Год и один день

– Хоуп случайно не про это рассказывала? – спросила она, когда они подошли поближе. Софи опустила глаза и увидела, что ладонь Меган покоится на маленьком золотом крестике с двумя перекладинами и звездами на концах. В бледном сумеречном свете он почти не блестел.

– Да, наверное, про это, – ответил Олли, а Софи просто молча кивнула.

Меган сняла перчатку и по очереди погладила каждую из пяти звезд.

– Что загадаешь? – спросил Олли. В его голосе явственно слышалась надежда.

Меган помолчала, а потом закрыла глаза, беззвучно шевеля губами. Ее рука по-прежнему лежала на кресте.

– Ну вот, готово. – Она открыла глаза и улыбнулась.

– Давай, колись уже! – упорствовал Олли. – Не томи.

– Что ты, я не могу рассказать! – ужаснулась Меган. – Тогда ничего не сбудется – это всем известно.

Оба вопросительно поглядели на Софи, но ответить та не смогла. Ноги вдруг стали ватными, и она осела на мостовую как сухой лист.

– Господи! – Олли в последний момент поймал ее и усадил на землю, а Меган тут же опустилась на колени рядом с ними.

– По-моему, тебе нужен врач, – сказала она. На ее лице читалась тревога. – В отеле наверняка знают, как его вызвать.

Софи вяло помотала головой.

– Нет. Все нормально.

– Идем.

Не обращая внимания на ее протесты, Олли поставил ее на ноги, отдал рюкзак Меган, а сам присел на корточки и велел Софи забираться ему на спину.

– Давай, донесу тебя до отеля. Так будет разумней всего. Поспишь немного, а если вечером не полегчает – поможем тебе найти врача. Договорились?

Софи поняла, что ее мнения на самом деле никто не спрашивает, и послушно забралась на спину Олли. Когда тот попытался перехватить ее поудобнее, живот Софи возмущенно застонал.

– Я, пожалуй, останусь здесь и сделаю еще пару кадров, – сказала Меган, легонько погладив Софи по спине. – Встретимся в баре «Дон Пистос» через полчасика, да?

Олли согласился, выпростал одну руку и на прощанье стиснул ее ладонь. Софи понимала, что народ оборачивается на нее посмотреть, но ей было все равно. Приятно, оказывается, когда тебя защищает от мира такой большой человек. Хотелось рассыпаться в благодарностях перед Олли, рассказать, как ей хорошо и спокойно рядом с ним, но тошнота была такая сильная, что она не осмелилась даже открыть рот.

Пока Олли шагал по Карлову мосту, сцепив впереди ладони, чтобы ее ноги не соскальзывали вниз, Софи думала, что больше всего на свете ей сейчас хочется закрыть глаза и уснуть как дитя. А потом проснуться и встретить новый день. День, когда к ней вернется Робин.





31




Меган проводила Олли и Софи взглядом, а затем вновь переключила внимание на парящую стаю чаек у себя над головой. Настроив выдержку, она сделала серию снимков в авто-режиме, но потом переключилась обратно на ручной. Ей хотелось передать яростное биение крыльев, эту толкотню в воздухе. Впервые в жизни на пожалела, что не может запечатлеть еще и звук, все эти птичьи крики, вопли и визги тех, кто снизу подбрасывал в воздух семечки и хлеб.

Делая снимки, Меган думала о Софи. Почему-то ей было тревожно за эту девочку, такую хрупкую – точно крошечный бумажный журавлик… Меган очень гордилась, что Олли решил погеройствовать. Однако глядя, как миниатюрные ручки и ножки Софи обхватывают его тело, она испытала и легкий укол ревности.

Она вспомнила вопрос, который Олли задал ей в зеркальном лабиринте: как бы она отреагировала, если бы у него появилась девушка. Удивительное совпадение – всего несколько дней назад мама спрашивала ее ровно о том же. С тех пор как Меган их познакомила, мама не оставляла попыток свести ее с Олли. Сообразив, что простыми намеками делу не поможешь, она начала в буквальном смысле этого слова умолять. А когда и это не ослабило возведенную Меган стену, мама прибегла к коварным вопросам и замечаниям вроде вышеупомянутого, полагая, что ее дочь каким-то образом дожила до тридцати лет без умения распознать явную попытку психологической манипуляции.

Тогда мысль о том, что Олли начнет встречаться с кем-то еще, показалась совершенно бредовой, однако выбросить ее из головы не получилось. Неужели Меган из тех девиц, которые и сами не хотят быть с мужчиной, и другим его не дают?

Хуже не придумаешь. Меган презрительно наморщила нос. Ревность – уже сама по себе плохая черта, а когда к ревности добавляется еще и эгоизм, это вообще за гранью. Но куда деваться? Меган действительно не хотела, чтобы Олли достался кому-то другому, однако рано или поздно это должно случиться. Он прекрасный человек, и ни одна мало-мальски нормальная женщина мимо него не пройдет.

У Меган больше не было сил игнорировать свои странные ощущения, этот зуд внутри, когда Олли поглаживал ее руку, и неуемное, жгучее желание поцеловать его в губы. Она отдавала себе отчет, что выходит на очень опасную территорию, однако похоть понемногу одерживала победу над ее разумом. Еще пара стаканчиков чего-нибудь горячительного – и титул чемпиона достанется ей.

Она прошла под взмывающей к небу готической аркой Староместской мостовой башни. Слякоть на тротуарах подмерзла и приятно хрустела под сапогами. Подойдя к светофору, Меган нажала кнопку и стала смотреть, как на дисплее идет обратный отсчет от тринадцати до нуля. Какофония щелчков возвестила о том, что теперь можно безопасно перейти дорогу. А дороги в Праге были красивые, с отполированными трамвайными рельсами посередине, ловившими свет всякий раз, когда солнце выглядывало из-за домов и скульптур.

Один лондонский экскурсовод дал ей хороший совет: изучая новый город, почаще смотри наверх. Даже унылая и современная Оксфорд-стрит может заиграть новыми красками, если поднять глаза от витрин и обратить внимание на потрясающую архитектуру зданий. Меган любила разглядывать старинные фотографии Лондона – той поры, когда сетевые магазины еще не заполонили улицы дрянным слепящим светом и мишурой броских вывесок. Больше всего ей нравились снимки, на которых у входа в маленькие лавочки, продуктовые или рыбные, выстраивались хозяева и сотрудники со всеми семьями. Дети с обветренными щеками и блестящими глазками, изнуренная мамаша с младенцем на бедре и плетеной корзинкой в свободной руке, улыбчивый отец семейства с трубкой во рту, в штанах на широких кожаных подтяжках и кепке, лихо заломленной на затылке. У каждого из этих персонажей была своя история, и Меган могла часами рассматривать лица людей, гадая, как они жили.

Она шла в задумчивости, почти не глядя на дорогу. Вдруг она поняла, что пропустила нужный поворот на улицу, которая вывела бы ее обратно в Старый город, и направляется теперь на восток в сторону Вацлавской площади. Что ж, ладно, лучше сделать небольшой круг, чем идти назад, решила Меган. И к тому же приятно, что в кои-то веки ей ни с кем не нужно делить город. Можно хоть битый час разглядывать ярко-желтую листву дерева на фоне серого фасада дома. От этой вспышки цвета – эдакого природного фейерверка – сердце начинало быстрее биться в груди у Меган. Она вновь и вновь поднимала к глазам камеру, затем листала готовые снимки и качала головой: нет, все не то.

«Почему Олли вообще нравится на это смотреть? – думала она. – Ведь это ужасно бесит – наблюдать, как человек прыгает туда-сюда ради одного-единственного кадра. Поэтому Меган больше нравилось работать в одиночестве, когда никто не стоит над душой и не надо чувствовать себя виноватой.

Меган услышала веселые крики и, двинувшись на звук, вышла на небольшую открытую площадь. Толпа взбудораженных детей наблюдала, как высокий человек опускает в ведро длинную веревку, замирает с загадочным лицом, выдерживая паузу, – некоторые малыши уже скачут на месте от нетерпения, – а затем эффектно раскидывает руки в стороны и поворачивается на месте, выпуская из образовавшейся петли огромный мыльный пузырь.

Поднимая камеру, Меган широко улыбнулась, и зубы сразу слегка онемели от морозного воздуха. Дети принялись размахивать руками, чтобы лопнуть пузырь, а артист уже выдувал второй, третий, потом сразу несколько… Меган подбиралась все ближе. Один отбившийся от стада пузырь лопнул прямо перед объективом. Дети забегали вокруг нее, и Меган засмеялась. Ребятня слеталась на пузыри почти так же яростно, как птицы на хлеб, и шума они при этом издавали не меньше, однако их восторг был заразителен. Жаль, Олли нет, он бы сейчас тоже порадовался… При этой мысли Меган спохватилась: еще не хватало на встречу опоздать!

Уйти от детей оказалось непросто, и, шагая по улице в противоположном направлении, она еще долго слышала их крики и смех.




Олли сидел за барной стойкой, неуклюже обхватив ногами деревянные ножки высокого табурета и разглядывая стоявшие перед ним две кружки чешского темного пива. Он не слышал, как вошла Меган, и она решила воспользоваться этой возможностью, чтобы немножко за ним понаблюдать. В жарко натопленном баре его мягкие каштановые волосы слегка наэлектризовались от меховой шапки, и несколько волосков пьяно покачивались в воздухе. Спортивные штаны были в пятнах и какие-то мокрые, а один рукав куртки вывернулся наизнанку, когда он ее снимал.

Почему-то эта крошечная деталь – вывернутый рукав – стала для нее последней каплей. Меган приняла решение. Она стремительно подошла к барной стойке, схватила Олли за руку и, как только он обернулся, поцеловала его в губы. Крепко, изо всех сил.

Через долю секунды, когда до Олли дошло, что происходит, он стал целовать ее в ответ, взволнованно и страстно: Меган даже пришлось схватиться за стойку, чтобы устоять на ногах. Стянув с нее шапку, он запустил пальцы в ее спутанные волосы и языком сперва исследовал изнутри ее верхнюю губу, затем переместился на пухлую нижнюю. Одной рукой Меган еще держала Олли за руку, а другой притянула его к себе и уперлась животом в твердый край табурета.

Вокруг играла музыка и болтали люди – целующаяся за стойкой парочка ничем им не помешала. Меган услышала собственный тихий стон, откинула голову, и губы Олли тотчас оказались на ее шее, за ухом, на щеках… Она поцеловала его в мочку уха. Закрыв глаза, она нащупала и стянула с него очки, чтобы прильнуть лицом еще ближе к его лицу. Оба задышали прерывисто, часто. Приникая к Олли всем телом, Меган чувствовала мощь его желания. Она тоже ощущала явственное биение между ног, настойчивую пульсацию, острую жажду, почти необходимость.

– Вернемся в отель? – жарко выдохнул Олли ей в ухо.

«Да!» – кричало ее тело, но сама Меган помотала головой.

– Не сейчас.

Олли кивнул и прижался лбом к ее лбу, дожидаясь, пока уймется сердце. Меган наклонилась и поцеловала его еще раз, но легонько, с улыбкой. Она ощутила жжение на лице от его щетины и вся задрожала от счастья. Олли немного отстранился и поцеловал ее в макушку, в веки, в брови… Потом замер и посмотрел на нее.

– Меган, я не… – начал было он и тут же осекся, увидев выражение ее лица.

– Давай не будем об этом говорить, хорошо? – тонким голосом взмолилась она. – Пожалуйста.

Олли слегка нахмурился, но промолчал, взял со стойки кружку пива и сделал несколько больших глотков.

Соблазн схватить его и вновь прижать к себе был велик, но Меган усилием воли опустила взгляд на пол и дождалась, пока сердце перестанет колотиться в груди. То была новая и неизведанная территория для них обоих, и Меган понятия не имела, что сейчас нужно говорить.

– Как там Софи? Как она себя чувствовала, когда ты ушел? – наконец спросила она, решительно меняя тему.

Меган уже скинула куртку и принялась разматывать шарф, который только что пытался сдернуть с нее Олли. После поцелуя ей было жарко, она вся взмокла, а во рту пересохло. Сев на соседний табурет, Меган с благодарностью припала к кружке с прохладным пивом.

– Она показалась мне очень тихой. – Олли помедлил, а потом положил ладонь ей на бедро. – Купил ей бутылочку лучшей пражской колы в баре. Подумал, что сахар ей не помешает.

– И правильно сделал. – Меган улыбнулась и поставила одну ногу на перекладину табурета между его ног. Она все еще чувствовала следы его горячих поцелуев на шее и инстинктивно дотронулась до них рукой. Неужели это действительно произошло? Неужели она взяла и поцеловала Олли?

– Надеюсь, у нее все нормально, – продолжала Меган, прижимая колено к его ноге. – Я так испугалась, когда она упала на мосту.

– Думаешь, у нее расстройство пищевого поведения? Вроде анорексии? – спросил Олли. Он еще не успел надеть очки, и Меган принялась рассматривать его глаза. Она заглядывала в них уже миллион раз, но сегодня они были яркими, как никогда. В приглушенном свете бара они казались не карими, а почти черными. Их обрамляли густые короткие ресницы.

– Не знаю. – Меган нахмурилась. – Я сперва предположила, что Софи беременна, но она надо мной только посмеялась.

– А тебе не кажется странным, что она тут одна? – спросил Олли, заправляя прядку волос ей за ухо. Вообще-то ей следовало сходить в уборную и причесаться, но не хотелось. Если сейчас она уйдет и покинет Олли хотя бы на пару минут, этот чудесный теплый мирок, в котором они очутились, может и рухнуть.

– У них вроде как планы поменялись, – ответила Меган, поворачивая голову так, чтобы коснуться губами его руки. – Она должна была приехать сюда с женихом, но ему пришлось задержаться дома.

– Есть подозрение, что он вообще не появится. – Олли сказал это с очень обеспокоенным лицом, словно мысль пришла ему в голову впервые. – Как-то слишком долго его нет.

Меган едва поборола желание заключить его в крепкие объятия.

– Вы меня удивляете, мистер Моррис, – тихо сказала она. – Разве не вы любите говорить, что любовь все побеждает?

Она все смотрела на его губы и невольно мечтала о новом поцелуе.

– Раньше я действительно так считал. – Олли насмешливо приподнял одну бровь. – А теперь как-то боязно в это верить.

– Что ж, скоро мы все узнаем, верно? Софи говорила нам с Хоуп, что Робин прилетит завтра днем.

– Надеюсь, действительно прилетит, – сказал Олли. А потом слез с табурета и наконец ласково притянул Меган к себе. – Она такая славная девушка и заслуживает счастья.

Меган закрыла глаза и прильнула щекой к его груди. Как приятно чувствовать его тепло, слышать стук сердца под толстым джемпером – медленное, ритмичное, успокаивающее биение… Она обхватила Олли за талию и спрятала руки в задние карманы его джинсов. При высоком росте попа у него была упругая и круглая – приятно помять (что Меган тут же и сделала).

– Так-так! – прошептал Олли. – Если не прекратишь, придется мне и тебя тащить на закорках в отель.

– Сам виноват: нечего быть таким сексуальным!.. – прошептала она, впиваясь ногтями в его джинсы.

За все месяцы их дружбы Меган ни разу не делала Олли комплиментов, тем более таких. Он без конца говорил ей, какая она талантливая, как он восхищается ее творчеством, какое у нее отличное чувство юмора. А сегодня он сказал, что она красивая – и Меган ему даже поверила. Андре вообще никак не комментировал ее внешность, и чем больше времени она с ним проводила, тем чаще куталась в мешковатую одежду. Теперь же, глядя на себя в зеркало, Меган видела золотистые волосы, мамины яркие глаза, маленький носик и аккуратные губы. Не ужас, конечно, но и не бог весть что. А для Олли она самая лучшая. Меган никогда не нуждалась в мужском одобрении, ее самооценка не зависела от мнения посторонних. Но как это, оказывается, приятно – когда тобой восхищаются.

Поглаживая кончиками пальцев его поясницу, она слышала, как ускоряется его пульс. В последние месяцы они столько времени проводили вместе – ходили по воскресеньям в бары, играли в пив-понг на крыше дома в Брикстоне, поднимались на Парламентский холм и ели там мороженое, любуясь раскинувшейся перед ними столицей – и ни разу ничего не произошло. Олли не пытался взять ее за руку или погладить по щеке, как здесь, в Праге, да Меган этого и не хотелось. И то, как легко и быстро они перешли к близости, одновременно ее удивляло и восхищало. Никакой неловкости или смущения. Меган чувствовала, что поцелуй случился вовремя. Мало того – он был практически неизбежен.

Несмотря на восхитительное дрожащее тепло, разливавшееся по телу, где-то в закоулках ее сознания продолжало свербеть: что ты творишь, черт тебя подери?! Меган решила не обращать внимания на этот противный голосок. Она вынула руки из карманов Олли и обхватила ладонями его лицо. Когда он нагибался, чтобы вновь ее поцеловать, Меган успела заметить мелькнувшую в его глазах тень печали.





32