Группа специального назначения

— Ой, вы кто? — У нее был приятный, слегка ломающийся голос. Она машинально отстранилась, прижала руки к груди.

— Все в порядке, — успокоил Максим. — Я Шелестов, по поручению Павла Егоровича. Я не то, что вы подумали. — Фраза вырвалась сама собой, но явно была непродуманной. — Инга Александровна знает меня. С ней все в порядке? А вы ее сестра?

— Да, я Лида… Лидия Александровна… — Женщина облегченно выдохнула. — Проходите, я не знаю, что делать. Инга очень плохо себя чувствует… Господи, да не разувайтесь вы, так проходите.

Кострова лежала в дальней спальне, закутанная в халат и укрытая пледом. По бледному лицу струился пот, ее знобило. Женщина постоянно сглатывала, тяжело дышала. На тумбочке стоял стакан с водой, лежали таблетки. Ее глаза блуждали, но она узнала вошедшего:

— Это вы, Максим Андреевич… Я сегодня правильно произнесла ваше имя? Не обращайте внимания, мне немного нездоровится…

— Что случилось, Лидия Александровна?

— Я не знаю… — женщина нервно шевелила пальцами. — У Инги с мужем беда… Даже две беды…

— Я знаю, — кивнул Максим.

— Мы вернулись из тюремной больницы. Инга не смогла попасть на свидание к Николаю… Когда вернулись, ей стало плохо, начался жар, она с трудом выговаривала слова. Потом ее рвало, страшно болела голова… Я пою ее таблетками — от температуры, от рвоты…

— Сразу видно, что вы не врач, — рассердился Максим.

— А вы медик? — Она смотрела на него ясными зелеными глазами.

— Нет. Но я учился… Есть лекарства от высокого давления?

— Я не знаю…

— Надо немедленно в больницу. Это приступ гипертонии. Инга — слабая и чувствительная женщина. Теряем время, Лидия Александровна, вы же не хотите, чтобы с ней случилось то же, что с ее мужем? Да подождите вы, не надо бежать к телефону. Я на машине. Где в этом городе самая лучшая больница?

— Я не знаю…

— Это в центре, на улице Пролетарской… — прошептала больная. — Первая городская больница. Там еще поликлиника, к которой прикреплены руководители…

— Все понял. Давайте живее, Лидия Александровна, помогите сестре одеться.

Они вели ее под руки — сначала по лестнице, потом в приемном покое. Медицинское учреждение оказалось неподалеку. Женщина качалась, с трудом переставляла ноги. В больнице отчаянно пахло хлоркой и лекарствами. Пришлось поругаться, совать под нос врачам серую книжицу горкомовского работника. Поручение самого Малютина Павла Егоровича! Немедленно обследовать эту женщину и принять все необходимые меры! Вы не понимаете, чем чреваты ваши нерасторопность и безразличие?! Медики зашевелились, увели женщину в отделение. Выбежал взволнованный доктор, представился невропатологом Зуевым, попросил подождать в коридоре.

Ждать пришлось довольно долго. Здесь было много людей — у всех свои напасти, больные родственники, знакомые. Проходили люди в медицинских халатах, нервно покрикивала грузная дама за стойкой регистратуры. Сестру Инги Александровны заметно трясло. Она сидела, сжавшись в комочек, волчонком посматривала по сторонам. Робко покосилась на спутника.

— Спасибо вам большое, Максим Андреевич, вы проявили такое участие, помогли… Мне стыдно, что пришлось отнять у вас столько времени. Вам, наверное, пора? Не ждите нас, я дальше сама справлюсь, у меня есть немного денег… Вы не знаете, в этом городе есть такси?

— Разве что парочка, — пошутил Максим. — Город, прямо скажем, не столичный, даже не областной. Здесь автобусы-то ходят редко, приходится брать с боем. Вы не волнуйтесь, Лидия Александровна, у меня пока есть время. — Он украдкой посмотрел на часы. — Несколько часов моя машина в вашем распоряжении.

— А потом?

— А потом она рискует превратиться в тыкву.

Женщина прыснула, посмотрела на него с неуместным интересом.

— Большое вам спасибо, Максим Андреевич. Очень страшно находиться здесь одной…

Доктор Зуев появился минут через сорок. Повертел головой, нашел, зашагал к ним.

— Все будет в порядке с вашей больной, — сообщил он окрыляющую новость, — резко поднялось давление, возможно, она перенесла стресс… но об этом не говорит, — доктор смутился. — Вы вовремя привезли ее сюда, состояние было критическим. Постарайтесь впредь не доводить женщину до такого состояния. Мы ввели ей необходимые лекарства, теперь ей нужен покой. Перевозить больную сейчас категорически нельзя. Пусть полежит денек-другой в палате, поколем, понаблюдаем, а там посмотрим, можно ли ей отправляться домой. Вам больше незачем здесь сидеть, всего доброго. Оставьте телефонный номер, по которому мы сможем вам позвонить.

Лидия облегченно выдохнула, бусинки пота блестели на лбу.

— Спасибо вам, доктор. А я могу ее завтра навестить?

— Конечно, приходите утром, вас проводят в палату.

Они блуждали по больничному двору как по замкнутому заколдованному кругу. От беседки к неработающему фонтану, от крыльца к воротам. Меньше всего хотелось садиться в машину и куда-то ехать. Что-то привлекало его в этой женщине. Она была застенчива, в чем-то наивна и чиста как ребенок. И в то же время наблюдательна, все запоминала. Было приятно находиться рядом с ней. От Лиды исходил приятный запах — он волновал. Не парфюм — что-то другое, возможно, запах ауры, если допустимо такое понятие.

Они гуляли, не обращая внимания на царящую вокруг суету, женское плечо касалось его плеча — она была всего лишь на несколько сантиметров ниже его. Лида успокоилась, уже не вздрагивала каждую минуту, стала чаще улыбаться, засмеялась, реагируя на его шутку.

Ноги все же вынесли их с больничной территории. Они прошли мимо его машины, направились по тенистому тротуару — мимо местного драматического театра, в котором давали в этом сезоне «Человека с ружьем» Погодина, «Врагов» Горького и что-то из еврейского фольклора.

— С вами недавно произошло что-то очень недоброе, правда? — проницательно заметила Лида. — У вас хорошее лицо, но оно очень усталое, видны следы пережитого потрясения. Вы словно что-то заново переосмысливали под влиянием этого события. Возможно, вы кого-то потеряли… Не отвечайте, если не хотите, я вижу, что вас не радует эта тема.

— Уезжал в длительную командировку на край света, — уклончиво отозвался Максим. — Это очень далеко, там трудные условия. Вы правы, Лидия Александровна, не люблю об этом вспоминать… Не хотите перекусить на свежем воздухе? Смотрите, здесь открытая терраса, официанты, и как-то очень привлекательно попахивает едой…

Лида засмеялась, взяла его под руку. Через несколько минут они сидели за столиком, примыкающим к театру. Так оно, собственно, и называлось: «Театральное кафе». Между столами с белоснежными скатертями сновали официанты, усердно изображая приветливые улыбки.

— Ой, здесь, наверное, очень дорого? — насторожилась Лида, присаживаясь на предложенный стул.

— Возможно, — улыбнулся Максим. — Но если учесть, что я не был в подобных заведениях очень давно, то получается почти даром. Что вы хотите заказать?


— Ничего не хочу. — Она мило улыбалась. — Нет, правда, Максим, совершенно нет аппетита. А мы можем просто так посидеть?

— Не уверен… — Он покосился на официанта, который настороженно застыл неподалеку. — Эй, товарищ, можно вас? Два салатика и бутылку ситро.

Шумели клены и платаны, за живой изгородью проезжали машины, сновали патрули и мирные граждане.

А здесь, на веранде, было уютно, он испытывал что-то непривычное, давно забытое. Одна только мысль беспокоила мозг: а имеет ли он право на такое поведение? Он — никто, у него отсутствует прошлое, впереди — туманное будущее, в котором нет места самым элементарным житейским вещам. Он подставляет хорошую женщину. Зачем все это? Другое дело: просто посидеть, проводить до дома и больше никогда не появляться, словно не было никогда этого дня, этого проклятого и такого уютного кафе…

— С вами что-то не так? — участливо спросила Лида. — Тень на лице. Еще минуту назад вы были другим.

— Да нет, про работу вспомнил. — Он отмахнулся. — Не обращайте внимания, время есть. Мне очень приятно, что мы… здесь.

Она застенчиво поедала салат. Он смотрел на нее, попивал золотистый напиток, отдающий мандарином и ванилью. Лида рассказывала о себе. Увы, не замужем — всмотрелась в его глаза, засмеялась. Почему «увы»? Случались пару раз романы, ничего серьезного, потом заболели старые родители, пришлось ухаживать, переселиться в их квартиру. Педагогический институт, работа с непоседливыми детьми, вечная беготня по аптекам. А Инга далеко, у нее своя жизнь. У отца в 1939-м случился тромб, у матери через год инфаркт, еще не отдышалась после их смерти. Инге хорошо: приехала на похороны, дала денег на памятник и оградку, погоревала и — обратно к мужу…

— Простите, я не то говорю. — Она стушевалась. — Но вы понимаете. Иногда до чертиков обидно. Но не сейчас, у Инги ведь такое несчастье…

— Прошу прощения, вы же Шелестов Максим? — прозвучало над ухом.

Вот только этого не хватало! Он повернул голову, исподлобья взглянул на говорившего. Плотный, лысоватый, в воинском френче без знаков различия. Несколько минут назад он сидел с дамой через столик — сидел спиной, и затылок ни о чем не говорил. Смутно знакомое лицо. Ну, конечно! Как же его звали? Он не помнил. В полку, где Максим командовал разведкой, был мелким штабным офицером, на Хасане пришлось в одном окопе сидеть, пережидая артналет японцев, а потом под пулями искали укрытие, чуть в плен не попали. Он неплохо проявил себя в том конфликте, даже благодарность от Блюхера получил. Помнится, после боя хорошо выпили, посидели, потом расстались и больше не виделись.

Тип стоял рядом, широко улыбался, а женщина за его спиной проявляла признаки нетерпения, морщила нос-пуговку.

— Я Артем Кочубей, не помнишь? — Улыбка растянулась от уха до уха. — Мы же в 1938-м с тобой, на озере Хасан, когда японцев били… Меня потом перевели, расстались как-то по-дур- ному…

— Вы обознались, товарищ. — Максим пожал плечами, добавив хрипотцы в голос. — Не за того приняли, как говорится. Никогда не был на озере Хасан, и в армии не служил. Бывает…

— Да ну, это же точно ты, — напирал Кочубей. — Максим Шелестов, я же узнал. Ты разведкой командовал, мы тогда в серьезную передрягу попали, еле выбрались… Только серый ты стал какой-то, голос вроде не похож…

— Артем, пойдем, — потянула его за рукав барышня, — ты ошибся, а мы опаздываем…

— Да подожди, — отмахнулся он. — Максим, ты что? Правда, что ли, не узнаешь?

— Товарищ, вы ошиблись, — с нажимом произнес Шелестов. — Я впервые вас вижу, никогда не был на Дальнем Востоке и уж тем более не командовал разведкой. Прошу меня простить.

Было крайне неловко. Именно об этом он предупреждал Платова — рано или поздно встретятся знакомые.

Мужчина начал сомневаться, сморщил лоб. Спутница тянула его за руку. Он пробормотал «извините, не думал, что ошибся», неуверенно отправился за ней, продолжая озираться.

Краска ударила в лицо. Максим приник к стакану с лимонадом, буквально выхлебал остатки. Лида внимательно смотрела на него.

— Вы уверены, что он ошибся? — спросила она осторожно.

— А то, — хмыкнул он. — Мне ли не знать.

— Но… — Она заколебалась. — Простите, конечно, но вы же и есть Максим Шелестов или нет?

— Однофамилец. — Он натужно засмеялся, потом сделал серьезное лицо. — Не обращайте внимания, Лида. Постарайтесь об этом забыть. Истина, как всегда, посередине. Товарищ ошибся, но и я не до конца был с ним искренен. Это особенности моей работы.

— В горкоме, — уточнила она.

— В горкоме, — согласился Максим. — Вы даже не представляете, как там все запутано и неоднозначно.

С большим усилием удалось свести дело к шутке. Он расплатился, они покинули кафе. Когда Максим подвез Лиду к дому, уже начинался вечер. Мутнело идущее на закат солнце. Машина остановилась у подъезда.

— Не надо, Максим, не провожайте меня до квартиры, — сказала Лида. — Я и так загрузила вас своими делами, вы из-за меня потеряли уйму времени.

— Мне было приятно, — признался Максим.

— А почему так мрачно? — Она мило улыбнулась, потом быстро коснулась его руки. — Мне тоже было приятно, товарищ Шелестов… или кто вы там. Как-то двойственно на душе. С одной стороны, у Инги все плохо, у ее мужа — тем более… С другой стороны, мы так хорошо провели время. Мне давно не было так хорошо… — Щеки девушки зарумянились, она испугалась, что сказала лишнее. — Как вы думаете, Николая освободят? Инга уверена, что он ни в чем не виноват, что его оклеветали…

— Будем надеяться на лучшее, — уклончиво отозвался Максим. — Вы надолго приехали?

— Пока не могу сказать. Все зависит от сестры. Если все сложится плохо, буду настаивать на ее переезде в Минск. Надеюсь, завтра или послезавтра ее выпишут…

— Если хотите, могу позвонить в больницу и привезти ее.

— Ой, правда? — обрадовалась женщина — Буду вам очень признательна, Максим. Ну, езжайте, не хочу вас больше задерживать. Переночую у Инги в квартире, теперь я за нее, приняла, так сказать, эстафету…

Она поколебалась, снова покраснела, чмокнула его в щеку и стала быстро выбираться из машины. Этот поцелуй был похож на выстрел. Полминуты он сидел оглушенный, гадая, что за напасть на него свалилась. Потом очнулся, жадно закурил, возвращаясь в реальность. Набегало что-то тревожное. Не мог он упустить что-то важное?

Максим включил передачу, покатил со двора…

А на даче Малютина его поджидал холодный душ! Алексей Тимашук распахнул ворота и сразу стал делать загадочные знаки. С крыльца скатился возбужденный Цветков. На веранде толпились ребята из его группы и тем же таинственным образом жестикулировали, мол, ты, командир, совсем перестал бояться! Во всяком случае, это не было похоже на очередную репрессию.