Город вторых душ
Часть 22 из 41 Информация о книге
А из темноты гоготали и харкали громче, уже не таясь. Слова, понял Северьян и прислушался. Точно, слова: дка! дка! дка! – носилось по залу, будто обладатель голоса владел еще и огромным шилом в невидимой заднице. – Вот тебе и Мяль, повидались, сукин ты сын, – пробормотал Северьян, устраиваясь в углу между стеной и камином. «Водка!» – отчетливо ухнуло в каминной трубе, и оттуда посыпалась сажа. Северьян покосился на холодный очаг, поерзал и выдал: – Ну, тогда аперол. Тебе на «л». – Лимоновка? – удивилась труба. – Абрикотин. – Северьян решил быть беспощадным. – Настойка? Наливка? Н-не знаю! – Засчитано, – сказал он и сунул в камин приоткрытую фляжку. – Абсент. Угощайся. – Тутовки бы, – затосковал голос, но Северьяну уже наскучило называть на «а». – Так не могу, – признался покойный. – Так все предлагают. Налей! – А если налью – уйдешь? – спросил он без особой надежды. – Не-а, – честно ответил Есми. – Я бы и рад, но куда мне? Да и неплохо тут. Вон какой домище. Мы с женой в парке свадьбу играли, у церкви фотографировались. И что-то как-то… – Приболел? – Думаешь, бухал по-черному, да? Фиг там. Работал как сволочь. Грузил, таскал, в службе перевозки, в общем. Потом грипп – не грипп, даже внимания не обратили, уже путевки в Сочи куплены, жена на чемоданах, а у меня шкафы-стулья… – Офигеть, – сказал Северьян. – А лет тебе сколько? – Тридцать. Почти ровесники… Вернувшись на первый этаж, Северьян заглянул в подсобку сторожа – там не могло не быть. И точно: целая упаковка пластиковых стаканчиков валялась прямо на вожделенной раскладушке, впрочем, спать уже расхотелось. С тарой наперевес он вернулся в каминный зал. Плеснул на дно из фляжки, аккуратно поставил стаканчик возле очага и отвернулся, чтобы не смущать вниманием своего мертвого визави. – Понимаешь, какое дело, – заговорил он после того, как из темноты послышалось вкусное «ах-х». – Меня позвали, чтобы я тебя изгнал. – Так ты скажи, что изгнал, – подобревшим голосом посоветовал очаг. – Только пусть оставляют здесь стопку… «ВОДКА!» – звучно вознеслось по трубе к небесам. – А если еще с хлебом ржаным да свеженьким… и паштетом из печени утиной смазать. Или бургер майонезный горяченький с ломтиком сыра чеддер. Так он называется? Чеддер?.. – Ну дела, – восхитился Северьян. – Первый раз вижу мертвеца, который радуется жизни. На самом деле, знаю я одно место. Гораздо лучше этого, поверь. Скажи мне только вот что, любезный. В обмен, так сказать, на услугу. Камин хранил терпеливое молчание. Северьян потер переносицу. Усталость навалилась стремительно – но не та, от которой можно избавиться, просто ничего не делая. Усталость безысходности, невыносимая тяжесть бытия. – Ты слышал что-нибудь о кудельке? – спросил он обреченно. Сейчас скажет то же, что и предыдущие – мол, плачет кто-то, где-то и почему-то. – Куделька? Пестрый черт? Смысл его слов дошел до Северьяна не сразу, а когда он понял, что вот оно – нечто новое, то вскочил на ноги и отважно сунул голову в камин. Если б мог, он залез бы туда целиком и выволок наглого выпивоху за ногу. – Почему ты это сказал? – гаркнул он в трубу. Ответом была очередная горстка сажи. Внизу снова хлопнула дверь. – Северьян! – крикнули там. – Северьян, это Владимир! Вы здесь? Судя по звуку шагов, Мяль спешил навстречу. Северьян успел только стряхнуть с волос сажу и обернуться к двери, заложив руки за спину, как он уже появился на пороге и воскликнул: «А я вас знаю!», чем поверг Северьяна в полное недоумение. Обитатель Кустов со странной фамилией оказался застенчивым с виду парнем в точно такой же, как у самого Северьяна, толстовке с капюшоном и синих джинсах. Только на голову ниже, сутулый и тощий. Протягивая руку для приветствия, Северьян смотрел на него сверху вниз. Он ни на секунду не забывал о том, что Есми, в его присутствии вполне осязаемый, все еще сидит в каминной трубе и что Мяля нужно уводить как можно дальше. Однако о том, что руку лучше было бы сейчас не подавать, он забыл, а о том, что хорошо бы еще и умыться – просто не знал. Мяль уставился на свою совершенно черную ладонь, перевел взгляд на лицо Северьяна, в темноте должно быть производившее впечатление свершившегося ритуала, далекого от христианского, и деликатно кашлянул. – Вам бы… – сказал он и протянул чистый носовой платок. Северьян посмотрел на него непонимающе, но послушно высморкался и за неимением лучшего спрятал платок в задний карман. Мяль только рукой махнул и уставился теперь уже на камин. Там все еще стоял пустой пластиковый стаканчик из-под абсента. Вид его отчего-то чрезвычайно развеселил Владимира. – Неужели приструнили нашего местного пьяницу? – воскликнул он так радостно и громко, что Северьян поморщился – в зале зазвенело эхо. – И правда экстрасенс! Как вам это удается? – Кровью и по́том, – отрезал он и сделал рукой приглашающий жест. – Нам лучше уйти. Здесь сейчас… небезопасно. Мяль угрозы не испугался, это было заметно по его довольной птичьей физиономии – тут и стандартная уловка с импотенцией не сработала бы, – но перечить не стал, двинулся к выходу, то и дело оглядываясь на сурового Северьяна. Впрочем, с каждой пройденной ступенью задор его испарялся, и на первом этаже рядом с Северьяном оказался просто усталый человек, который в поздний час приехал в заброшенную усадьбу, чтобы поговорить о пропавших детях. – Я рад, что вы со мной, – признался Мяль и снова протянул руку, но посмотрел на свою перепачканную сажей ладонь и украдкой вытер ее о штанину. Северьян же наконец поймал свое отражение в одном из витражных оконных стекол – вид у него и правда был устрашающий: смурной, чумазый, всклокоченный – как есть колдун. – Вы знаете, отец Северьян… – В кромешной тишине усадьбы каждое слово звучало будто бусина, брошенная на паркет: щелк, щелк, щелк. – Я не верю в мистику. Вообще не верю в мистику. Даже этот наш призрак… Я работаю тут волонтером, слежу за парком, – пояснил он взволнованно. Северьян тактично подавил смешок. – Даже этот наш призрак – Михалыч говорил, что он есть, а я не верил. Своими ушами слышал – и все равно не верил. Думал, можно же как-то объяснить… Ну… рационально. Но бывают ситуации… Понимаете, когда только к экстрасенсам и остается. Такие, как с этими пропажами детей. Потому что они необъяснимы. – Вы меня переоцениваете. – Нет, после того как вы мне написали, я читал отзывы, общался с людьми… Я даже не поверил, что вы сами меня ищете, а потом понял – это знак! Теперь все наконец-то сдвинется с мертвой точки! Северьян вспомнил свой «Инстаграм», позерские фотографии и посты, написанные за него Севером и Викой, и ему стало не по себе. – Вы меня переоцениваете, – повторил он, твердо вознамерившись вернуть парнишку с небес на грешную землю, даже если для этого придется целую чертову ночь освобождать его от иллюзий. – Все не так просто. Я уже пытался найти их – и не смог. – То есть… – Мяль посмотрел на него, и Северьян заметил, что глаза у него светлые-светлые. И беззащитные, как у человека с плохим зрением, когда он снимает очки. «Чтобы они не разбились, когда ему врежут прямо по лицу», – додумал он обреченно. – Вы хотите сказать, что дети уже не… Не… Северьян заставил себя разжать крепко стиснутые в кулак пальцы. – Дети мертвы. Я в этом уверен. Тихо, тихо, тихо, – забормотал он, на всякий случай подхватив покачнувшегося парня под руку. – Давайте-ка вон туда. В подсобке, где уже похрапывал, забыв всякий страх, пьяный сторож, он приземлил свою ношу на шаткий стул и сунул Владимиру под нос оставшееся на дне фляжки. – Я хочу найти того, кто их забрал, – заговорил он, пока тот глотал, а потом молча сидел с остановившимся взглядом. – Нет, я должен. Я пообещал это одному очень хорошему человеку. Вы правы, скорее всего, похититель один. Я знаю слово, которое с ним связано. Куделька. Вы что-нибудь слышали о кудельке? Владимир едва заметно пожал плечами. – А про пестрого черта? Теперь он поднял голову – с таким взглядом вскрывают вены или отталкивают табурет. Нужно было срочно дать ему что-то взамен отобранного, что-то, ради чего он снова будет возделывать свои клумбы и верить, что это хорошо и правильно. Северьян судорожно искал этот новый смысл, но не находил. Впервые в жизни он до черной сосущей пустоты внутри жалел о том, что он – не священник. – Ваше расследование продвинулось намного дальше моего, – скрипучим голосом произнес Владимир. – А говорите, переоцениваю… И снова уставился в пустоту. – Моя сестра, – все так же скрежещуще, словно в его горле застряла ржавая шестеренка, заговорил он спустя минутное молчание, – когда не валяется дома пьяная, ходит по улицам с коляской, катает куклу. Она кормит куклу, спит с ней, баюкает ее, поет колыбельные. Нам пришлось уехать из города, но это не помогло. Ею пугают детей. – Подождите! – в отчаянии выкрикнул Северьян. Покосился на спящего сторожа и сказал уже тише: – Ждите меня здесь, я сейчас вернусь. Только никуда, прошу вас, никуда! С этими словами он схватил со стола оставленный сторожем стакан, плеснул туда на полпальца недопитой им же водки и вылетел за дверь. Пришлось проявить чудеса бесшумности. По чистой случайности не угодив ни в одну из ловушек рассохшегося паркета, Северьян прокрался в голубой зал и водрузил стакан аккурат посередине одного из цветочных орнаментов на полу. Спрятался в густой тени уже знакомого угла между стеной и камином и замер в ожидании. Так вот ты какой, грузчик-трубочист… Длинная – ничего себе рост был у бедолаги, метра два, не меньше, – тощая тень выползла из смежной комнаты и басовым ключом нависла над стаканом. Северьян подобрался, мысленно прикинул расстояние между собой и чмокающим Есми в шагах и – выстрелил собой в его сторону. – Есть! – выкрикнул он, прежде чем повалил эту громадину и оба покатились по полу. Есми слабо верещал, но не сопротивлялся. Северьян, готовый к тому, что придется пару раз врезать ему для разговорчивости, повременил с дракой и просто держал длинного за шиворот, пока тот слабо пытался отползти и, кажется, не понимал, почему ему это не удается. – Пестрый черт, – прошипел Северьян, стискивая пальцы на ветхой ткани футболки. Ткань трещала. Она явно не предназначалась для того, чтобы войти в вечность. – От кого ты это услышал? Почему так сказал? – Я его видел, – всхлипнул Есми, и Северьян ослабил хватку. Тот вырвался и на четвереньках торопливо отполз к стене. – Полупуть не поможет, – тяжело дыша, сказал Северьян, хотя это и так было очевидно. – Куда ты – туда и я. Теперь я тебя знаю. – Чего ты вообще ко мне привязался? – взныл Есми, поджимая ноги. – Нормально спросить не мог? Обязательно на людей кидаться? – Извини, – произнес он безо всякого покаяния. – Так кого именно ты видел? – Не знаю, – начал было Есми, но наткнулся на недобрый Северьянов взгляд и исправился: – Черта этого. Там, в городе. Я работал, разгружали мебель. Спустился покурить, а там напротив – детская площадка. Девочка качалась на качелях, с ней женщина была, но она сидела на лавке под деревьями с другой какой-то, они пили пиво и не смотрели. А я посмотрел. Это вырос как будто из воздуха, девчонку руками обхватил – и все. Никого. Пустые качели качаются. – Он вытер лоб дрожащей рукой. – Потом ее искали, девчонку эту, листовки везде расклеивали. Снежана ее звали. Снежана Мяль. – Ты кому-нибудь об этом рассказывал? – Да вот еще, – передернулся Есми. – Все равно никто бы не поверил. Я н-не очень трезвый был. Сам потом подумал – наверное, показалось. Убежала она просто и потерялась. Люди ведь из воздуха не появляются. Невнятная внутренняя тревога сигнализировала о том, что он упустил нечто важное. Нелогичность какую-то. А с виду все довольно обычно… Северьян снова прокрутил в голове услышанное от Есми: покурить, девочка, качели, тетки с пивом… – Погоди. – Кончик хвоста нелогичности вильнул и был готов скрыться за углом, но в последний момент Северьян вцепился в него всей пятерней: – А почему ты ночью мебель-то разгружал? – Я и не говорил, что ночью, – в свою очередь запутался Есми. – Днем дело было, около трех. После обеда, а мы еще не жрамши, вот и курили через каждые десять минут. – Ладно, – сказал Северьян и устало потер глаза. – Как он выглядел? Этот твой пестрый черт? – Так и выглядел. Одежда на нем была дурацкая. Клоунская какая-то. Но не красная куртка и желтые штаны, а все вместе одновременно, такими квадратиками, как у… – Арлекина? – Да-да, кажется. Я ж поэтому и не сказал… Сам испугался… Только сейчас понял. Они там плачут. Все-все плачут, много их. Куделька, говорят, куделька. А чего за куделька – не знаю. Он, наверное… Имя его. Клоун Куделька. У них же всегда такие… как их там… псевдонимы. И сегодня… – Он говорил все тише и тише, Северьяну пришлось податься вперед, чтобы разобрать последние слова. – Сегодня их стало больше. Кто-то еще умер. – Спасибо, – пробормотал Северьян и собрался было уходить, но Есми застенчиво его окликнул. – Что?