Горький водопад

Ви опускает окно со своей стороны и говорит:

– Привет, Олли. Тебя выпустили?

– Да, – отвечает он и смотрит мимо нее на меня. – Спасибо за это, девочка.

Затем одаряет меня ухмылкой, которую, кажется, считает очаровательной. Я едва не показываю ему средний палец, но вместо этого говорю:

– Всегда пожалуйста.

– До встречи! – кричит ему Ви, когда мама нажимает на газ и машина выкатывается за ворота. Помахав на прощанье рукой, хлопается обратно на сиденье и смотрит на мою маму. – Куда мы едем теперь?

– В Ноксвилл, – отвечает мама.

Я напрягаюсь.

– Но… как насчет Коннора? И Сэма? Разве мы не собираемся выручить их?

– Конечно, собираемся. Но мне нужно средство для этого, а значит, нужна Кэрол. Она – единственная, кто действительно знает, где находится их логово и с чем нам предстоит столкнуться, когда мы попадем туда.

– Но как ты собираешься…

– Ланни… – Мама протягивает руку поверх спинки сиденья и берет меня за руку. Пальцы у нее сильные, но холодные. – Просто верь мне. Я все сделаю.

Я вцепляюсь в ее руку. И пытаюсь поверить ей.





20. Коннор




Перед тем как Сэма утащили прочь, его ударили, и я знаю – Калеб сделал это для того, чтобы запугать меня. Это сработало бы, если б Сэм не посмотрел на меня так, будто велел мне быть сильным. Я не сильный. Я чувствую себя слабым. И пока смотрю, как его тащат к низкому бетонному зданию, похожему на тюрьму, ко мне приближается какой-то старик, одетый в белое.

Странно, но я чувствую его приближение, словно от него исходит жар. Как от солнца. Что-то в этом роде. Он вызывает у меня ощущение… безопасности. И я знаю, что не должен этому поддаваться, конечно же, не должен. Я помню это ощущение, потому что такое же чувство вызывал у меня голос отца – Мэлвина Ройяла, – когда я был маленьким. И еще потом, когда он говорил со мной по телефону.

Но все это время отец лгал мне; он собирался похитить меня и использовать меня для того, чтобы сделать больно маме… И все равно у меня возникало такое же чувство.

Чувство безопасности.

Наверное, у некоторых людей есть к этому талант. И я уже знаю, как опасно этому поверить, даже на секунду.

– Коннор, – говорит старик так, словно знает меня всю жизнь. – Я – патер Том. Я знаю, что ты испуган и встревожен, но у тебя нет на то причин. Мы очень рады, что ты здесь. Я намерен представить тебя пастве нашей церкви и показать тебе твое новое жилье. Ты здесь не узник. Ты – гость и, я надеюсь, наш друг.

Как ни глупо, но эти слова создают впечатление, будто никакого похищения и не было. Будто он пригласил меня сюда. Старик похлопывает меня по плечу. Он ведет себя так, словно я приехал сюда отдыхать на каникулах и меня не уволокли с ножом у горла, пока мама пыталась освободить меня. Словно Сэма не бросили в местную тюрьму.

Мне нужно стараться, чтобы помнить, как все было на самом деле. В присутствии этого старика реальность искажается. «Вот бы мне так уметь!» Потому что, если б я так умел, я стал бы выше, сильнее и не боялся бы никого. И освободил бы Сэма. И мы вернулись бы домой.

Патер Том, продолжая говорить, неспешно ведет меня к большому главному зданию. Оно похоже на церковь, но у него нет шпиля, креста или колокольни, а в окна вставлены обычные прозрачные стекла. Я не уверен, что мне следует идти с патером.

Может быть, я должен бежать? Драться? Но бежать здесь некуда. Ворота закрыты, их охраняют крепкие мужчины с оружием. Стена очень высокая, а поверху протянута колючая проволока. Мама учила меня высматривать такие вещи и думать, прежде чем что-то сделать. «Беги, если можешь. Жди, если приходится. Делай то, что нужно сделать, чтобы выжить». Она говорила это на тот случай, если кто-то нападет на нас из-за того, что сделал отец. Но сейчас это тоже пригодится.

Прямо сейчас самое лучшее, что я могу сделать, – это заставить патера Тома думать, будто я его слушаюсь. Это легко. Он все равно считает себя умнее всех. Если с ним просто соглашаться, он начнет мне верить.

Странно, насколько я спокоен. Помню, каким беспомощным и загнанным я чувствовал себя в классе, когда из динамиков гремели выстрелы, и все кричали, и я знал, что могу только прятаться. А сейчас я действительно пойман в ловушку, я беспомощен… но сейчас я могу думать и прикидывать. Что-то изменилось с того момента.

Я почти ничего не отвечаю патеру Тому, но он, похоже, не обращает на это внимания. Может быть, для него это нормально. Он ведет меня вверх по ступеням в здание, которое я решил называть церковью. Внутри посередине зала тянется узкая ковровая дорожка, а по обе стороны от нее стоят люди. Они выстроились ровными рядами, и через пару секунд я понимаю, что по левую сторону стоят только мужчины, а по правую – только женщины. Все женщины стоят, сложив перед собой ладони и склонив головы. Здесь есть и несколько детей, но они ведут себя так же тихо и серьезно, как взрослые. Даже самый маленький, которому не больше трех лет. Все поворачиваются, чтобы взглянуть на нас, и когда мы проходим по дорожке, мужчины произносят в один голос:

– Привет тебе, брат!

Сначала я думаю, что они обращаются к патеру Тому, но нет: они смотрят на меня, улыбаются, кивают. Женщины и дети ничего не говорят, они просто смотрят вниз, и я вдруг вспоминаю тех девушек в подвале в Вулфхантере. Они стояли точно так же: очень прямо, очень неподвижно, склонив головы и сложив ладони, словно для молитвы. Как куклы, ожидающие приказа.

От этого мне становится нехорошо.

Патер Том ведет меня через всю церковь – наверное, это и есть церковь – до другого конца помещения, к помосту высотой примерно в фут. Посреди помоста стоит большое кожаное кресло. Это выглядит странно. Я ожидал увидеть что-то вроде кафедры. Или алтаря, как в настоящей церкви. Но это больше напоминает… сцену.

Патер Том указывает на пустое место в переднем ряду, рядом с ковровой дорожкой, и говорит:

– Братья оставили тебе место. – Он ожидает, что я пойду туда, куда он указывает, я это понимаю. Не знаю, что будет, если я этого не сделаю, но хочу проверить. Я просто стою на дорожке, словно я слишком тупой, чтобы понять. Он по-прежнему дружелюбно смотрит на меня и говорит: – Коннор, почему бы тебе не занять твое место? Обещаю, это будет быстро.

Я ничего не отвечаю, просто иду туда, куда он показывает. Вижу, как в его улыбке что-то слегка меняется. Он думает, будто заполучил меня, потому что я сделал то, что он велел. Но я сделал это для того, чтобы посмотреть, что сделает он. И еще потому, что ничем не смогу помочь Сэму, если меня тоже где-нибудь запрут.


Патер Том поднимается на помост и усаживается в кожаное кресло. Когда он садится, все мужчины говорят:

– Да благословит тебя Бог, святой отец!

– И вас, братья мои, – отвечает Том. – Спасибо вам за то, что вы приняли в свое число юного брата Коннора. Он здесь лишь как гость, но я знаю, что он будет благодарен за ваше милосердие к чужаку. Я знаю, все вы гадаете о том, что случилось вчера вечером. Вы знаете, что мы отправились, дабы вернуть нашу сестру Кэрол, но знаете вы и то, как хитры демоны внешнего мира. Прошло долгих три года, но она все еще скрывается от нас вместе с нашим драгоценным чадом. Однако с Божьей помощью и благодаря неустанным молитвам наших святых мы найдем их, и очень скоро. – Он с улыбкой смотрит на меня, и мне кажется, будто я оказался в луче прожектора. – С Божьей помощью и с помощью брата Коннора.

Я хочу крикнуть, что я здесь не для того, чтобы помогать ему, что меня похитили, но что-то заставляет меня промолчать. Ланни не стала бы молчать, она кричала бы и дралась, и может быть, это было бы правильно. Но я хочу узнать, что замышляет этот старик.

Наверное, это все из-за того дела, которое расследовала мама, – насчет пропавшего студента.

Она упоминала о девушке по имени Кэрол.

«Не говори ему ничего, мама!» Я знаю, что они используют меня, чтобы добраться до этой девушки. И это наверняка сработает, потому что, если у мамы и есть какое-то слабое место, то это я и Ланни. И еще Сэм, но он, наверное, согласился бы с тем, что нас это касается в большей степени. Меня притащили сюда, чтобы заставить маму выдать ту сбежавшую девушку.

– Братья и сестры, мы будем молиться об этом сегодня вечером, после окончания работ. Но сейчас я хочу поручить вашим заботам юного брата Коннора, дабы он чувствовал себя как дома и узрел наше истинное братство. Сегодня вечером у нас будет ужин, сестра Гармония. Настоящее пиршество, дабы отпраздновать его приход в Биттер-Фоллз.

Высокая белокурая женщина, стоящая в первом ряду по ту сторону прохода, поднимает голову и кивает, но ничего не говорит. Выглядит она ровесницей мамы, может быть, немного младше. Я полагаю, она должна будет готовить ужин или что-то вроде того. А в желудке у меня уже урчит. Я не знаю, как можно чувствовать голод в такой момент, но я чувствую – и ничего не могу с этим поделать. Может быть, я не должен ничего есть здесь. Кажется, в греческих мифах говорилось о том, что если что-нибудь съесть или выпить в загробном мире, то уже никогда не сможешь оттуда уйти?

Патер Том говорит еще какое-то время, но это сплошные цитаты из Библии и объяснения того, что они значат, и я не очень-то слушаю, хотя он объясняет совсем не то, чему меня учили в воскресной школе. У него глубокий спокойный голос, который то понижается, то повышается, словно патер поёт. Это заставляет расслабиться, и я погружаюсь во что-то вроде транса, слушая звучание этого голоса.

Потом он умолкает.

Я немного изумляюсь, осознав, что люди вокруг двигаются. Женщины и дети направляются прямо к двери, плотной вереницей, а мужчины стоят и чего-то ждут. Патер Том сидит в своем кресле и разговаривает с одним из мужчин, которые были вместе с нами в фургоне, – с тем, который сидел за рулем, а не с тем, кто ударил Сэма шокером. Я так сосредотачиваюсь на них, что оказываюсь застигнут врасплох, когда замечаю, что кто-то протягивает мне руку. Я моргаю и оборачиваюсь. Это один из тех людей, которые стояли рядом со мной.

– Рад, что ты здесь, брат Коннор, – говорит он и пожимает мне руку, потом хлопает меня по плечу, словно мы друзья. И прежде, чем я успеваю сказать, что я ему не друг и вообще не хочу быть здесь, его сменяет другой тип, пониже, который заявляет:

– Добро пожаловать, здесь ты в безопасности.

Все они подходят ко мне по очереди, широко улыбаясь и протягивая руки для рукопожатия.

– Бог да благословит тебя за то, что ты приехал к нам, – говорит один из них, как будто у меня был выбор. Я знаю, что это спектакль, что им приказано действовать так, чтобы я чувствовал себя гостем. Они словно просто принимают искаженную реальность патера Тома, не задавая вопросов. Обычно я понимаю, когда кто-то говорит мне что-то лишь для того, чтобы сказать, но все эти мужчины обращаются ко мне так, будто и вправду рады меня видеть.

– Я хочу уйти, – пытаюсь сказать я одному из них. Он просто улыбается, кивает, хлопает меня по плечу и отходит в сторону, уступая место следующему.

После десяти человек я начинаю сбиваться со счета. Все они говорят немного разное, но одно неизменно: они улыбаются мне. Они выглядят довольными. И все похлопывают меня по плечу.

Через некоторое время становится очень сложно не улыбнуться в ответ. Я не хочу улыбаться, но когда люди это делают, когда они так радостно смотрят на тебя… это странно. Какая-то часть тебя начинает говорить, что ты должен тоже проявлять радость.

Мне не нравится то, что мне хочется улыбаться.

Я замечаю, что одна из девочек – наверное, моя ровесница или около того, – бросает на меня быстрый взгляд, выходя из церкви со всеми остальными. Это симпатичная темноволосая девчонка, ниже меня ростом. Я смотрю на нее, пока очередной тип говорит мне, как они рады, что я здесь. Она идет в конце длинной вереницы женщин, тянущихся прочь из церкви. Поворачивается и смотрит на меня снова, и я думаю… я гадаю, не хочет ли она что-то мне сказать. Может быть, она может мне помочь. Может быть, я смогу найти настоящего друга, который поможет мне освободить Сэма…

Я почти слышу, как моя сестра дразнит меня: «Ты просто хочешь так думать, потому что она симпатичная».

Как только девочка оказывается за дверью, мужчины тоже начинают уходить, и к тому времени, как последний из них пожимает мне руку, я чувствую себя ужасно усталым от всех этих приветствий. Я не заметил, как ушел патер Том, но сейчас его кресло пусто. Я не знаю, куда идти, поэтому следую за мужчинами, покидающими здание.

Девочка, которую я заметил, стоит около крыльца и разговаривает с женщиной постарше. Она бросает на меня еще один взгляд и улыбается. Это совсем короткая улыбка, но у меня возникает ощущение, будто из мира вытянули весь воздух. У меня щелкает в ушах – или мне так кажется. Мне становится одновременно жарко и холодно, и я едва не оступаюсь.

Вот такая это улыбка.

– Привет? – Я произношу это вопросительно. Небрежно. Она отвечает:

– Привет тебе, брат Коннор. – И мне кажется, что никто никогда не выговаривал так мое имя. – Мы все рады, что ты с нами.

Она слегка приседает – как будто делает старомодный реверанс. Не протягивает мне руку, и я не знаю, что делать со своими, поэтому просто сую их в карманы и слегка киваю.

Старшая женщина уходит.

– Спасибо, – говорю я девочке. – Как тебя зовут?

– Ария, – говорит она. По-моему, я никогда раньше не встречал кого-либо с таким именем. Оно красивое.

– Ария… а фамилия?

Она лишь улыбается в ответ.

– Я с радостью покажу тебе здесь все. Могу я называть тебя Коннор?

– Э… конечно, – отвечаю я. – Я хотел бы поговорить со своим папой. С Сэмом.

Она не прекращает улыбаться.

– Конечно, я спрошу, можно ли это сделать. Но ведь он не твой настоящий отец, верно? – Мне это не нравится, и она, должно быть, видит это, потому что немедленно отступает, будто я собирался ее ударить. – Извини, это было грубо. Мне не следовало так говорить.

Теперь я чувствую себя виноватым за то, что напугал ее.