Холодное блюдо
Часть 18 из 25 Информация о книге
Рраз! Мячик ударился в грудь ребенку и упал на пол. Конор стал удивленно водить головой – мол, куда тот делся? Почему убежал? Тогда лекарь повторил эксперимент, вытащив закатившийся под лавку мяч. Рраз! Снова безуспешно! Не желал Конор ловить мяч, даже попытки такой не делал! Лекарь еще трижды кидал мяч, но ребенок так и не сделал ни малейшей попытки поймать летающий предмет. И тогда Ангус стал думать, как заставить негодника сделать то, что хочет его учитель. И в голову пришла гениальная мысль! Ангус прошел к шкафу, где хранились иголки и нитки, нашел моток грубой, крашенной в коричневый цвет суровой нити, оторвал от нее кусок и, перемотав мячик, сделал из него подобие игрушки, которой горожане любят дразнить котят. Подошел к колыбели и стал раскачивать мячик перед лицом младенца, каждый раз ударяя его по лицу, по носу, то есть фактически изображая здоровенную назойливую муху. Вначале Конора это забавляло – он хихикнул, улыбнулся во весь свой беззубый рот, а когда нападения «мухи» стали все назойливее и назойливее, схватил шарик и потащил его в рот, видимо, считая (и не без основания), что лучший способ прекратить налеты мерзкой твари – это попросту ее съесть. Ангус не успел отдернуть мячик, и ему пришлось выдирать его из на удивление крепких пальцев будущего великого мага, чем вызвал его явное и крайнее неудовольствие. Выразилось это в том, что Конор нахмурился, загукал раздраженно, обвиняюще, выдав что-то вроде: «Ау-уи-и?! Да-да-да! Брр…» Последнее очень походило на звук исторгаемого из организма кишечного газа, весело покидающего место своего обитания, и Ангус криво ухмыльнулся – этого просто не могло быть! Случайность! Лекарь снова приступил к запусканию «мухи». В этот раз он был наготове, и, когда Конор выбросил свою ловкую ручонку вперед, чтобы захватить и покарать противную «муху», – отдернул мячик в сторону, едва-едва успев это сделать! Он, великолепный фехтовальщик, славившийся своей мгновенной реакцией, едва успел, ожидая этого действия! А когда проделал то же самое еще раз – не успел! И снова мячик начал свой путь в разверстую розовую пещерку, кладбище мух и тараканов. Ангус вдруг с отвращением подумал о том, что младенец скорее всего проделывает такую штуку с мухами, и не только с мухами, не впервые! И ведь спокойно оставляли его сидеть на травке! Думая, что он просто дышит воздухом, греется на солнышке, полезном любому человеку! А этот маленький пакостник в то время ловил и жрал всяких там насекомых и пауков! Интересно, сколько стрекоз он слопал во время своих прогулок, сколько жуков закончили свой путь, растворившись в полупереваренной каше этого мелкого монстра?! Даже представить страшно! И самое главное – почему ребенок не заболел? Желудок младенцев и молоко-то не всегда переваривает, а этот жрал всякую пакость и только здоровел! Скормить ему жуков? Стрекоз? Дождевых червей? Ну… для исследования. Тьфу! Даже мысль об этом совершенно отвратительна! Да, эксперимент был бы интересен, но… есть же пределы! И к тому же: а если его предположение – ошибка, а если ребенок после такой «диеты» заболеет, а то и умрет? Ангус вдруг поймал себя на мысли, что этот мелкий пожиратель мух ему совсем не безразличен. И если с ним что-то случится… в общем, это будет тяжело. Переживать будет Ангус. Не меньше, чем переживал после смерти своих родителей, хотя на самом деле ребенок всего лишь его раб. Да, самый настоящий раб. А кто же еще? Впрочем, не больший раб, чем коты и собаки, живущие рядом с человеком. И тех тоже любят, и по ним тоже плачут, когда эти друзья человека уходят в загробный мир. Нет, так нельзя. Проверить можно будет по-другому. Надо просто наварить мяса, это мясо истолочь в кашицу и дать кашицу младенцу! Обычный младенец от такой пищи скорее всего обделается – она для него слишком тяжелая, желудок ребенка не привык есть подобную пищу. Это можно будет сразу поправить – на то Ангус и лекарь-маг. А вот если желудок Конора изменился, тогда для него не возникнет никаких последствий мясной диеты. И тогда предположения Ангуса будут верны. Сказано – сделано. Отправился на кухню, вытащил из котла кусок мяса, отрезал от него небольшой кусочек. Острым ножом измельчил его, потом раздавил, расплющил, перетер обычной скалкой, которой Леван раскатывал тесто для лепешек, собрал получившуюся липкую кашу и бросил ее в глиняную кружку. Зачерпнул из котла густого бульона, уже остывшего после варки, налил в мясо. Размешал, создав что-то вроде мутного травяного отвара. Попробовал – вполне приемлемо, есть в бульоне немного соли, но вполовину меньше, чем нужно, на вкус Ангуса. Ведь не надо пока что младенцу есть слишком соленые блюда. Подошел к так и стоявшему у решетки Конору, левой рукой взял его за шейку, правой поднес кружку ему ко рту. Спохватился – выругался, убрал кружку от розового ротика возмущенного обманом мальчишки, поставил кружку на стол, пошел в кухню за ложкой. Вот что значит редко кормить ребенка – совсем забыл, как это делается! Решил, что тот сможет пить из кружки! Вот же болван… нет, не младенец – он, Ангус, Великий Лекарь! Помешал в кружке, подняв со дна густую взвесь, осторожно зачерпнув, поднес деревянную ложку ко рту младенца, залил в рот, придерживая головку ребенка. Тот с видимым удовольствием всосал содержимое ложки и радостно заприседал на месте – понравилось, точно! Скормив младенцу содержимое кружки, остановился – хватит пока! И так уже слишком много – если у парнишки возникнет «мясное отравление», как у всех младенцев, слишком рано перешедших на питание мясом, нужно будет еще успеть вытащить парня из Загробного мира, пока душа этого прыгуна не устроилась там до следующего перерождения. То есть навсегда. Нет, Ангус не верил в сказки про перерождение. Умер – значит, умер. Всю дорогу до города они молчали. Не потому, что не любили друг друга – это слово вообще не было принято в Братстве. Как и «дружба». Если завтра Белый Веер прикажет тому же Левану убить Хесса – Леван сделает это, не задумываясь ни на секунду. Это правильно, это согласно Уставу Братства. Нет важнее воли Братства, и Старший Брат – выразитель ее. Потому многие Братья – большинство, почти все – не заводят семьи. Если он сам попадет в немилость к Братству – уничтожат не только его, но и всю родню. Жену, детей – всех. Почему? Да потому, что они будут мстить. Впрочем, такое бывало очень редко. Убийство Братьев, а тем более их родни. Из Братства не уходят, да и незачем – Братья не испытывают нужду практически ни в чем; еда, одежда, крыша над головой – на все это денег хватает с лихвой. В том числе и на секс, а публичных домов всюду полно. Плати и получай все, что хочешь. Городских преступников и в самом деле надо было уничтожить, да так, чтобы не оставить никого у себя за спиной. Убрать всех, кто мог знать о походе отряда за город. Осуществить такое несложно – двум матерым, опытным убийцам ничего не стоило это сделать, а руки мочить в крови – не впервой. Только вот раньше они убивали ради денег, ради выполнения заказа, приказа Старшего, теперь предстояло устранять врагов ради самих себя. Что, впрочем, не имело особого значения. Делай то, что правильно, или, скорее, то, что считаешь правильным, – а Братство и Создатель разберутся, надо ли это было делать. Городские ворота прошли уже перед самым закатом, почти в темноте, и одинокий стражник, сидевший на скамье у механизма поднятия решетки, проводил двух путников мимолетным взглядом, скучным и тоскливым, как пыльный придорожный куст полыни. Чем могут быть интересны два невидных парня, одетых так, как одеваются мелкие купцы и лавочники? Встретишь этих двоих, посмотришь на тусклые лица и через пару секунд забудешь, чтобы не вспоминать уже никогда. В мире есть гораздо более интересные вещи, чем два придурка, не заработавшие даже на лошадь и потому вынужденные добивать свои старые башмаки. Кстати сказать, за лошадьми, само собой, предполагалось отправиться завтра, к полудню, когда у лошадников схлынет поток желающих приобрести особо ценных лошадей. Завтра как раз базарный день, седьмой день семидневки, когда в город съезжаются торговцы и покупатели с окрестных городков и селений. В том числе чтобы выставить своих лошадей на продажу. Тут была одна особенность лошадиной торговли: несведущий небогатый человек пойдет покупать лошадь как можно раньше, боясь, что расхватают самых лучших, самых недорогих по цене лошадей. И ошибется. Покупать надо на склоне дня, ранним же утром хитрые торговцы сознательно завышают цену – именно по той причине, что покупатели тащатся на рынок уже на рассвете, рассчитывая купить что-то стоящее за совсем уж малые деньги. Почему-то считая, что он здесь один такой умный и больше никто в целом свете не догадается, как и когда надо покупать хороших лошадей. В полдень, когда поток нетерпеливых и дураков (что часто суть одно и то же) уже схлынул, цены начинают снижаться, и вот тогда уже можно купить что-то стоящее и за вполне приемлемые деньги. Если как следует поторговаться, конечно. В конце дня уже останутся только хромые и больные лошади или те, продавцы которых оказались слишком жадными или упертыми, чтобы все-таки снизить цену до вполне себе реальной. Леван и Хесс выросли на улицах города, потому всю эту кухню отлично знали. И не опасались прогадать – тот же Хесс великолепно разбирался в лошадях, и у него был дар отличать хорошую лошадь от больной, убогой, специальными средствами взбодренной до состояния веселого жеребчика. Если и были в мире мошенники жаднее, подлее, изворотливее торговцев лошадьми, ни Леван, ни Хесс таких не знали. Скорее всего, таких негодяев и не было на всем белом свете. Изредка поглядывая на темнеющий горизонт, парни шагали по уличной брусчатке, зорко осматриваясь, проверяя, нет ли за ними слежки, не крадутся ли за спиной лазутчики врага. Это впиталось в кровь с самого детства, еще с тех пор, когда Хесс и Леван добывали пропитание воровством, пытаясь выжить на этих пыльных, прокопченных дымом очагов городских улицах. Когда они попали в Братство, у них были разные наставники, но обучали их одному и тому же – как эффективнее убить человека, оставшись при этом в живых. А еще – как убить себя, чтобы не сдаться врагу и не выдать тайну Братства. Главную тайну – тайну его существования. Они сняли комнату на двоих в одной из неприметных гостиниц, коих имелось в Ангоре не меньше двух десятков. Комната не очень большая и не очень хорошая, с точки зрения обычного человека, но ее главным достоинством было наличие примыкающей к зданию гостиницы конюшни, задняя стена которой выходила в глухой переулок, заканчивающийся тупиком. В этом переулке никто не жил, на него выходили задние ворота той же гостиницы и двух купеческих особняков, отгородившихся от мира высокими каменными заборами. Возле конюшни росла огромная шелковица, которая в сезон созревания забрасывала всю округу черными переспелыми ягодами, так любимыми уличной детворой. И Хесс, и Леван прекрасно знали эту добрую шелковицу, пережившую несколько поколений уличной шантрапы и намеревавшейся пережить еще вдвое больше поколений людской мошкары, такой же долговечной, как комары или слепни, с точки зрения деревьев-долгожителей. Эта шелковица хороша была не только тем, что мелкие воришки, у которых совсем уж притупился инстинкт самосохранения, могли бы проникнуть в комнаты постояльцев по ее раскидистым ветвям и разжиться звонкой монетой, но и тем, что по ней можно было спуститься в переулок совершенно незаметно для окружающих и так же незаметно вернуться обратно. Не используя при этом никаких особых приспособлений, кроме «Тигриной лапы» или «Кошачьей лапы», с привязанной к ним тонкой и очень крепкой веревкой. Убийцы поужинали в трактире при гостинице, стараясь не привлекать к себе внимания, что удавалось им без всякого труда – деньгами они не сорили, одеты скромно (на грани нищебродства). На лицах они удерживали тоскливую обреченность неудачников, так что даже трактирные шлюхи, готовые исполнить свое грязное дело за мелкий ломаный серебреник, обошли их своим потным вниманием, приняв парней за совершенно непригодных для обольщения сельских придурков, случайно забредших в гостиницу после неудачной торговли либо поиска работы. Что убийцам и было нужно. Лучшая маскировка – быть на виду и быть как все, не выделяясь из общей массы, а общая масса горожан и была именно такими – серыми, нищими, убогими неудачниками. Богатые и успешные не останавливаются в дешевых гостиницах, они ищут чего-то поинтереснее, это уж такой закон жизни. Ушли в комнату сразу после того, как съели жидкую, не очень удобоваримую похлебку с кусочками ячменной лепешки – самое дешевое блюдо в этой таверне. Что тоже доказывало, насколько убоги и нищи эти двое молодых мужчин, не сто́ящих ничьего особого внимания. Простыни оказались серыми, и кое-где виднелись плохо отстиранные потеки – то ли крови, то ли грязи, но Леван и Хесс были неприхотливы, а кроме того, при их профессии или, скорее, при их образе жизни не предполагалась брезгливость. Главное – это выполнение задания, достижение цели, и если для того нужно весь день просидеть в яме с дерьмом, задыхаясь от вони и теряя сознание от ядовитых газов, значит, так тому и быть. Издержки профессии, не более того. Бывает и хуже. Хуже всего участь приписных крестьян или рабов на галерах: безнадега и ранняя смерть. Положив котомки со снаряжением возле кроватей, оба легли и тут же задремали, сквозь сон прислушиваясь к шуму в трактире. Как только шум поутихнет, можно идти «на работу». Оба привыкли к такой жизни – спать вполглаза учат с самого раннего детства, как и сразу же отучают храпеть во сне. Как отучают? С помощью магов-лекарей, конечно. И с помощью болезненной операции на связках, навсегда убивающей опасный для лазутчика храп. Обычно посетители трактиров расходятся около полуночи, последние посетители. Кто-то идет в комнату, которую снял, кто-то бредет домой, шатаясь и всем своим пьяным обликом завлекая уличных грабителей, выходящих на свою ночную охоту. При удачном стечении обстоятельств каждый из ночных охотников «собирает» денег достаточно, чтобы прожить на них несколько дней, а то и месяц, – если, конечно, гуляка не пропил все монеты, сидя за кружкой с вином, или их не вытащила из кошеля предприимчивая шлюха, ловкие и липкие руки которой уже успели обследовать тело жертвы. Напившихся в хлам гуляк в трактирах обычно складывали в специальную комнату, «мертвецкую», где они были в относительной безопасности. Но за всеми пьяницами не уследишь! Наконец шум в трактире утих, и тогда Леван очнулся из полузабытья, которое сном назвать можно только с натяжкой, встал с кровати и толкнул Хесса в плечо. Через несколько минут они стояли возле окна, одетые в темно-серую, почти черную одежду, свободно свисающую с плеч, укрывающую под складками весь арсенал вооружения, который может понадобиться убийцам, – от метательных звездочек, намазанных паралитическим ядом, и коротких гибких мечей в ножнах, прикрепленных на спине, до коротких духовых трубок, выпускающих стрелы, отравленные ядом мгновенного, смертельного действия. Впрочем, такое специфическое оружие было скорее данью традиции и применялось довольно-таки редко. По той причине, что такие вот стрелки или звездочки, будучи оставлены в теле жертвы, являлись своего рода доказательством существования гильдии убийц. Потому Братство настоятельно рекомендовало своим «теням» в первую очередь применять оружие, которое нельзя было бы сопоставить с Братством, а лучше всего, чтобы смерть «клиента» выглядела несчастным случаем и ничем иным. Тогда будет меньше вопросов и не последует никакого разбирательства от стражи – и Тайной, и городской. Мягкие кожаные сапоги-чулки неслышно прошлись по черепице крыши, легкий прыжок на дерево услышал только бродячий кот, устроившийся в кустах напротив шелковицы. На всякий случай он убрался подальше от двух подозрительных тварей в черном, нарушивших его покой. Он страдал прогрессирующей паранойей, которая позволила ему дожить до преклонных по кошачьим меркам лет. Этот кот знал, что, если даже человек вроде бы не собирается тебя убить, он тем не менее готов на тебя напасть, а потому нужно как можно быстрее спрятаться или убежать, так определенно будет полезнее для кошачьего здоровья. Того же правила придерживались и «люди в черном», легкими прыжками перемещающиеся из тени в тень, стараясь не попасть в поле зрения ночных грабителей или запоздавших гуляк. Впрочем, даже если бы те заметили этих порождений Тьмы, они никому бы ничего не рассказали, боясь, что их поднимут на смех: «Тени?! Пить надо меньше, болван!» До нужного места добрались довольно быстро. Нужная гостиница, она же публичный дом, она же трактир, находилась с противоположной стороны базарной площади. Эта гостиница, почти ничем не отличающаяся от всех остальных – чище дешевых, грязнее самых дорогих, – была, если можно так сказать, «дворцом» для Хозяина, который владел еще и торговыми лавками, скупающими и продающими краденое, а также занимался продажей ворованных лошадей, которых тут же, на базаре, перекрашивали в другие цвета. Само собой, он получал дань и с десятков воров, воришек, грабителей и убийц, обитающих в степной «столице». Каждый, кто получал доход от своих преступлений, должен был платить Хозяину за возможность этим грязным делом заниматься и дальше. Иначе или покалечат, или убьют, или просто сдадут страже, чтобы незадачливый вор отправился служить империи на военные галеры. Впрочем, был и еще один путь – в рабы. Рабы ценятся во все времена, хотя иногда выгоднее не продать человека, а устроить показательную акцию, выпотрошив его и подвесив на столбе. Чтобы все знали, что будет с теми, кто не пойдет под пяту ночного хозяина города. Когда Хесс и Леван «работали» на улице, такого не было. Хозяин набрал силу всего лет пять или семь назад, жестокостью, неразборчивостью в средствах и хитростью подмяв под себя весь преступный мир Ангора. До сих пор Братству и Хозяину удавалось не сталкиваться на улицах города, но их столкновение было неминуемо. Для одного города сразу две организации профессиональных убийц – это несерьезно. Вообще же объединение большой группы преступников под единым руководством – случай для империи довольно-таки редкий. Такое не могло произойти нигде, кроме как в далеком от престола свободолюбивом степном городе, до которого рука императора дотягивалась с большим опозданием. В столице империи подобную организацию давно выжгли бы каленым железом. Как некогда попытались выжечь гильдию убийц. Когда убийцы допрашивали сдавшихся наемника и чернокожего члена банды, они выяснили все, что было возможно, о Хозяине, о том, где его логово, а самое главное – узнали расположение постов охраны и схему комнат гостиницы. Судя по рассказам пленных, Хозяин отличался здравым смыслом и в своей деятельности применял многое из воинских умений. Со слов чернокожего, в молодости Хозяин служил в имперской армии. Был кем-то вроде капрала или сержанта, так что вполне себе нахватался верхов армейской выучки. Потому и дисциплина в его организации была едва ли не армейская. Секретом осталось только то, почему Хозяин до сих пор оставался холост и жил не в особняке, который легко мог купить, а фактически в борделе, там, где за день проходит множество чужих людей, ненужных и неприятных. Но по здравом рассуждении (вместе с учителем) «тени» пришли к выводу: в таком месте проще организовать охрану главаря, наводнив гостиницу своими людьми под видом обычных охранников, не допускающих лишних людей в правое крыло гостиницы, а также завсегдатаев. А не женился потому, что просто не хотел, вот и все. Зачем жениться, если у тебя под боком целый гарем из нескольких десятков разномастных девиц, готовых исполнить любые прихоти? Почему не завел детей? Так не все любят и хотят детей. Даже среди женщин встречаются такие. А уж среди мужчин детоненавистников более чем достаточно. Впрочем, Хозяин по-своему любил детей, да. В постели. И предпочитал брать в нее мальчиков и девочек как можно более молодых, накачивая их наркотиками и вином. Чтобы были терпеливее к боли. В общем и целом этот самый Хозяин оказался личностью в высшей степени неприятной и даже отвратительной, хотя и вызывала уважение его способность создать на ровном месте такое высокоэффективное и доходное предприятие. За короткое время подмять под себя весь преступный мир Ангора – это надо еще суметь. Нужно быть очень умным, очень хитрым и очень, очень жестоким человеком – чтобы совершить такое эпическое действо. О жестокости Хозяина в среде преступников ходили легенды. Ему приписывали самое ужасное – от личных и особо изощренных пыток тех, кто вызвал его неудовольствие, до поедания печени убитых врагов. Насчет последнего – чернокожий утверждал, что он сам видел, как Хозяин вспарывал живот человека, отрезал кусок печени еще живой жертвы и на ее глазах съедал этот кусок, глядя на то, как казнимый умирает в страшных мучениях. Ангус и его ученики легко поверили в рассказ пленника. Во-первых, врать ему не было никакой выгоды: делать злодея из своего командира – для чего? Чтобы возбудить гнев новых хозяев? Глупо. Хозяина следовало убить в любом случае, даже если бы он был совсем даже не злодеем, – для сохранения собственной жизни. А во-вторых, соврать чернокожий не смог бы даже под страхом смерти – после того, как черный маг заключил его душу в узы черного рабства. Теперь он был предан Ангусу так же, как и Хесс, как и Леван. И так же, как наемник, волей судьбы сумевший выжить в той бойне, что устроили двое убийц из Братства. Их обоих отпустили, сочинив для них более-менее удобоваримую версию того, как они сумели сохранить свою жизнь, в то время как погиб фактически весь отряд. И теперь они были там, в гостинице, дожидаясь прихода своих новых хозяев. Так что Левану и Ангусу не нужно было лезть по стенам, прыгать по ветвям деревьев или делать подкоп, чтобы попасть в логово врага. Все было задумано гораздо проще и практичней. Когда вторая луна до половины высунулась из-за горизонта, убийцы, которые укрылись в кустах возле входа в переулок, неспешно пошли вперед, прямо туда, где в нише стояли трое уличных охранников, волей судьбы заступивших на пост охраны именно в этот несчастливый для них час. Произнести Слово, активирующее амулет иллюзий, – дело нескольких секунд, и через минуту все три охранника лежали на земле с перерезанным от уха до уха горлом, даже не осознав, что их убивают, так быстро все произошло. Дверь в гостиницу была открыта, и возле нее лежал мертвый ночной охранник. Несколькими минутами ранее он следил за входом изнутри, из помещения – чернокожий снес ему голову своим серпом так же быстро и ловко, как жнец срезает зрелый пшеничный колос. А потом началась массовая резня. Двое убийц, разойдясь в стороны, чтобы не мешать друг другу, начали методично, размеренно убивать всех, кто мог поднять шум, увидев, как в дом проникли два подозрительных человека, замотанных в ткань с головы до пят. «Тени» шли по нижнему этажу и убивали, убивали, убивали – и едва успевших поднять голову с кровати, и спящих, и тех, кто вдруг решил выйти во двор, чтобы воспользоваться смердящим трактирным нужником. Всех, кто хоть как-то мог помешать выполнению главной задачи – найти и уничтожить Хозяина. Когда планировали операцию, возникла мысль похитить Хозяина и сделать его одним из людей Ангуса, но в последний момент лекарь отказался от этой идеи. Слишком опасно. Тащить с собой здоровенного мужчину, да еще в то время как стража расследует резню в публичном доме, было бы настоящим, не замутненным логикой чистым идиотизмом. Расследование проведут обязательно, ведь от деятельности Хозяина кормились и стража, и суд, и даже начальник гарнизона, стоявшего в городе для защиты от набегов степняков. Потеря гусыни, несущей золотые яйца, – что может быть болезненнее для властителей этого города? Впрочем, и любого другого. Девиц, работавших в публичном доме, не убили. Не из человеколюбия и жалости к этим созданиям, волей злой судьбы ставшим игрушками для распутных мужчин, нет. Просто не было никакого смысла их убивать. Публичный дом находился на втором этаже левого крыла здания, комнаты Хозяина – в правом крыле. Девушки уже спали, а те, кто не спали и были со своими «кавалерами», за пределы комнаты не выходили – это запрещалось правилами заведения. Так что, когда перед двумя охранниками, преграждавшими путь к Хозяину, появились две темные фигуры, в этом самом коридоре не было никого из тех, кто мог бы помешать последнему шагу убийц. Охранники умерли быстро, ужаленные маленькими стрелками, вымазанными ядом паралитического действия, а затем заколотые через глаз узкими стилетами. Стре́лки вынуты из ран на шее и отправлены туда, где и будут храниться до следующего раза, – в специальный стеклянный толстостенный пузырек, сделанный умелым стеклодувом. Хозяина убили очень тихо – он даже не проснулся, лежа рядом с молоденьким мальчиком и такой же совсем молоденькой девчонкой. Не проснулись и те – измотанные, бледные, искусанные, избитые, они лежали на коврике возле кровати совершенно обнаженные, прижавшиеся друг к другу, похожие на двух щенят, попавших в руки ребенка-изувера. Хозяина тоже убили ударом стилета в глаз – глубоко вонзив и провернув узкий, покрытый ядом клинок. А затем бросили ему на грудь записку, составленную так, что из нее было ясно: Хозяину отомстил некий купец, которого люди Хозяина обобрали до нитки, разграбив караван и убив жену и детей. Таких случаев было немало, так что вряд ли кто-то удивится мотиву преступления. И уж точно не подумает на двух незаметных парней, поселившихся в гостинице напротив, через базарную площадь. Уже уходя из борделя, Леван ударил чернокожего в лоб коротким клинком – не до смерти, а только чтобы всем стало понятно: тот сражался, как пустынный лев, и в живых остался только потому, что нападавшие сочли его мертвым. Получил свое и наемник, оставшийся в живых после неудачного похода, – ему нанесли рубленую рану в висок, вызвавшую обильное кровотечение и оставившую после себя уродливый кривой шрам, что, впрочем, ничуть не испортило зверского облика этого могучего мужчины, и так уже пережеванного и выплюнутого Судьбой. Кстати сказать, он еще и замечательный свидетель происшествия – следователю скажет, что в гостиницу каким-то образом (видимо, пропустил охранник у двери) вошли с десяток неизвестных людей, совершивших это самое жуткое деяние. Почему жуткое? Потому что убили не только Хозяина и его бойцов, а еще и кухонных рабочих, и даже истопника-раба, который на беду свою проснулся посреди ночи и пошел по нужде в сортир. То есть оказался в ненужном месте в ненужное время. Вернулись в гостиницу тем же путем, прихватив по дороге несколько мешочков с трофеями – серебром и даже золотом. Кошельки убитых бандитов были не так уж и худы, из чего оба убийцы сделали вывод, что люди Хозяина по меньшей мере не бедствовали, это уж без всяких сомнений. Забравшись в окно своей гостиницы, убийцы быстро разделись, уложив в вещмешки «рабочую» одежду, тонкую, как паутина, и крепкую, как домотканая одежда крестьян, и легли спать, удовлетворенные произведенным опустошением. Редко когда бывало, чтобы «работа» так их удовлетворяла. Все-таки приятно, когда делаешь что-то по собственной воле, а не потому, что сделать все это тебе приказал Старший Брат. Скоро они спали и даже улыбались во сне. Так же улыбался сейчас в доме на лесной горе их новый соратник и ученик, мирно сопящий в своей оттертой от сажи колыбели. Вся операция заняла меньше часа. Убито было около сорока человек, а если быть точным – тридцать восемь, и один из них умер от страха, увидев направленный на себя кинжал, который держал в руке человек без лица. Сердце его просто разорвалось. У каждого своя судьба.