Группа специального назначения

— Хорошо, — кивнул Максим.

— Ладно, в следующий раз действуйте по-другому, когда захотите получить транспорт. Будем надеяться, что обойдется. У вас не больше суток, прежде чем версия с дезертирством поменяется… или обнаружатся тела. Договоримся сразу, я уйду, и вы про меня забудете. У вас есть план?

— Пока нет, Герман. Наблюдаем. Стоит рассмотреть возможность зайти со стороны реки. Для этого нужно ждать вечера.

— Да, вы правы, река — это слабое место, — согласился Герман. — Я не такой знаток, но кое-что подсмотреть удалось. Вайсман — не трус, он убежденный фанатик своего дела, человек, владеющий огромным объемом секретных данных. У него прекрасная память, завидные организаторские способности, связи в высоких кругах. Он человек, хорошо знакомый с Канарисом, главой военной разведки. Вайсман в этом городке чувствует себя в безопасности. Но охрана ему положена, и она работает. Вайсман только вчера прибыл из Германии, он отсутствовал в этом районе больше двух недель, и мы начали тревожиться. Но нет, все нормально, теперь он здесь, держит в руках все нити, управляет невидимыми процессами. Что касается вашего покорного слуги, то он способен лишь передавать и получать сведения, у меня нет физической возможности выкрасть Вайсмана и переправить к нашим. У меня другие задачи, надеюсь, что я выполню их до конца, — при этих словах у капитана побелели скулы.

Шелестов постеснялся спросить, кто он по национальности. Возможно, немец. «Национальный ценз» работал. Имелся негласный запрет принимать на те или иные должности людей определенных национальностей. Но исключения имели место. А если руководство мыслило нестандартно и доверяло человеку, то эти исключения становились правилом.

— Территорию охраняют несколько автоматчиков. Вайсман не хочет раздувать штат охраны, и это нам на руку. Ворота, часть периметра, обратная сторона. Река, вы правы, слабое место. Она называется Зброев. Не отличается шириной, но глубокая, с сильным течением, есть омуты. На севере Зброев граничит с территорией конторы Вайсмана. У него комната во втором здании, вы могли его видеть справа. Там спуск к реке, место для купания. Мужчина спортивный, когда я был у него вчера вечером, он купался и выглядел довольным. Дальний берег не контролируется. По левому берегу иногда курсирует часовой, но предпочитает в вечернее время не мозолить глаза хозяину. Такое попечение его раздражает.

— Вы вхожи к Вайсману, Герман?

— Да, я был у него вчера, был сегодня. Привожу сводки из штаба дивизии для него лично и его аналитиков. Это данные полевой разведки, отчеты радиогрупп, информация о немецких войсках и тому подобное, вплоть до прогнозов погоды. По крупному счету, ничего интересного. Только не спрашивайте, сколько нервов мне стоило получить эту должность… Вчера, заручившись уважительной причиной, я прибыл к нему вечером, в районе девяти. Ординарец попросил подождать, дескать, полковник изволил купаться, а потом сел ужинать. Я могу иногда нарушать правила, имею допуск к малой толике тайн…

— Но нам к нему не подойти…

— Минуточку, не спешите. Есть лазейка. Не уверен на сто процентов, но способ зайти с реки имеется. Вы обладаете хорошей физической формой, значит, справитесь. По легенде вы связисты?

— Да.

— Тогда держите документы. — Герман бросил на стол тонкую папку. — Я сегодня отдал ему не все, как чувствовал. Это отчеты связистов о проделанной работе за последние трое суток. План прокладки телефонных линий, перечень радиотехнического оборудования, которое вермахт намерен использовать в этом районе. Вы сошлетесь на майора Зильберта из разведки дивизии, объясните, что эти донесения должны были отдать вчера, но имела место проволочка, и вы их привезли сегодня. Уверен, вас пропустят. Вручите бумаги Вайсману, правильно отдадите фашистское приветствие и уйдете. А дальше рекомендую сделать следующее… У вас есть бумага и карандаш? Я набросаю план, как он мне видится, выскажу свои соображения, а вы — свои…

Ночь понемногу переходила в утро. Сон был беспокойным. Максим вскакивал в холодном поту, прислушивался к звукам с улицы. Форточка была открыта, он прекрасно слышал, как храпит на летней кухне пани Ядвига.

Образ советского разведчика не выходил из головы. Вылитый немец — со всеми повадками и манерами, и только в глазах — глубоко запрятанная грусть. Прощаясь с ним, Шелестов спросил: будет ли война? Тот ответил утвердительно, даже не задумываясь: будет, тяжелая, страшная, с колоссальным напряжением и огромными жертвами. Это даже не обсуждается. Будут поражения, провалы на всех фронтах, Красная армия покатится на восток, как снежный ком с горы. Но Гитлер изначально ошибается. Нельзя нападать на Россию. Вся прошлая история наглядно это демонстрирует. И тем, кто этого не помнит, в финале становится очень плохо…

В десять утра полковник Вайсман убыл на служебном «Опеле» в неизвестном направлении. Нервное ожидание продолжалось до полудня. Затем он вернулся. А еще через пятнадцать минут мужчина в форме обер-лейтенанта подошел к воротам со стороны центральной части поселка. Пришлось проделать солидный обходной маневр. Он помахивал папкой с документами, небрежно отдал честь идущему навстречу унтер-офицеру. В ворота прибывающие машины не въезжали, останавливались на улице. Обычная мера безопасности — незачем устраивать проходной двор.

Под кустами стояла единственная на этот час машина: темно-коричневый «Мерседес». Значит, посетители в резиденции были. Но посетитель не мог больше ходить вокруг да около.

— Хайль Гитлер! — приветствовал он часового. — Обер-лейтенант Манн, батальон связи 16-й моторизованной дивизии. Документы для полковника Вайсмана. Я могу пройти?

— Вы пешком, герр обер-лейтенант? — спросил солдат, изучив протянутое удостоверение.

— Мотоцикл сломался у водонапорной башни, — поморщился Максим. — Пока починят… Время не ждет, пешком вышло быстрее.

— Понятно. — Часовой смерил его оценивающим взглядом. — Проходите в калитку. Крыльцо напротив. Кабинет господина полковника — прямо по коридору, в самом конце.

— Спасибо. — Обер-лейтенант вошел внутрь.

В горле сухость, сам на взводе, но лицо спокойное, походка деловая. Справа, как и говорил Герман, густая стена декоративного винограда, тянется вдоль забора. Просвет сантиметров семьдесят между забором и кустами. Там можно протиснуться боком, а куда дальше? Напротив калитки — маленький двор, дальше крыльцо, часовой возле дома отсутствует, достаточно того, на улице. Во дворе вообще никого — по крайней мере, на обозримом пятачке! Но такое бывает не всегда. Все непредсказуемо. И это подтвердил мужчина в замусоленном пиджаке, неожиданно скатившийся с крыльца. Он бодро двигался к калитке, извлекая из кармана пачку сигарет. Максим пошел ему навстречу. Разминулись, покосившись друг на друга. «Связист» взбежал на крыльцо, потянул дверную ручку.

Не сказать, что в здании было пусто. За ближайшей дверью кто-то разговаривал. Стучала печатная машинка. Дежурный офицер поднял голову. Максим снова предъявил удостоверение, кратко назвал цель визита. Пришлось сдать оружие — порядок есть порядок. Дежурный кивнул на коридор — туда. Здесь отсутствовала строгая пропускная система — иначе и невозможно, когда идет работа с большим количеством людей.

В коридоре пахло табаком. За дверью попискивала рация, бубнили люди. Молодой мужчина в кителе, без головного убора, бегло просматривал бумаги, обжигая пальцы тлеющей сигаретой. Здесь было несколько дверей, ряд стульев. В конце коридора — главная дверь, туда и отправился посетитель.

— Подождите, я занят! — раздраженно среагировали на стук.

Максим вздохнул, пристроился на ближайшее сиденье, положил папку на колени. Он был спокоен как никогда. Невозможно постоянно находиться на взводе! Курильщик с бумагами удалился в свой кабинет, он даже не глянул на вновь прибывшего. Максим откинул голову, закрыл глаза. Ощущалась легкая тряска. Нет, он не спокоен, что ни говори…

Открылась дверь, из кабинета Вайсмана вышел мужчина в форме майора. Аудиенция закончилась, путь свободен. Майор был задумчив, туманный взгляд его скользнул по стенам, по стульям, зацепил на одном из них посетителя. Потом мужчина зашагал по коридору, проследовал мимо Шелестова, который поднялся, чтобы приветствовать старшего по званию. Тот отмахнулся — сидите.

Максим опустился обратно. Заледенел позвоночник, ком застрял в горле, сдавил дыхательные пути. Интуиция была на месте, но как же поздно, черт возьми! Он надеялся, что ничем не выдал своего волнения. Это был Отто Григ — несостоявшийся нарушитель границы, выданный немецкой стороне. И Максим при этом присутствовал! Пусть не явно, в качестве стороннего наблюдателя, но все равно присутствовал…

Сердце билось, как бешеное. Прав был Платов — никуда не лезть. Но знать бы, где упасть — целый стог соломы бы натаскал! Григ уходил по коридору, но как-то замедлялся, исполняясь безотчетного беспокойства. Он что-то подметил — неосознанно, поверхностно. Но это «что-то» зацепило его внимание, стало тревожить. Он остановился, медленно повернулся, устремил неясный взгляд на обер-лейтенанта. Мысли метались, как муравьи в раздавленном муравейнике. Что он видел? Вот отходит лодочка от причала, Григ сидит, развалившись, наслаждаясь злостью советских офицеров. Взгляд скользит туда-сюда. Катер в стороне от причала, рядом грязно-зеленый фаэтон, там курят двое, смотрят равнодушно…

Мог ли он запомнить лицо одного из них? Вряд ли, в этом не было необходимости. Но сигнал из тренированной памяти поступил, и от этого никуда не денешься. Максим не выдал волнения, рассеянно посмотрел на Грига. Тот тоже смотрел на визитера, и мрачные тени скользили по породистому челу. Вспомнит — не вспомнит? А если вспомнит, то это просто совпадение, просто похожее лицо…

Шелестов уже напрягся, чтобы повалить фашиста ударом кулака и броситься вон! И все, провал по всем фронтам! Максим зевнул, отвел взгляд, подтянул к себе папку. Григ словно вышел из ступора, мотнул головой, избавляясь от наваждения, повернулся и двинулся дальше. Пот побежал по спине. Григ исчез за поворотом. Шелестов прислонился затылком к стене. Сердце билось, как барабан полкового оркестра. Григ может вспомнить — память штука внезапная. Нужно быстро делать дело и исчезать…

— Входите, кто там? — прозвучало из кабинета.

Он вскочил. Нет, надо спокойнее. Замер на секунду, взявшись за дверную ручку, перевел дыхание.

— Разрешите, господин полковник?

— Да уж, сделайте одолжение.

Полковник Вайсман был не в самом хорошем расположении духа. Он сидел за столом, погрузившись в чтение многочисленных бумаг.

— Хайль Гитлер!

— Да, что у вас? — Он раздраженно глянул на посетителя. Кабинет не большой, зарешеченное окно, открытая форточка. Вид на дебри декоративного винограда. Сейчас его не выкрасть. Можно прикончить — бесшумно, насмерть, а потом спокойно удалиться, но такого задания группа не получала.


— Обер-лейтенант Манн, батальон связи 16-й моторизованной дивизии, — представился «связист», протягивая папку. — Документы от майора Зильберта, просили срочно передать.

— Неужели? — Полковник забрал папку, бегло перелистал. — Но это сводки за позавчерашнее число… Почему вчера не прислали? — Он смерил посетителя неприязненным взглядом.

— Не могу знать, господин полковник! Я всего лишь посыльный. Полагаю, вчера эти бумаги просто затерялись…

— Ладно, идите, обер-лейтенант, спасибо, — махнул рукой Вайсман. — И передайте своему руководству, чтобы впредь были оперативнее.

— Так точно, господин полковник! — Шелестов вскинул руку и поспешил убраться.

Начиналось самое важное. Сейчас не спрячешься — часовой его видел и запомнил. Еще этот Григ, пропади он пропадом…

Коридор был пуст, но он не стал лететь как на пожар, шел спокойно, усмиряя волнение. В маленьком холле скучал дежурный. Вошел представитель младшего офицерского состава, кивнул дежурному, удостоил Максима беглым взглядом. Какого черта они тут неустанно ходят? Дежурный вернул Максиму «вальтер», тот неспешно поместил его в кобуру.

В окне просматривалась часть двора. Там курил Отто Григ! Офицер прозябал в одиночестве, прохаживался у ворот, пинал камешки. Задумчивость обуяла «нарушителя границы». Максим мысленно выругался, сделал вид, что заела застежка кобуры, потом зашарил по карманам. Пачка сигарет оказалась, разумеется, в дальнем кармане. Дежурный безучастно за ним наблюдал. Григ, похоже, отчаялся мобилизовать память, выбросил окурок в урну у калитки, распахнул ее и убрался прочь!

Шелестов вышел через несколько секунд. Замешкался на крыльце, прикурил. Находиться здесь не возбранялось. Двор был пуст. За забором зарокотал двигатель «Мерседеса». Машина разворачивалась на тесном пятачке — он видел ее сквозь щели в заборе. «Мерседес» уехал, Максим спустился с крыльца, быстро пересек двор. Прав Герман: все зыбко. Имеется запасной план, но он еще хуже основного!

Он вышел из калитки. Часовой оглянулся. Максим кивнул ему.

В этот момент началось представление. Завелся мотоцикл, разразились возмущенные крики. Немного в отдалении унтер-офицер пытался развернуться на мотоцикле, не заметил фельдфебеля, идущего по дороге. В результате столкновение — к счастью, без жертв. Оба возмущались, махали руками. Пострадавший прыгал на одной ноге, грозил кулаком, собираясь двинуть мотоциклисту по физиономии. Тот орал: «Какого черта ты лезешь под колеса?!» — «Эй, солдат, ты же видел, как все случилось, иди сюда!» — морщась от боли, фельдфебель махал часовому.

Спектакль разыграли вовремя, ни одной души в округе. Часовой бросил раздраженный взгляд на калитку, побрел к месту «аварии», подтягивая свисающий карабин. Максим попятился обратно, бесшумно прикрыл калитку.

Шум снаружи усилился, вспыхнула перебранка — товарищи прилежно отвлекали внимание охраны. Бог был рядом: во дворе опять никого, дежурный в окно не высовывался. Максим протиснулся между забором и декоративным виноградом. Секунды отбивали в голове ровный ритм. Он сместился еще на два шага, прижался лицом к забору. Заноза вонзилась в палец. Разве это план? Но другого не проработали, да и не могло быть другого плана!

Щели в заборе узкие, много не разглядишь. Буторин продолжал скандалить и, похоже, сунул-таки Сосновскому в глаз. Часовой призывал прекратить этот скандал. Нашли время и место! Шум неожиданно прекратился, затарахтел мотоциклетный мотор, транспортное средство убралось. Стало тихо.

Поскрипывала щебенка. Часовой вернулся к забору, недоуменно озираясь. Он видел обер-лейтенанта, выходящего из калитки, но куда тот пропал? Так быстро ушел? Возможно. До ближайшего переулка тридцать метров. Часовой колебался — заморочили парня! На всякий случай приоткрыл калитку, осмотрел пустой двор, пожал плечами. Погляди он за лохмотья винограда — и все бы понял. Но до этого дело не дошло, солдат закрыл калитку и снова начал прохаживаться вдоль ворот.

Неужели получилось? Из дома тоже не засекли странных маневров. Несколько минут Максим стоял неподвижно. Теперь спешить было некуда. Как сказал бы верующий — все в руках Господа. Шелестов начал медленно смещаться вдоль забора, стараясь не касаться кустарника. Но виноград подступал к самой ограде, и это становилось реальным препятствием. Ветра нет, кусты трясутся…

Он медленно, шаг за шагом, уходил от калитки, добрался до угла огороженной территории. Здесь забор примыкал к стене сарая. Журчала речка на перекатах. Вот и малина, как же без нее?..

Майор пополз, цепляясь за колючие стебли, оборвал пару веток. Северный угол сарая соседствовал с берегом. По его кромке тянулась тропа. Она огибала, по-видимому, всю территорию, имела выход на улицу, на западную сторону участка. Нужен ли тут часовой, если перекрыть выходы на тропу? Разве что от посягательств с противоположного берега. Тот берег находился далековато, зарос ивняком. Река Зброев несла мутные воды на запад. Недалеко от стремнины бурлила воронка — явно опасное место…

И все же часовой здесь был. Максим различил шум шагов и съежился под кустами малины. Появилась каска, потом сутулая спина, перетянутая ремнями. Часовой уходил по тропе, косолапя как медведь.

Максим скатился к обрыву, рухнул вниз. До воды два метра. Грязь уже не волновала, немецкая форма свою задачу выполнила. Обрыв был завален комьями глины, из него, будто черви, вылезали обрывки сухих корневищ. На западе просматривалось пригодное для купания место, там имелись ступени, прорубленные в склоне.

Он переполз через комья, прижался к обрыву. На преодоление двадцати метров ушло полчаса. Крохотный пляж был рядом: пологий вход в воду, обрамленный травой, далее — дощатые мостки. Снова шаги, майор вжался в обрыв. Часовому пришлось бы сильно нагнуться, чтобы его заметить. Максим дождался, пока солдат уйдет, выполз на край обрыва.

Герман не ошибался. До хибары, стоящей у реки, было метров пятнадцать. Постройка так себе, но не ветхая, два окна, одна дверь, крохотное крыльцо. В доме имелись печка и электричество — судя по трубе дымохода и проводам с изоляторами. От крыльца к реке тянулась утоптанная тропинка. Значит, здесь ночует полковник, когда загружен делами и не хочет терять время на дальние переезды. Но будет ли он здесь сегодня ночью? Если нет, можно потерпеть, посидеть на берегу еще сутки…

Не было смысла здесь торчать. Раньше темноты ничего не случится. Он сполз с обрыва, припустил, пригнувшись, вдоль воды, к ранее замеченной расщелине. Втиснулся в нее, обложился комьями земли, принял позу, в которой не так затекают конечности…

Время тянулось. Шелестов чувствовал голод, терзался жаждой. Вода была рядом, но он терпел, не хотел вылезать. Вокруг гудели какие-то насекомые, забирались за воротник. К вечеру стало холодать, но он держался. За время пребывания в расщелине Максим усвоил одно: часовой по тропе проходит раз в полчаса, службу несет формально, может даже помочиться с обрыва.

День завершался, заходило солнце. Иногда он слышал отдаленный гул — по проселочным дорогам перемещалась военная техника. Иногда в районе построек шумели люди. Хлопала дверь. Пару раз он различил голос Вайсмана. Стало темно, взошла луна — над головой завис ее ущербный диск. Тянулись минуты, складывались в часы…

Шаги, кто-то открыл дверь, потом запер ее изнутри на задвижку. Проплелся часовой. Максим машинально посмотрел на часы — начало одиннадцатого. Рассеянный лунный свет озарял циферблат. Полчаса в запасе. Можно делать все, что нужно. Почему Вайсман не идет купаться? Безобразие! Все надо делать именно сейчас — только так они успеют к своим до рассвета!

Он тихо вылез из расщелины, стал переползать к вырубленной в грунте лестнице. Выполз на обрыв, застыл. В доме за шторой горел тусклый свет. Максим пробежал пятнадцать метров, скорчился под крыльцом. Потом перебрался к фундаменту, потянулся к окну. Шторы прилегали не плотно. В мутном свете просматривались беленые стены, край стола, настольная лампа. Невнятный силуэт склонился над бумагами, перелистывал их.

Максим скрипнул зубами: у полковника точно не все дома. Он что, не имеет права на отдых? А ну, марш на речку! По крайней мере, это точно был полковник, и он точно был один.

Вот он поднялся, Максим насторожился. Но ничего не случилось, звякнула чашка, полковник наливал чай. Шелестов в нетерпении поглядывал на часы. Пять минут прошло с последнего появления часового, уже шесть… Постучать? Разве не откроет? А дальше по обстоятельствам, вернее, по черепу, потом тащить на речку и устраивать принудительное купание…

Он бы так и сделал. Уже изготовился, но в этот момент полковник опять поднялся. Заскрипели половицы. Максим попятился, дыхание перехватило. Скорчился под крыльцом, укрывшись куском гниющего брезента — больше нечем.

Отворилась дверь, прогнулись половицы. Полковник чиркнул зажигалкой, потом с наслаждением затянулся. Шумно выдохнул, крякнул. Идти на реку он не собирался, торчал на крыльце, создавая советскому лазутчику лишние сложности. Вот если бы Вайсман спустился…

Бог услышал молитву: что-то потащило полковника вниз. Он сошел со ступеней, стал прохаживаться возле дома, усердно дымя. Пока он смотрел только под ноги.

Максим отогнул край брезента. Полковник был в расстегнутом кителе, без ремня. Он повернул голову и взглянул на крыльцо…

Максим совершил прыжок, удививший его самого, и толкнул полковника плечом! Тот ахнул, дыхание перехватило от удара о землю, а ведь мог и заорать во всю глотку! Максим, оседлав его, нанес несколько ударов в челюсть. Полковник хрипел, закатывал глаза. Пришлось придушить — тот подавился, потерял сознание. Надолго ли?

Двенадцать минут прошло, встреча с часовым в планы майора не входила! Он схватил полковника за ворот и поволок по тропе вниз. Неудача — тот чуть не выскочил из кителя. Пришлось хватать под мышки, напрягаться, как бурлак на Волге. Туша была увесистая, задача становилась практически невыполнимой…

Он доволок полковника до берега, стащил со ступеней. Тот уже приходил в себя, мычал. Увесистая оплеуха опять погрузила Вайсмана в беспамятство. Максим стащил с него сапоги, снял китель, вытряхнул из форменных штанов. Семь потов сошло. Остались майка, трусы и носки. Купаться можно и в майке — особенно если хочешь ее постирать.

Все снятое майор аккуратно уложил стопкой на мостках. Сверху пристроил носки, рядом — сапоги. Немец, как явный приверженец порядка, не станет бросать вещи как попало. Он дотащил полковника до воды, потом вернулся к лестнице, стал затирать следы. Глина каменистая, хорошо утрамбована, пусть ищут…