, и вопросы подполковника, если бы он увидел видеозапись с эмиром Шерханом, могли бы оказаться для меня неудобными. Впрочем, я не обязан был знать Шерхана в лицо, просто мог бы сказать, что записал только выход банды из ущелья, и ничего не говорить Афиногенову о полковнике Сомове и других ликвидаторах, как они просили. Тем не менее вертеться и обманывать всегда неприятно…



Лейтенант Хачатуров рюкзак не снял, просто поднял руку над плечом, засунул кисть в рюкзак и что-то мягко нажал там. Мой «планшетник» сразу показал дополнительным значком, что вошел в «зону Wi-Fi». В рюкзаке, видимо, был какой-то прибор, создающий эту зону. Лейтенант мягко взял «планшетник» из моих рук, вызвал сенсорную клавиатуру и что-то быстро отстучал одним пальцем. Потом вытащил из кармана свой смартфон и произвел над ним какие-то операции. После чего смартфон убрал в карман, а «планшетник» вернул мне.

– И что? – поинтересовался я.

– Сейчас. Пару минут. На твой «планшетник» закачивается и сразу устанавливается программа интерфейса, и ты сможешь следить за камерами «беспилотника». Вернее, с их помощью следить за землей.

– То есть могу управлять «беспилотником»?


– Нет. Система управления только с пульта оператора. Ты можешь управлять только камерами, переключаться с одной на другую. Режимы стандартные, как у всех – обычный, инфракрасный, тепловизионный. Последний самый энергожрущий, потому его следует включать реже других. Обычный режим рассчитан на шесть часов полета и наблюдения. Тепловизионная камера час из этого времени съедает. Инфракрасная немного поменьше, но тоже аппетит имеет хороший.

– А отдельный аккумулятор установить для камер невозможно? – поинтересовался я.

– Лишний вес… Он тоже сокращает полетное время. Но мы в этой модели попытались установить мини-генератор, работающий от вентилятора. Сам вентилятор крутится только тогда, когда «беспилотник» летит вперед. Небольшую подзарядку генератор дает, но только небольшую, не более двадцати процентов. Генератор, работающий от винтов квадрокоптера, – это второй наш «беспилотник», мы испытывали его на месте. КПД у него слишком мал в сравнении с собственным весом, и нет смысла устанавливать такое дополнение. Сняли. Потому на второй тоже установили мини-генератор, как и на первом, от естественного вентилятора. При этом естественным, ветровым, он является достаточно условно, поскольку два винта первого и четыре винта второго тоже создают свой ветер, и вентилятор крутится постоянно, даже когда движется не вперед, а в воздухе зависает.

Для меня все эти действия были понятны не больше, чем тактика ближнего воздушного боя двух современных сверхзвуковых китайских бумажных летающих змеев. Тем не менее я кивал, словно понимал и соглашался. Проявлял, таким образом, приличествующую вежливость. А как без этого! Не будешь вежливым, лейтенант в следующий раз ничего и объяснять не захочет. А тогда это может быть необходимым.

Наконец словоизлияния лейтенанта были прерваны звуковым сигналом, который подал мой «планшетник». Хачатуров взял его в руки, заглянул в монитор, удовлетворенно кивнул и жестом призвал меня пододвинуться ближе.

– Смотри, Юрий Викторович. Программа управления камерами простейшая. Первоклассник освоит за минуту… Только дождемся, когда дрон в воздух поднимется. Пошли кого-нибудь, командир, чтобы поторопили.

Я демонстративно поправил микрофон на шлеме и выкрикнул:

– Соколянский!

– Я!

– Поторопи специалиста. Пусть дрон запускает.

Посылая старшего сержанта с поручением, я помнил, что он находится где-то поблизости от оператора. И правда, меньше чем через минуту что-то изменилось на моем мониторе. Я посмотрел и увидел картину, которую и рассчитывал увидеть. Группа технической поддержки оставалась там, где мы с лейтенантом ее покинули. Прекрасно был виден солдат-оператор с пультом в опущенной руке, который, задрав голову, наблюдал за полетом. Но пультом солдат не пользовался. Команда уже была дана, и «беспилотник» стремительно набирал высоту. Мне даже показалось, что делает он это несравненно быстрее, чем выполнял то же самое в этом же месте большой грузопассажирский «Ми-26». Скоро набранная высота позволила увидеть и следственную бригаду, которая находилась в пятидесяти метрах в стороне и двигалась внутрь ущелья. А еще через несколько секунд я увидел и наш окоп, и солдат в нем, и себя вместе с Хачатуровым.

– Смотри сюда, – сказал лейтенант. – «Плюс» и «минус» – увеличение и уменьшение изображения. Вот так… А здесь переключатель камер. Смотри… – Он переключил сначала в инфракрасный режим, потом в тепловизионный. – К такому изображению привыкнуть не сложно. С трех раз начнешь понимать, что, кто и где находится. Но обе эти камеры предназначены для темного времени суток. Преимущественно.

– Уже начал привыкать. У нас прицелы точно так же переключаются, только внешними кнопками, а не сенсорными, и точно так же показывают в разных режимах.

Непривычный к инфракрасным и тепловизионным прицелам человек, впервые взглянув на такое изображение, мало что поймет. В инфракрасном еще более-менее ясно. А вот тепловизионный режим дает более расплывчатое изображение, и следует уметь им пользоваться. Чувствительная матрица тепловизора улавливает все тепло, излучаемое биологически активными объектами. Улавливает даже облако тепла, выходящее из головы человека, что спрятался за камень. Снайпер должен уметь различать по плотности, где сам человек находится, а где облако его тепла. У новичков из-за этого могут быть промахи. А что касается добавленного Хачатуровым слова «преимущественно», то я, может быть, лучше самого лейтенанта знаю, почему оно прозвучало. Тепловизионная камера, как и тепловизионный прицел, помогает днем отыскать человека в кустах, в лесу или где-то еще, где он спрячется. Даже если в нору залезет, он не сможет там долго не дышать. А если будет дышать, облако теплого дыхания все равно будет на поверхности проявляться, и тепловизор его покажет.

Лейтенант Хачатуров сначала вернулся на изображение с обычной камеры, потом, словно что-то вспомнив, снова попробовал инфракрасный и тепловизионный режимы и проговорил:

– Не понимаю. Если бы это было только в каком-то одном из режимов, я подумал бы, что матрица на камере подсела…

– Ты о чем? – не понял я.

– Посмотри на свой окоп…

Я понял суть недоумения лейтенанта и довольно усмехнулся:

– Ты думаешь, вы одни с инновациями связаны? А мы мимо бегом пробегаем?

При переходе в инфракрасный и тепловизионный режимы изображение бойцов моего взвода почти пропадало. И даже меня рядом с лейтенантом не было, только в воздухе перед ним самим висело что-то и активно светилось. Это был монитор «планшетника», который прикрывал мне руки. А там, где располагались солдаты, вместо живых людей время от времени мелькали отдельные блики каких-то призраков, но быстро пропадали. Я заметил это еще тогда, когда «беспилотник» только взлетал. Рядом с пополнением стояли бойцы моего взвода. И когда Хачатуров включал разные камеры, они пропадали с монитора, как и солдаты в окопе. И только опытные люди, знающие такие свойства экипировки «Ратник», могут «вычислить» в прицеле человеческое тело. Так, например, ночью вычисляли тело Соколянского бойцы группы ликвидаторов.

– Какие инновации? – не понял лейтенант.

– Костюм от «Ратника» и каска поглощают исходящую тепловую энергию и не дают нам светиться ни в камерах «беспилотников», ни в прицелах снайперов. Хорошая, надо сказать, задумка.

– Хорошая задумка, – согласился лейтенант Хачатуров. – Надо бы и нам облачиться.

– Есть во что?

– Получили в пластиковых пакетах перед вылетом. Но никто даже примерить не успел.

– Соколянский! – позвал я в микрофон.

– Я, товарищ старший лейтенант!

– Передай распоряжение лейтенанта Хачатурова. «Беспилотник» посадить. Всей группе переодеться в комплект привезенного с собой нового обмундирования. И принеси Хачатурову его комплект, он в окопе переоденется. Валерий Вазгенович, – повернулся я к лейтенанту, – твой пакет с обмундированием помечен как-то?

– Фломастером подписан. По фамилии.

– Его пакет фломастером подписан, – повторил я старшему сержанту. – Хачатуров.

– Сейчас принесу, – пообещал Сережа…



Конечно, до достижения норматива спецназа ГРУ по подъему и сбору группе технической поддержки было далеко. Тем более, обмундирование было для солдат новым, незнакомым, и моим солдатам пришлось на ходу объяснять пополнению различные функции экипировки. Но вот с коммуникатором «Стрелец» новые бойцы разобрались быстро, сказалась общая подготовленность в наукоемких технологиях. Таким образом, лейтенант Неумыволнов, заменяющий рядом с ящиками лейтенанта Хачатурова, вскоре доложил:

– Товарищ старший лейтенант, мы готовы выступить в марш.

– Груз распределили?

– Так точно.

– Что там у вас горит? – Из окопа я увидел струйку дыма, которую ветер уносил в сторону ущелья. Причем огонь разгорался, и струйка стала быстро превращаться в струю, обещающую вырасти до мощного столба.