Игра без правил. Как я была секретным агентом и как меня предал Белый дом

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

замазано 1½ страницы

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ



ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ наше скромное ХХХХХХХХХ подразделение обрело более внушительное и весомое название: ХХХХХХХХХХХХХХ. В смене номенклатуры не было ничего удивительного: специальные оперативные группы в ЦРУ возникали как грибы после дождя. Обычно это означало, что руководство намеревалось подчеркнуть важность какой-либо проблемы. К сожалению, после выполнения намеченных задач специальные группы не расформировывали, и они продолжали существовать годами за счет скудных бюджетных средств — жертвы бюрократической инертности. Наше подразделение с радостью отнеслось к переименованию в специальную оперативную группу — в попытках выяснить, как устроены ХХХХХХХХХ программы по производству ОМУ, мы радовались любой помощи. Вдобавок поговаривали о возможном переезде на другую сторону коридора, в более просторное и недавно отремонтированное помещение. Эта новость пришлась по сердцу всем уставшим ютиться в нашем нынешнем закутке. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХ так или иначе, скорость и темп работы существенно выросли; ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ и все мы горели желанием защищать нашу великую страну и преданно служить ей. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

ХХХХХХХХХХХХХ кадровый состав нашей когда-то маленькой группы быстро и значительно увеличился за счет экспертов по ядерному, биологическому, химическому оружию и баллистическим ракетам — они вливались в стройные ряды сотрудников ЦРУ из других частей разведывательного сообщества. Иметь возможность в любую минуту проконсультироваться с сослуживцами, компетентными в этих областях, — большое подспорье. Я часто полагалась на их технические знания и способность объяснять сложные термины и вопросы простым языком, понятным даже обычным оперативникам вроде меня. Наконец-то пришло подкрепление, думала я, — теперь поиск свежих разведданных об ХХХХХХХХХ ОМУ пойдет быстрее. Увеличение штата пришлось очень кстати — с каждым днем информации поступало все больше и больше. Часть ее была явно сфабрикована людьми, желающими продать ЦРУ шитую белыми нитками историю. Иные донесения выглядели похитрее и требовали тщательной проверки. Лишь редкие наводки с самого начала казались ценными. Задача заключалась в том, чтобы отделить зерна от плевел и решить, на какие проблемы и в какой очередности стоит направить наши ограниченные ресурсы.

Типичный день ХХХХХХХХХХХХХХХХХХ мог выглядеть примерно следующим образом: объявился «перебежчик» ХХХХХХХХХХХ, который рассказывал нам, что был на охраняемом ХХХХХХ объекте ХХХХХХХХХ, вероятно используемом в качестве лаборатории по производству биологического оружия. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХ он не скупился на омерзительные подробности: узники привязаны к кроватям, получают инъекции загадочных веществ; тела бьются в конвульсиях; кровь ручьями течет из ушей и ноздрей. Конечно, подобные истории привлекали всеобщее внимание, но достоверность источников и самих данных требовала подтверждений. Даже несущественные отклонения и расхождения в описании осведомителя разведчиками могли иметь большое значение. С годами характеристики осведомителей в разведдонесениях стали настолько невнятными и поверхностными, что сотруднику, обратившемуся к этим данным, оставалось только гадать, насколько объект надежен. Позднее описания осведомителей дополнялись, чтобы легче было оценить их правдивость, но по большей части качество составления разведывательных отчетов оставляло желать лучшего. Что до нашего перебежчика и его жутких рассказов о заводе по производству биологического оружия, мы направили очень толкового армейского офицера запаса опросить этого осведомителя. Офицер, обладавший обширными знаниями в области биологического оружия, захватив с собой многостраничные спутниковые карты, провел несколько дней с ХХХХХХХХХХХХХХ, пытаясь точно определить местонахождение завода в окрестностях Багдада. В конце концов эта, на первый взгляд многообещающая, как и многие другие, зацепка ни к чему не привела. Тем не менее, доказывая, что это пустышка, ЦРУ потратило сотни человеко-часов и тысячи долларов. В то время ХХХХХ в полной мере не оценили макиавеллиевских манипуляций Ахмада Чалаби, иракца, покинувшего родину в 1956 году. ЦРУ презирало его за предательство, а Пентагон носил на руках за прогнозы демократических преобразований в Ираке (во главе с ним самим). Чалаби направил в Управление десятки соблазнительных наводок, впоследствии оказавшихся фальшивками. На кону стояло слишком многое, и нам ничего не оставалось, как все их проверить.

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ



Вскоре мне предложили пост ХХХХ начальника по оперативной работе ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. То, что руководство ОБР выбрало на такую ключевую должность работавшую на полставки мать двоих детей, порядком удивило меня и в то же время сильно взволновало. Неужели времена динозавров проходят? До сих пор мне не приходилось занимать столь высоких должностей и нести такую большую ответственность, но я была полна решимости сделать все от меня зависящее и помочь своей команде в выполнении поставленных перед нами задач. Я не успевала снять пальто, как уже приходилось отвечать на вопросы, а перед дверью в мой кабинет выстраивалась очередь. У меня был широкий спектр обязанностей. Я координировала установление контактов с ХХХХХХ учеными во всем мире, назначала проверки на детекторе лжи для выяснения подлинности некоторых странных утверждений, которые нам доводилось слышать, и поддерживала постоянную связь с нашими вербовщиками и сотрудниками, занимавшимися сбором и обобщением агентурных данных на местах, а также с экспертами по разным странам. Кроме того, я подключала к операциям аналитиков Центра по контролю над вооружениями и нераспространению ОМУ, когда в этом возникала необходимость, и внушала своим подчиненным, чтобы они вносили в работу творчество и смекалку. Сама я терпеть не могла, когда каждый мой шаг контролировали, а потому всячески старалась предоставить своим сотрудникам как можно больше полномочий и убедить их в том, что их усилия всегда найдут у меня поддержку.

Ненастным днем в феврале 2002 года в мой кабинет ворвалась очень возбужденная молодая сотрудница. Обычно довольно сдержанная и спокойная, ХХХХХХ выглядела необычайно оживленной и даже встревоженной. Она торопливо доложила мне, что «кто-то из аппарата вице-президента» позвонил ей по защищенному зеленому каналу. Обратившийся, несомненно штатный сотрудник аппарата, сказал, что их интересует сообщение, которое ХХХХХХХХХХХХХХХХХХ правительства Италии передало правительству США ХХХХХХХХХ. В нем говорилось, что в 1999 году Ирак якобы стремился заполучить в бедном западноафриканском государстве Нигер желтый кек[21] — исходный компонент, используемый в процессе обогащения урана. Вице-президент, как сказал звонивший ХХХХХХ, «заинтересовался и хочет знать больше». Я прекрасно понимала: такая информация, если она подтвердится, явно свидетельствует о намерениях Ирака вновь запустить ядерную программу. Меня на мгновение привело в замешательство, что кто-то из аппарата вице-президента обратился к младшему персоналу Управления с вопросом о разведданных. На моей памяти такого никогда еще не случалось. Существовали строгие правила и процедуры дозированной выдачи информации политикам или рассмотрения их запросов. Для этого в недрах Управления были учреждены специальные отделы. Позвонив первому попавшемуся сотруднику, чиновник мог получить скоропалительный ответ, но так недолго и до беды. Передача высокопоставленному политику «сырых» сведений, которые не проверены на благонадежность, даны в отрыве от контекста или не прокомментированы надлежащим образом компетентными специалистами, обычно приводит как минимум к неверному толкованию.

Однако я быстро справилась со своим замешательством и обратилась к решению задачи, которую перед нами поставили. Президент и вице-президент — уже давно наиболее важные и по большому счету основные клиенты Управления. Поэтому, стоит аппарату вице-президента позвонить с вопросами, в ту же секунду у любого сотрудника Управления срабатывает рефлекс — предоставить быстрый и по возможности полный ответ. В то время я не знала, что вице-президент приобрел привычку наведываться в нашу штаб-квартиру, лично встречаться с аналитиками. Раньше такого не было, теперь же он искал любые доказательства, подтверждавшие немногочисленные тогда заявления администрации о наличии у Ирака ОМУ. Согласно «Вашингтон пост», вице-президент Дик Чейни и его высокопоставленный помощник Льюис Либби по прозвищу Скутер «многократно» посещали ЦРУ перед войной и разговаривали с аналитиками Управления о возможных связях Ирака с террористической организацией «Аль-Каида». Когда эти визиты стали достоянием общественности в июне 2003 года, как раз в самом начале вторжения в Ирак, высокопоставленные представители разведки признали, что неожиданные визиты вице-президента способствовали созданию «атмосферы, которая, по словам некоторых аналитиков, давила на них и вынуждала проводить оценку с учетом политических целей администрации Буша». Более того, руководство разведки подтвердило: «Случаи, когда вице-президент посещал штаб-квартиру ЦРУ, бывали и раньше, но такие визиты — явление необычное».

Однако в феврале 2002 года я пребывала в блаженном неведении о каких-либо визитах или давлении со стороны администрации касательно иракской проблемы. Передо мной стояла необходимость получить ответы. Существовало несколько способов. Первая мысль была связаться с нашей ХХХХХХХХХХХХХХХ службой в Нигере и попросить их проверить эти сведения, используя местных осведомителей. К сожалению, Африканский отдел особенно сильно пострадал от резкого сокращения бюджета: многие службы на Африканском континенте прекратили работу, в том числе и представительство ЦРУ в столице Нигера, городе Ниамей. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Куда и к кому обращаться за помощью, было неясно. Аналитик среднего звена, который присоединился к обсуждению, с энтузиазмом предложил: «А что если потолковать об этом с Джо?» Он знал биографию Джо и знал о его роли в первой войне в Заливе, о его богатом африканском опыте и о том, что в 1999 году он уже ездил в Африку по секретному заданию ЦРУ в связи с урановой проблемой. Конечно, никто из нас и представить не мог, какую бурю вызовет в будущем эта невинная идея. Единственное, о чем я беспокоилась в ту минуту, — это что, если Джо надолго уедет из страны, мне придется одной каждый вечер загонять непослушных близнецов в кровать. Мы с Джо частенько повторяли: нельзя дать им победить нас числом. Поэтому меня предложение коллеги не слишком вдохновило, но надо было держать ответ перед аппаратом вице-президента, и невнятное «извините, не знаем» в данном случае для ответа не годилось. И мы с аналитиком отправились в кабинет руководителя ХХХХХХХ, чтобы обсудить приемлемый план действий. Боб, наш начальник, внимательно выслушал нас и затем предложил, чтобы мы организовали совместную встречу с Джо и соответствующими сотрудниками Управления и Госдепа. Вот его последние слова: «Пожалуйста, поинтересуйтесь у Джо вечером, не мог бы он на следующей неделе заглянуть в штаб-квартиру и обсудить с нами, как быть. Да, и сообщите о наших планах Скотту [исполняющий обязанности начальника нашего отдела]». Я поспешила обратно на рабочее место и быстро написала электронное письмо Скотту, в котором объяснила положение дел, а в конце добавила, что мой муж в хороших отношениях с премьер-министром и с бывшим министром горнодобывающей промышленности (как и со многими французами), и оба, по всей вероятности, способны пролить свет на интересующую нас деятельность. Исполняющий обязанности начальника отдела работал в ОБР (на другой руководящей должности), когда Джо отправляли в Африку в 1999 году, но я мягко напомнила ему о квалификации мужа, в первую очередь для того, чтобы объяснить таким образом решение своего непосредственного руководителя пригласить его в штаб-квартиру. Через несколько месяцев эти слова вырвут из моего электронного письма и используют в качестве доказательства того, что это именно я рекомендовала отправить Джо в командировку. Но в ту минуту я просто нажала кнопку «отправить» и переключилась на текущие дела.

Вечером, убирая посуду, собирая игрушки с пола и загоняя близнецов в ванную, я рассказала Джо о донесении из иностранной разведки — какой именно, я не упомянула. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ и добавила, что нам нужно как можно быстрее ответить на запрос аппарата вице-президента, и передала просьбу своего начальника прийти в штаб-квартиру для обсуждения дальнейших действий. «Конечно», — без лишних колебаний отозвался Джо. Вот так на следующей неделе я провела мужа в свой тесный маленький кабинет, представила его коллегам и проводила на назначенную встречу со специалистами по Ираку — Нигеру из ОБР, ОД и Госдепа. Мы вошли в переговорную без единого окна, и я познакомила Джо с участниками встречи, там было человек десять. В душе я гордилась, что опыт и знания супруга, возможно, окажутся полезными Управлению. Через пару минут я вернулась за свой стол и начала разбираться с сотней других, не терпящих отлагательства оперативных дел. После окончания совещания Джо заглянул ко мне в кабинет и рассказал, что коллеги попросили его отправиться в Нигер. «Хорошо. Когда едешь?» Похоже, численное преимущество все же будет на стороне близнецов.

Через три недели, в начале марта, Джо вечерним рейсом вылетел из Вашингтона в Ниамей, Нигер, с пересадкой в Париже. За выполнение задания гонорара он не получал — Контора брала на себя только оплату проезда стоимостью в несколько тысяч долларов. Джо был рад поехать. Муж считал, что законный и серьезный запрос вице-президента заслуживает обстоятельного ответа, и был готов внести в это свой вклад. Я же осталась дома: заниматься оперативной работой ХХХХХХ в своем кабинете в Управлении и заботиться о детях, стараясь вовремя приходить домой с работы. Когда спустя девять дней Джо вернулся домой, дети и я выбежали из дома к такси встречать его. Уставший, замученный поездкой, он поставил сумки в прихожей, обнял малышей и подарил им какие-то пестрые безделушки, купленные на базаре в Ниамее. Я была счастлива, что муж вернулся домой целым и невредимым. В скором времени раздался звонок в дверь, и на пороге дома появились два сотрудника ЦРУ (один из них как раз выдвинул кандидатуру Джо на поездку в Нигер), явно сгоравшие от нетерпения получить от моего супруга отчет о командировке и затем написать на его основе разведывательный отчет. Существует стандартная процедура рассылки таких отчетов во все правительственные инстанции, связанные с разведкой, в частности в Управление разведки и исследований Государственного департамента США (УРИ), Агентство национальной безопасности (АНБ), Пентагон, а также в распоряжение командования групп войск США за рубежом. Мы имели все основания полагать, что их сводный итоговый отчет будет согласно установленному протоколу в обязательном порядке направлен в аппарат вице-президента. Я проводила коллег внутрь, спросила, что из китайской еды на вынос им заказать, и оставила их с Джо в гостиной. Они прервали встречу, когда принесли заказ, и мы вчетвером переместились в столовую, говорили на общие темы, смеялись, уплетая утку по-пекински и говядину с брокколи под острым соусом. Жаль, я не сохранила печенья с запиской-сюрпризом, доставшиеся нам в тот вечер. Пока я убирала со стола, сослуживцы вместе с Джо еще раз прошлись по записям, сделанным в ходе беседы. Поблагодарив его за потраченное им время и проделанную работу, они поспешили к выходу. Конечно, тогда никто и представить не мог, что поездка Джо выльется в крупный скандал. Мы оба чувствовали, что выполняем свой долг и служим стране. Мы делали то, что должны были делать.





Глава 8

«Шок и трепет»




Дня через два после возвращения Джо из Нигера ХХХХХХ сотрудник информационно-аналитического отдела, не в службу, а в дружбу дал мне прочитать уже готовую разведывательную сводку о якобы имевшей место сделке по продаже желтого кека Нигером Ираку. Сводка уместилась на двух печатных страничках — сухое, без прикрас, изложение фактов, как и полагается в подобных отчетах. Главный упор делался на жесткий контроль правительственных и корпоративных кругов Нигера за движением уранового полуфабриката по цепочке производитель — потребитель, что практически исключало несанкционированную утечку уранового порошка. Я прочла разведсводку и, не найдя, к чему придраться, вернула бумагу сотруднику. Документ этот вскоре был разослан во все надлежащие инстанции, включая, как мы единодушно полагали, и службу вице-президента. Никакого заметного резонанса он не вызвал. Кроме того, аналитики, пристально следившие за развитием ситуации, наверняка видели отчеты (о существовании которых я в то время не знала), составленные послом США в Нигере, опытным дипломатом Барбро Оуэнс-Киркпатрик, и четырехзвездным генералом армии Карлтоном Фулфордом всего за несколько недель до визита Джо, в которых делался тот же вывод: урановая сделка — не более чем «утка». Отчет Джо только подтвердил то, что уже и так было известно. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Что касается личной жизни, то мы с Джо вернулись к своим будничным делам: я каждый день ездила на работу в штаб-квартиру ЦРУ, а Джо — в свою контору в центре Вашингтона. По крайней мере на несколько месяцев жизнь вернулась в обычное русло.

В конце лета 2002 года я отправилась в экспресс-командировку по странам Ближнего Востока, чтобы собрать разведданные о предполагаемых тайных запасах оружия массового уничтожения в Ираке. Отчетливо помню, как тогдашняя атмосфера напоминала мне обстановку, описанную в «Августовских пушках» — классическом труде Барбары Такман о начале Первой мировой войны.[22] Каждый шаг великих держав неизбежно приводил к гибели сотен тысяч людей, к чудовищным разрушениям.

Поездки за океан — дорогостоящее предприятие даже по меркам госбюджета, но кое-что невозможно уладить иначе как при личной встрече. Когда дело касается решения застарелой проблемы, когда нужно привести к общему знаменателю противоречивые подходы и найти выход из тупика, получасовой разговор с глазу на глаз бывает полезнее, чем обмен телеграммами в течение целого месяца. Личный контакт, как бы дорого он ни обходился, гораздо плодотворнее, чем официальная переписка, которая отнимает уйму времени на одни только согласования в разных инстанциях Конторы. Каждый отдел, считающий себя причастным к составлению бумаги, непременно желает что-то добавить или вычеркнуть — не важно, насколько это необходимо. Поэтому зачастую директивы, содержащиеся в каблограммах штаб-квартиры, не поспевают за развитием ситуации на местах. Иногда мы выходили на связь с нашими зарубежными представительствами, используя непеленгуемые сотовые телефоны, но слышимость всегда плохая, звук искажается, да еще и отстает секунд на пять и сопровождается эхом, так что непринужденного разговора не получается.

Одна из моих попутчиц в этой поездке оказалась тоже молодой мамой, которая, как и я, работала «неполный день». В действительности она (как и я) работала гораздо больше положенного, подгоняемая чувством вины и страхом навлечь на себя недовольство коллег. Нам предстоял долгий перелет через океан. Пока мы ждали посадки на самолет (и втайне радовались редким минутам покоя, когда можно просто посидеть и полистать модные журналы), мы с ней, глядя друг на друга, не могли не подивиться тому, как радикально изменилось Управление — некогда косная патерналистская организация. ХХХХХХХХХХХ На момент своего зарождения в 1947 году это был своего рода привилегированный мужской клуб, но постепенно ЦРУ сумело стать более современной и гибкой структурой, вовремя осознав необходимость выдерживать конкуренцию с корпоративной Америкой в борьбе за талантливых и преданных делу сотрудников.

Первым пунктом в нашем маршрутном листе была ХХХХХХХХХХХ, давний союзник США. Когда нас провели в конференц-зал, я взглянула на потолок и увидела там что-то наподобие большого алюминиевого колпака-вытяжки, какие обычно видишь в кухнях ресторанов. Я не знала, что и подумать. Когда мы уселись и перешли от светского обмена дежурными фразами непосредственно к делу, ради которого собрались, кто-то включил вентилятор вытяжки. Помещение наполнилось монотонным жужжанием. Как по команде, наши любезные хозяева ХХХХХХХХ закурили, едва ли не все разом. Дым поднимался точнехонько в вытяжку, так что воздух в зале оставался относительно чистым. Очевидно, нашим собеседникам и впрямь с сигаретой лучше думалось, — во всяком случае, обеими сторонами встреча была признана удачной. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

Следующей на очереди была еще одна ближневосточная страна-союзник, где нам предстояло встретиться с нашими дипломатами и ХХХХХХХХХХХ. Меня очень опечалило, что посольство, где несколько лет назад мне случилось бывать по делам, теперь превратилось едва ли не в крепость. Колючая проволока, бетонные ограды, пуленепробиваемые стекла и плотное кольцо из морских пехотинцев надежно оберегали внушительный комплекс, обозначавший американское присутствие в этом древнем городе. Все эти меры были неизбежным следствием террористической угрозы и повсеместно изменившегося к худшему отношения к американцам, но при всей их целесообразности с точки зрения безопасности американских чиновников я не могла не сожалеть о том, что работающие в стране американцы теперь физически и эмоционально отдалены от местных жителей.

Как ни старалась наша группа обезопасить себя, воздерживаясь от непроверенной пищи и сырой воды, в день отъезда нас всех постигла желудочная катастрофа. Мы уже выписывались из гостиницы, когда я заметила, что один из моих коллег, Дэвид, как-то подозрительно позеленел, и почти в то же мгновение поняла почему. Пока я ждала своей очереди, чтобы расписаться на чеке, меня вдруг прошиб холодный пот, и неожиданно я почувствовала такое головокружение, что мне захотелось положить голову на стойку. Если бы не самолюбие и сознание того, что впереди еще один перелет, я, наверное, скорчилась бы тут же на полу гостиницы. Практически все путешествия за границу чреваты расстройством желудка, однако если в туристкой поездке это всего лишь досадная неприятность, в деловой — это сущий кошмар. Словом, мы мужественно двинулись в путь, каждый страдая на свой лад. От изнурительного ожидания в душном, забитом людьми аэропорту нам нисколько не полегчало, а уж часовая задержка рейса, вынудившая нас томиться на раскаленном асфальте при температуре под сорок, и вовсе нас доконала. Когда мы наконец достигли следующего пункта назначения — после дикой тряски в такси по дороге из аэропорта до гостиницы, — то, шатаясь, разбрелись по своим номерам, где каждый рухнул в изнеможении на кровать и включил Си-эн-эн, мечтая только о скором избавлении от страданий.

В духе известной комедии «Если сегодня вторник, то это должна быть Бельгия»[23] спустя сорок восемь часов мы уже приближались к другой стране. В августе температура там обычно градусов пятьдесят. Даже если климат сухой, это уже не важно: все равно адова жарища. В первое утро я почувствовала себя настолько бодро, что перед началом рабочего дня даже искупалась в сверкающем море сразу за гостиницей. На ночном столике имелась метка, указывающая, в каком направлении находится Мекка, на случай если я пожелаю совершить намаз. Но я вместо этого быстро натянула купальник, завернулась в длинный халат и через раздвижную дверь вышла на песчаный пляж. Вода оказалась восхитительно теплой, хотя и странноватой на ощупь, — и только почувствовав это, я заметила вдалеке, на расстоянии нескольких миль, очертания нефтеочистных сооружений. Они едва проступали в утреннем свете. Да, не самое освежающее получилось купание.

Когда мы прибыли на совещание в ХХХХХХХХХХХ, нас радушно приветствовал шеф резидентуры, который после нашей беседы с его сотрудниками предложил прокатить нас по окрестностям. Контраст между цивилизованным миром и пустыней был разителен. Едва выехав из современного города, с его высотными зданиями и дизайнерскими бутиками, мы тут же оказались в пустыне, протянувшейся до самого горизонта. ХХХХХХХХХХХХХХ Шеф резидентуры оказался занимательным экскурсоводом и со знанием дела показывал нам местные «достопримечательности» на фоне гонимого ветром песка ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Так мы колесили несколько часов, пока не подъехали к каким-то сиротливым постройкам, внезапно возникшим среди барханов. Наш гид пообещал нам, что таких вкусных сэндвичей, как здесь, нам больше за всю поездку не удастся отведать. Мы выгрузились из джипа — термометр на лобовом стекле показывал уже все пятьдесят — и зашли в хибару, где было еще жарче и где обслуга из местных, обливаясь потом, кинулась выполнять наш заказ. Уплетая и правда вкусные сэндвичи, а точнее, завернутое в мягкие лепешки неопознаваемое мясо с луком, мы продолжили наш путь. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Надвигалась война. Мы не знали, когда именно она начнется, но в том, что начнется, сомнений не было. Я с каждым днем убеждалась в необходимости как можно скорее собрать достоверные разведданные по иракскому ОМУ.

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Напоследок мы посетили один ближневосточный город, которому лучше всего подходит определение «Лас-Вегас на стероидах». После оперативки с нашими местными коллегами у нас до отлета домой осталось еще полдня. Поскольку была суббота, мы без зазрения совести вняли совету одного из местных сотрудников и отправились в ближайший пляжный клуб. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Стоили нам выбраться из кондиционированной прохлады такси, как от влажной жары стекла темных очков у нас запотели. Буквально как в сауне. Протерев очки, мы узрели огромный роскошный отель, выстроенный на маленьком рукотворном острове в четырехстах метрах от пенистой линии прибоя. Ни дать ни взять мираж в пустыне. В изумлении наблюдали мы, как кремовые «роллс-ройсы» плавно катят по дамбе на остров и обратно. Цены в этом отеле класса люкс начинались с восьмисот долларов за ночь, и потому мы довольствовались пребыванием в куда более дешевом пляжном комплексе, где можно было неплохо провести остаток дня. Современный, прекрасно оборудованный, хотя и несколько крикливо оформленный, отель-клуб предоставлял возможность на время укрыться от суровых предписаний ислама, вступавших в силу сразу за порогом. Здесь же, в клубе, спиртное наливали невозбранно, вокруг огромного бассейна и возле плавучего бара дамы всех национальностей сверкали своими прелестями — из одежды на них были лишь бикини со стрингами. Вряд ли можно представить себе контраст разительнее, чем женщины на улицах ХХХХХХХХ, которые если и не ходят в абайе, закрывающей тело от шеи до пят, то по меньшей мере прячут волосы под головным платком-хиджабом, и эти женщины у бассейна, в ажурных бикини. А еще говорят, будто у американцев нездоровое, лицемерное отношение к сексуальности!

На следующее утро я бродила по сувенирному магазинчику в аэропорту, коротая время, остававшееся до посадки. Я принялась листать номер журнала «Вог». Этот и другие модные журналы прошли строгую местную цензуру на предмет непристойных изображений, и поэтому каждый оголенный пупок, грудь и вообще любой обнаженный участок тела были скрыты под черными кляксами. Я положила искалеченный журнал обратно на полку и подумала о странах Северной Европы, где публика даже не задерживает взгляда на обнаженных женщинах с рекламных щитов, восхваляющих гель для душа. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Тучи войны той осенью все продолжали сгущаться, и порывы ветра, сулившего ненастье, несли все больше официальных заявлений и действий. В начале октября 2002 года президент Джордж Буш произнес речь, в которой, с типичным для него пылом, сказал, что «у режима есть специалисты и есть оборудование для производства ядерного оружия, и теперь он пытается получить необходимые компоненты». Через несколько дней он заявил, что Саддам Хусейн «вплотную подошел к созданию ядерного оружия». А 7 октября, непосредственно перед тем, как Конгресс принял резолюцию о войне против Ирака, президент Буш в своей очередной речи заявил: «Факты налицо, и Америка не вправе игнорировать нависшую над нами угрозу. Располагая явными свидетельствами опасности, мы не можем дожидаться, так сказать, дымящегося пистолета — последнего доказательства, которое может предстать в виде атомного гриба». Весь следующий месяц прочие представители высшей администрации эхом повторяли эту броскую фразу. 11 октября Белый дом провозгласил большую победу: обе палаты Конгресса проголосовали за то, чтобы дать президенту Бушу полномочия использовать вооруженные силы США против Ирака, если Саддам Хусейн откажется выполнить требования резолюций ООН и предъявить оружие массового уничтожения.

В ноябре Пентагон издал «приказ о резервистах». Это означало, что военнослужащие, которые в обычных обстоятельствах могли покинуть армию по истечении срока контракта, теперь обязаны были продолжать службу до завершения передислокации частей и по возвращении домой еще на протяжении трех месяцев числиться резервистами. Мне начали названивать чины из Пентагона, с тем чтобы призвать наш отдел как можно более тесно сотрудничать с ними по всем вопросам, касающимся иракской инфраструктуры, которая, скорее всего, будет разрушена в первые часы после начала военных действий. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Хотя оно ни разу не звучало открытым текстом, но было ясно, что план ввода войск подразумевал немедленный захват всех коммуникационных узлов, чтобы отрезать Ирак от остального мира. Мы и раньше не прохлаждались, а теперь и вовсе работали как заведенные. 8 ноября 2002 года Совет Безопасности ООН единогласно принял резолюцию номер 1441, в которой выдвигалось требование к Ираку предоставить инспекторам ООН безоговорочное право вести поиск запрещенного оружия по всей стране, в любой ее точке. Более того, от Ирака требовалось в течение месяца подготовить «точную, полную и всеобъемлющую» информацию с указанием всех запасов ядерного, химического, биологического и баллистического оружия, а также сопряженных с производством такого оружия материалов и оборудования, используемых в гражданской промышленности. В интервью радионовостям Си-би-эс Дональд Рамсфельд, тогдашний министр обороны, заявил: «Ирак не станет началом третьей мировой войны», и отверг опасения, что война затянется. «Домыслы, будто бы мы ввязываемся в какой-то затяжной, нескончаемый конфликт, на мой взгляд, несостоятельны, если вспомнить, как развивались события в 1990 году… Пять дней, пять недель, от силы пять месяцев, никак не больше». 14 ноября министр обороны Рамсфельд добавил, что в течение «недели или месяца» Ирак может передать оружие массового уничтожения «Аль-Каиде», а это означает гибель сотен тысяч людей. «Давайте перенесемся в будущее на год-два, а может, на неделю или на месяц, так вот, если Саддам Хусейн получит в свое распоряжение оружие массового уничтожения и передаст его — если сам им не воспользуется — „Аль-Каиде“ и та выступит против Соединенных Штатов или против американских вооруженных сил, дислоцированных за рубежом, и применит оружие массового поражения, то речь уже пойдет не о трехстах и не о трех тысячах убитыми, а о гибели тридцати или даже ста тысяч человек». Конгресс, как и общество в целом, забрасывали кошмарными сценариями возможного развития событий в случае, если прямую ядерную угрозу со стороны Ирака не пресечь в корне. В рассекреченном письме в Сенат, датированном октябрем 2002 года (и опубликованном в «Нью-Йорк таймс» только восемь месяцев спустя после начала военных действий), директор ЦРУ Тенет говорит о связи между «Аль-Каидой» и Ираком в следующих выражениях.

• Наше понимание отношений между «Аль-Каидой» и Ираком еще не сформировано окончательно и опирается на источники различной степени достоверности. Часть информации получена от лиц, содержащихся под стражей, в том числе высокопоставленных.

• У нас есть надежные данные о том, что контакты между Ираком и «Аль-Каидой» на уровне руководства были установлены еще десять лет назад.

• Достоверная информация указывает на то, что Ирак и «Аль-Каида» обсуждали вопрос о предоставлении убежища и обоюдном ненападении.


• Со времени операции «Несокрушимая свобода»[24] нам поступают веские доказательства присутствия членов «Аль-Каиды» в Ираке, в том числе в Багдаде.

• В нашем распоряжении имеются достоверные свидетельства, что лидеры «Аль-Каиды» пытались найти в Ираке контакты, которые открыли бы им доступ к ОМУ. Кроме того, из этих же данных известно, что Ирак проводил обучение членов «Аль-Каиды» навыкам обращения с отравляющими веществами и газами и изготовления обычных взрывных устройств.

• Усиливающаяся поддержка Ираком палестинских экстремистов при активизации контактов с «Аль-Каидой» позволяет предположить, что связи Багдада с террористами будут только укрепляться, даже при отсутствии военных действий со стороны США.



В этот неспокойный период межведомственные разногласия по поводу того, как следует относиться к свидетельствам об оружии массового поражения, начали проникать и в наши отделы. Постоянно возникали какие-то трения и в среде аналитиков Центра по контролю над вооружениями и нераспространению ОМУ (ЦКВ), и между Центром и другими службами разведсообщества. Мы, занимавшиеся оперативной работой, как правило, не слишком вникали в подобные споры — все наши силы были направлены на поиск и сохранение надежных источников, позволяющих добывать собственно разведданные, ценное сырье для всей последующей аналитической цепочки. А споры — нормальное явление, неотъемлемая часть здорового обмена мнениями. Мы знали, что большинство аналитиков (кстати, относительно молодые люди) — компетентные и честные профессионалы, которые скорее напишут заявление об уходе, чем дадут повод обвинить себя в предвзятости или вынесут окончательное суждение без учета всех доступных им фактов.

Однако один конкретный вопрос с такой силой столкнул несогласных лбами, что не заметить этого было просто невозможно. Между Министерством энергетики, разведывательным отделом Госдепартамента и ЦРУ разгорелась ожесточенная битва по поводу алюминиевых труб, которые Ирак начал заказывать еще в середине 2001 года. Министерство энергетики утверждало, что трубы применялись для изготовления корпусов ракет и были практически скопированы с разработки итальянской военной ракеты «Медуза-81». Госдепартамент держался того же мнения. Но один из аналитиков Управления, бывший сотрудник Оук-Риджской национальной лаборатории,[25] с бешеным упрямством стоял на своем: трубы предназначались для роторов центрифуг — высокоточных устройств, имеющих вид металлического цилиндра, которые применяются для разделения изотопов урана, то есть для его обогащения. В ХХХХХ, в моем отделе, мы воспринимали этот конфликт как сугубо теоретическую полемику. Наше дело было найти злосчастные трубы, установить производителей, поставщиков, все звенья в международной цепочке агентов по закупкам и пункт доставки заказа; выяснять, для чего эти трубы предназначены, — не наша забота. Более года спустя, в августе 2003-го, на первой полосе «Вашингтон пост» появилась статья под заголовком «Описание угрозы: за недостатком доказательств сгустили краски».[26] Ее авторы, Бартон Гельман и Уолтер Пинкус, представили, вероятно, лучший, наиболее полный на сегодняшний день обзор проблемы, связанной с поставками алюминиевых труб. Хотя в деталях мне была известна только позиция Управления по этому вопросу, общая динамика развития ситуации была воспроизведена в статье весьма точно. Убежденность администрации в том, что Ирак закупал трубы будто бы с целью возобновить программу производства ядерных центрифуг, и послужила главным предлогом для начала военной операции. Преступление и грандиозный провал всего разведсообщества — и в особенности ЦРУ — заключались в том, что имевшиеся принципиальные разногласия свели к примечаниям мелким шрифтом, загнанным в сноски «Национальной разведывательной оценки» (НРО). Этот документ был поспешно заказан Конгрессом в октябре 2002 года, накануне голосования по вопросу применения военной силы против Ирака, и ЦРУ составило его в беспрецедентно короткий срок — за считаные недели. Еще больше вреда нанесла недальновидная небрежность документа, именуемого «Сводка для президента», — в нем НРО ужали до одной странички. Но даже в этой краткой сводке президента Буша и высшую администрацию США предупреждали о том, что «существуют серьезные сомнения относительно предполагаемого использования труб». Казалось бы, написано черным по белому, специально для президента и его ближайшего окружения, но этот неудобный факт никак не вписывался в планы войны, которые они вынашивали! В марте 2006 года «Нэшнл джорнал» сообщил, что «в середине сентября 2002 года, за две недели до того, как президент Буш получил октябрьскую сводку, Тенет информировал его о том, что и Госдепартамент, и Министерство энергетики сомневаются в намерении использовать трубы для производства ядерного оружия и даже внутри ЦРУ не все разделяют подобное мнение». Предупреждение, сделанное президенту директором ЦРУ, и неприметная сноска в документе НРО — совершенно недостаточные меры для блокирования решения такого масштаба, как начало военных действий. ЦРУ не удалось убедительно продемонстрировать администрации, что вопрос остается открытым и разногласия носят принципиальный характер. В результате лавины прискорбных профессиональных просчетов, слабого парламентского надзора, циничного политиканского манипулирования и ощущения неизбежности войны американцы уверовали в то, что пресловутые алюминиевые трубы — неоспоримое доказательство возобновления режимом Саддама ядерной программы.



С осени 2002 года Джо не оставляли дурные предчувствия относительно предстоящей войны — ее целей, предполагаемых способов ведения и возможных непредвиденных последствий. Особенно его раздражали неоконсерваторы, такие как член Совета по оборонной политике Кен Адельман, который легкомысленно предрек, что все это мероприятие будет «плевым делом» и что вторжение приведет к расцвету демократии на Ближнем Востоке. Кроме того, от своих бывших коллег по Госдепартаменту Джо знал, что послевоенному планированию уделяется, мягко говоря, мало внимания. Джо внимательно следил за полемикой вокруг Ирака, читал все публикации по этой теме и на каждом новом витке обсуждал ее со сведущими людьми, и к концу 2002 года у него начало складываться вполне определенное представление о том, как разобраться с иракской проблемой. Важно упомянуть, что, когда в марте 2002 года он отправился в Нигер, мнение о правильной политике США в отношении Ирака у него еще не сформировалось. В Нигер он поехал потому, что его об этом попросило ЦРУ и Джо хотел выполнить свой гражданский долг. Никаких иных задач у него не было, что бы позже ни говорили многие правые.

В октябре Джо написал для «Сан-Хосе меркьюри ньюс» статью «Как рассуждает Саддам», где отстаивал необходимость «санкционированной ООН наступательной кампании по разоружению Ирака — в сочетании с пристальным инспектированием при поддержке армии, — в которой соединилось бы все лучшее, что есть в подходах США, с одной стороны, и ООН — с другой», то есть выступал за «последовательную политику разоружения при соблюдении международного права и поддержке мирового сообщества, которым США хотели бы заручиться». Стремясь донести свою точку зрения, Джо принял участие в программе Полы Зан на канале Си-эн-эн, в тематическом выпуске «Найтлайн» на Эй-би-си и в тележурнале Билла Мойерса на Пи-би-эс. Голос Джо был одним из тех немногих, кто предупреждал США, что война с Ираком скорее всего окажется не таким уж легким делом и на быстрые положительные результаты, как обещала народу администрация, рассчитывать не стоит. Поскольку Джо состоял действующим послом в Ираке накануне первой войны в Персидском заливе (1991) и стал последним американским дипломатом, лично встречавшимся с Саддамом Хусейном, и к тому же имел за плечами многие годы дипломатической службы в Африке и на Ближнем Востоке, он, как никто другой, владел ситуацией. Он выступал не против войны как таковой; он, по его собственным словам, был «против глупой войны». Страна должна всесторонне все обсудить и все взвесить, когда посылает свои войска в бой, — особенно если речь идет о войне, которую США объявляют по своему почину. Нет важнее и драматичнее решения для страны, чем послать свою молодежь, юношей и девушек, туда, где они во имя этой страны будут убивать и сами будут гибнуть, и хотя бы из уважения к тем, кто несет службу в действующей армии, мы должны удостовериться, что такое решение действительно продиктовано интересами национальной безопасности. По мнению Джо, Ирак не представлял собой явной и неотвратимой угрозы, а если бы даже и представлял, то администрация Буша все равно обязана была заготовить и предъявить разумный план завершения войны и вывода войск. Без выполнения этих условий вторжение в Ирак и его оккупация не выдерживают никакой критики. Я восхищалась Джо за столь детально продуманную и обоснованную позицию по вопросу надвигавшейся войны, однако дома у нас практически не оставалось времени сколько-нибудь обстоятельно обсудить эту тему. Если мы торопливо перезванивались или оставляли друг другу записки, то исключительно чтобы напомнить, чья сегодня очередь забирать детей с детского праздника или что купить по хозяйству, — типичная картина для занятой супружеской пары с детьми. Однако я постепенно начала ощущать молчаливое неодобрение кое-кого из коллег, считавших Джо неисправимым идеалистом или же как минимум человеком, наивно недооценивающим иракскую угрозу.

28 января 2003 года президент выступил с докладом Конгрессу «О положении в стране».[27] Джо смотрел это обращение, находясь в студии канадского телевещания, поскольку его пригласили по-французски прокомментировать президентскую речь сразу по окончании трансляции. Я же смотрела передачу дома. Общеизвестно, что ежегодный доклад — самое важное выступление президента за год, тем более в преддверии готовой разразиться войны. Помню, как старалась не морщиться, когда президент провозгласил инициативу, не слишком изобретательно названную «Чистым небом»,[28] и призвал к дальнейшему бездумному, на мой взгляд, снижению налогов на фоне растущего дефицита. И только далеко перевалив за середину своего доклада, Буш повел речь о причинах, побуждающих его объявить войну Ираку. Я внезапно услышала, что, оказывается, «до правительства Великобритании дошли сведения о том, что Саддам Хусейн недавно пытался приобрести в Африке значительные количества урана». Что это? Я не ослышалась? Разве годичной давности отчет Джо, который был разослан по всему разведсообществу, включая, по всей вероятности, и кабинет вице-президента, не доказывал полнейшую необоснованность этих обвинений? Когда вечером Джо вернулся домой, мы коротко обменялись своими впечатлениями по поводу странного заявления президента. Крайне странного. На следующий день Джо позвонил бывшему коллеге по Госдепу, чтобы попытаться что-то разузнать. Коллега предположил, что президент, скорее всего, говорил не о Нигере, а о какой-то иной стране. Джо это объяснение показалось вполне правдоподобным. В конце концов, еще три страны в Африке (Габон, где Джо в свое время тоже работал послом, ЮАР и Намибия) занимались добычей урана в промышленных масштабах. Через несколько лет помощник госсекретаря по делам Африки сказал Джо: «Вы же не думаете, что, если бы нам дали ознакомиться с докладом президента прежде, чем он прозвучал с трибуны, мы бы позволили оставить там эту фразу?»



Кто-то закричал: «Он в эфире!» Я быстро закрыла экран монитора темным фильтром, выскочила из-за стола и поспешила к телевизору, чтобы посмотреть выступление госсекретаря Колина Пауэлла в ООН. На календаре было 5 февраля 2003 года, и после доклада президента Буша прошло всего три недели.[29] Мои коллеги строили всевозможные предположения о том, какие доказательства представит Пауэлл, чтобы оправдать решение США начать войну. Несмотря на то что мы не покладая рук собирали разведданные о наличии в Ираке ядерного и другого оружия массового уничтожения, практически все, что нам удалось найти, — это какие-то фрагментарные и случайные сведения, и потому нас все больше охватывало чувство коллективного разочарования. До меня доходили слухи, что сам госсекретарь в предшествующие недели дневал и ночевал в штаб-квартире ЦРУ, чтобы окончательно согласовать текст своей речи и упомянутые в ней источники с руководством ЦРУ и Госдепартамента. Я предполагала, что в каком-то смысле выступление Пауэлла будет напоминать спектакль театра кабуки: безупречная репутация госсекретаря поможет убедить мир в правомочности решения, которое администрация уже приняла. Тем не менее я испытывала к Пауэллу колоссальное уважение — однажды я слышала его выступление в актовом зале Управления и не могла не оценить его красноречие и природное обаяние.

Мы, несколько сотрудников, побросали свои дела и задрали головы к свисавшему с потолка телевизионному монитору. Над правым плечом Пауэлла отчетливо вырисовывалась знакомая фигура: Джордж Тенет — с усталым лицом, но при бодро-голубеньком галстуке. Его присутствие нельзя было истолковать иначе как полную солидарность ЦРУ с каждым словом госсекретаря. Пауэлл, обладатель глубокого бархатного баритона, выступал эффектно. Он показывал высокому собранию ампулу с белым порошком, провозглашал его сибирской язвой и напоминал, к каким ужасающим последствиям способно привести даже ничтожное его количество; он включал аудиозапись разговора офицеров иракской армии, обсуждавших, как им уклониться от предстоящей инспекции ООН, в доказательство того, что Ирак придерживается политики увиливания и обмана; он демонстрировал мутноватые черно-белые спутниковые снимки предполагаемых военных заводов, бункеров, грузовиков с дезактивационными установками. Он убедительно выстраивал неопровержимое, казалось бы, обвинение против Саддама.

Выступление было эффектным, но я знала, что ключевые положения в нем не выдерживают критики. Больше всего меня потрясло упоминание о якобы имевшихся у Ирака передвижных лабораториях биологического оружия. Описание лабораторий госсекретарь явно заимствовал из крайне ненадежного источника — сообщений одного перебежчика, бывшего офицера иракской армии, который проходил у нас под кодовой кличкой Крученый Мяч.[30] Этот самый Крученый, запойный пьяница, в то время проживал уже в Германии. Его отчеты ни одной проверкой не подтверждались, а немецкая служба ХХХХХХХХ, несмотря на наши неоднократные запросы, не давала разрешения на встречу Крученого Мяча с кем-либо из сотрудников ЦРУ. Хотя официально этот источник вышел из доверия только в июне 2004 года, но уже давным-давно всем было известно, что полагаться на сведения, исходящие от Крученого, нельзя, поскольку они сплошь и рядом сфабрикованы. Позже мы с коллегами узнали, что речь Пауэлла поразила не нас одних. В статье, опубликованной в «Лос-Анджелес таймс» 20 ноября 2005 года, сотрудник немецкой ХХХХХХХ впервые открыто упомянул агента по кличке Крученый Мяч. «Для нас это стало настоящим потрясением, — признался он. — Майн готт! Мы же столько раз им [ЦРУ] говорили, что это неподтвержденная информация». Немецкая сторона заявила, что сведения, поступавшие от Крученого, часто бывали неконкретными, по большей части из вторых-третьих рук, и проверке не поддавались, — а ведь они имели дело с ним как с агентом уже шесть лет. И тем не менее вот вам, пожалуйста, госсекретарь Пауэлл выступает по телевизору перед многомиллионной аудиторией и во всеуслышание пугает всех тем, что в иракских передвижных лабораториях за один только месяц можно вывести столько поражающих бактерий, что они «уничтожат тысячи и тысячи людей». Тайлер Драмхеллер, тогдашний глава Европейского отдела ЦРУ, отвечавший за дело Крученого Мяча, тоже был потрясен. В 2005 году он ушел на пенсию и в 2006 году написал книгу «На грани: взгляд изнутри, или Как Белый дом скомпрометировал американскую разведку». Драмхеллер рассказывает, что вечером, накануне выступления Пауэлла, он лично позвонил Тенету и уже не в первый раз предупредил, что «с немецкими данными не все ясно». Его отдел занимался тем, что старательно изымал наиболее вопиющие в своей бездоказательности фрагменты сообщений Крученого Мяча. Тенет рассеянно ответил: «Да-да-да, не беспокойтесь. Мы все вымотаны. Мне нужно идти». Драмхеллер справедливо указывает, что, хотя в речи госсекретаря злополучному Крученому Мячу был уделен лишь небольшой пассаж, именно эта часть его выступления «сыграла решающую роль, потому что содержала намек не только на вероятность, но и на реальную возможность» [применения ОМУ]. Драмхеллер продолжает: «Кто-то где-то вспомнил про сообщения Крученого Мяча и вытащил их на свет божий». Аналитики Центра по контролю над вооружениями впервые начали обсуждать их с руководством ЦРУ в августе 2002 года, как раз накануне рассылки «Национальной разведывательной оценки» (НРО). Как теперь выясняется, донесения Крученого практически совпадали с информацией, полученной от сторонников движения «Иракский национальный конгресс» (ИНК) во главе с Ахмадом Чалаби — оппозиционной Саддаму коалиции, тогда еще получавшей «стипендию» в размере 350 тысяч долларов от Министерства обороны США

Вероятно, выступление Пауэлла стало единственным по-настоящему значимым фактором, который помог «продать» грядущую войну американской аудитории. И лишь в сентябре 2005 года в интервью Эй-би-си ньюс Пауэлл сказал, что искренне сожалеет о своем выступлении, которое он назвал постыдным пятном на своей репутации. Он признался, что лично «не видел доказательств» связи между терактом 11 сентября 2001 года в США и режимом Саддама. «Я тот, кто от имени США представил миру такие данные [о военной программе Ирака], этого из моей биографии уже не выкинуть. Мучительно это сознавать».

Когда телевизионная трансляция закончилась и мы разбрелись по своим рабочим местам, у меня даже голова закружилась, до того я была расстроена. На меня навалилось то, что я не могу назвать иначе как когнитивный диссонанс: «психологический феномен, выражающийся в дискомфорте, который вызван столкновением между уже имеющимися знаниями и убеждениями и новыми сведениями или толкованиями». Я давно, ХХХХХХХХХ, и пристально следила за положением дел с ОМУ в Ираке, и известные мне факты откровенно расходились с тем, что сообщил Пауэлл. Не то чтобы приведенные им доказательства были взяты совсем с потолка, но у нас в разведке накопилось столько сомнений и оговорок, что выводы госсекретаря казались по меньшей мере чрезмерно смелыми, а говоря прямо — голословными. Складывалось впечатление, что Пауэлл пустил в ход заведомо сенсационные, воздействующие на эмоции слушателей сведения, не предупредив, как это принято, что информация не вполне достоверна. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Как разведчик-профи, я прекрасно понимала, что разведданных всегда недостаточно, и, когда приходится принимать решения, опираясь на то немногое, что известно наверняка, тебя всякий раз терзают мучительные сомнения. Такова уж природа невидимого мира разведки. Те данные, которые мы так старались раздобыть, оказались недостаточно убедительными — уж точно не такими, чтобы на этом основании начать войну. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

Вернувшись на место, я попыталась вновь сосредоточиться на текущей работе. Но выступление Пауэлла никак не шло у меня из головы. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Я твердила себе, что есть люди, и таких немало, кто выше меня рангом, у кого шире доступ к разведданным и, возможно, более высокая форма допуска к секретным сведениям, — они, вероятно, лучше меня осведомлены о предполагаемых иракских программах вооружения и планах Ирака по применению ОМУ. Быть может, удалось завербовать информатора в ближайшем окружении Саддама и оттуда поступили тревожные сигналы о его, Саддама, истинных намерениях? Мысль о том, что государство, которому я преданно служила столько лет, способно попросту раздувать повод к войне, не укладывалась у меня в голове. Я не понимала, что происходит.



Не считайте меня наивной идеалисткой — я вовсе не витаю в облаках и знаю, что бывают случаи, когда война — необходимая крайняя мера, к которой приходится прибегнуть, если дипломатия оказывается бессильной и все попытки урегулировать противоречия путем переговоров не дают желаемого результата. Мой отец сражался во Второй мировой войне на Южнотихоокеанском фронте, а брат был ранен во Вьетнаме. Я горжусь их воинской службой, верю в военную мощь и военное влияние США. Но вплоть до той минуты, когда я услышала выступление Пауэлла, я считала, что мое дело — сосредоточиться на микроаспектах подготовки к войне, и все свои силы я отдавала тому, чтобы оперативная работа на местах обеспечивала необходимые разведданные и чтобы при этом наши информаторы и сотрудники, лихорадочно трудившиеся во всех уголках мира, не снижали эффективности и не подвергали себя опасности. У меня просто не было времени на шаг отступить и взглянуть на картину в целом, понять, из чего она складывается и какие мощные силы задействованы в формировании общественного мнения. Не припомню, чтобы хоть кто-то у нас высказывался за войну или против. Об этом просто не говорили, да это и не принято. Однако ЦРУ во многом напоминало страну в целом, а после выборов 2000 года, вызвавших столько разногласий, мнения в стране делались все более полярными. Когда я пришла работать в Управление, о своих политических взглядах там никто вообще не упоминал. Однако по прошествии времени политика все-таки начала просачиваться в нашу профсреду, и теперь каждый более-менее четко знал, кто из коллег какого мнения об администрации Буша. Кроме того, я скорее интуитивно почуяла, что некоторых моих коллег определенно возбуждает перспектива повоевать; уж не знаю, волновали ли их к тому же имперские амбиции и мечты о славе. Все работали в ускоренном темпе, сознавая, что времени остается все меньше. Поскольку становилось очевидно, что войны не миновать, проблема защиты американских войск преследовала меня неотступно. Мне, как, думается, и большинству моих коллег, казалось, что у Ирака вполне могут иметься тайные склады ОМУ по всей стране — склады, которые нам обнаружить так и не удалось. Поэтому больше всего меня беспокоило то, что ЦРУ страшно подводит наши войска, ведь мы не сумели добиться ясности в вопросе, с чем им предстоит столкнуться, если они вторгнутся на территорию Ирака.



Давно назревавшее вторжение в Ирак с применением тактики «шока и трепета» началось 20 марта 2003 года. Подобно большинству коллег по ЦРУ, я смотрела репортаж о бомбардировке правительственных зданий и разрушении иракской инфраструктуры на экране своего рабочего компьютера, в окошке с трансляцией Си-эн-эн в углу монитора. Атмосфера в отделе изменилась: казалось, наша работа завершена и нужда в нас отпала под натиском новой реальности. Я остро переживала нашу профессиональную несостоятельность; катастрофа представлялась неминуемой. Меня страшила мысль, что наши войска, войдя на территорию Ирака, подвергнутся действию того или иного оружия массового поражения. Такая вероятность, на мой взгляд, несомненно, была. Саддам неоднократно демонстрировал свою безжалостность, стоило ему ощутить угрозу своему режиму. А в кадрах на моем мониторе на режим Саддама обрушивала огненный шквал армия США. В те первые дни войны я, затаив дыхание, каждую минуту ждала, что нам сообщат: Саддам применил против американских войск ядерное оружие, которое мы так и не нашли, или же смертоносные отравляющие вещества. Наблюдая за развитием военных действий, мы с Джо чувствовали одинаковую беспомощность и никчемность.



Вернувшись в Лэнгли, я с новым рвением погрузилась в работу по сбору разведданных, касающихся ОМУ в Ираке. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ



ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

замазано 5½ страниц, до конца главы

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ





Глава 9

Рассекреченная




Всю первую половину 2003 года членов Конгресса занимал вопрос, каким образом заявление о Нигере попало в ежегодный доклад президента. Джо беседовал с сенаторами и сотрудниками Комитета по разведке Сената США (КР), с бывшими коллегами по Госдепартаменту и бывшими высшими должностными лицами, близкими к Белому дому, и объяснял, что администрации необходимо «признать ошибку» и откреститься от заявления об урановой сделке. Бесстрашные журналисты, такие как Николас Кристоф и Уолтер Пинкус, упрямо копали эту тему, однако администрация чинила им всевозможные препоны, и потому очень мало что попадало в печать. Джо терзался сомнениями, не зная, что лучше предпринять. Том Фоли, бывший спикер палаты представителей, один из тех, к чьим советам Джо всегда прислушивался, призывал его набраться терпения. Фоли процитировал изречение бывшего президента Линдона Джонсона: «…затаиться с ружьем наготове, рано или поздно все твои враги обязательно пройдут мимо». Но пока складывалось впечатление, что все недоумения Джо и его товарищей так и останутся неразрешенными, а сама тема постепенно исчезнет и канет в небытие.

В марте 2003 года генеральный директор Международного агентства по атомной энергетике (МАГАТЭ) Мохаммед эль-Барадеи сообщил Совету Безопасности ООН, что заявление по Нигеру основывалось на сфабрикованных документах. В начале мая на совещании сенаторов-демократов Джо принял участие в круглом столе с ведущим Николасом Кристофом, постоянным обозревателем газеты «Нью-Йорк таймс», и, воспользовавшись случаем, изложил сенаторам всю историю своей африканской поездки. Когда дискуссия закончилась, Кристоф спросил у Джо, не будет ли он против, если Кристоф напишет об этом статью. Джо дал согласие, при условии что журналист не будет упоминать его имени, а просто сошлется на некоего «посла в отставке». Джо вовсе не стремился скрыться от правительства, просто не хотел привлекать к себе излишнее внимание. Как потом выяснилось, Джо сильно недооценил способность чиновников из администрации и их многочисленных приспешников легко менять курс — им ничего не стоило переключиться со лжи по адресу президента на ложь про нас с Джо.

А потом, в самом начале июня, Джо позвонил какой-то журналист и предупредил, что, возможно, в ближайшее время в новом обзоре материалов по теме имя Джо появится в печати. Это в корне меняло дело — до тех пор журналисты, ссылаясь на Джо, уклончиво называли его «бывшим послом США». Вскоре после этого знаменательного события, 8 июня, Кондолиза Райс, тогда занимавшая пост советника по национальной безопасности, выступила в телепередаче «Встреча с прессой». На вопрос о том, знал ли Белый дом о сомнительной достоверности «нигерского досье», она дала категоричный ответ: «Может быть, в недрах ЦРУ кто-то что-то и знал, но в моих кругах — никто». Это была откровенная неправда. И для Джо это стало последней каплей: он не мог стерпеть, что его правительство ему лжет.

В конце июня мы решили устроить семейный отдых на острове Хилтон-Хед-Айленд — с моими родителями, братом и его женой. Всей компанией мы отправились из Вашингтона в Южную Каролину; Джо с моим братом Бобом мчались в авангарде на открытом спортивном автомобиле. Все двенадцать часов поездки Боб выслушивал излияния Джо об обмане и подтасовках на высших правительственных уровнях. Воспользовавшись тем, что у него есть внимательный и понимающий собеседник, Джо вслух перебирал все возможные для себя способы действия, однако так и не решил, что же ему предпринять и стоит ли вообще что-то предпринимать в создавшейся ситуации. Спустя несколько дней, когда Джо сидел на пляже и, безуспешно пытаясь отвлечься, снова и снова возвращался к своим мыслям, у него зазвонил мобильник, который Джо брал с собой везде и всегда. Выяснилось, что английская газета «Индепендент» напечатала статью, озаглавленную «Отставной американский дипломат обвиняет британских министров во лжи». Заголовок звучал эффектно, хотя к содержанию статьи ни малейшего отношения не имел. Однако стало понятно, что события набирают оборот и вот-вот выйдут из-под контроля, и Джо решил: правильнее всего будет самому написать статью, изложив все известные ему факты.

Как только мы после отдыха вернулись домой, Джо засел за работу и быстро написал статью, которую давно уже обдумывал. 6 июля эта статья в полторы тысячи слов появилась в газете «Нью-Йорк таймс» под заголовком «Чего я не обнаружил в Африке», и в ней опровергалось заявление администрации о том, что Ирак пытался приобрести в Нигере уран. Прежде чем отослать статью в редакцию, Джо показал ее мне, и я сочла, что статья правдивая и опубликовать ее — правильный поступок. Перед поездкой Джо в Нигер ЦРУ не брало с него подписку о неразглашении, и Джо полагал, что скорее окажет услугу обществу, если обнародует все известные ему факты, чем если будет и дальше отмалчиваться. Нам с Джо и в голову не пришло, что мое агентурное прикрытие, моя служба в ЦРУ могут быть скомпрометированы его статьей в газете. За все годы работы в ЦРУ угрозы для моего прикрытия ХХХХХХХХХХХХХ ни разу не возникало, а у Джо вне всякой связи с моей карьерой имелись свои веские причины для этой публикации. Не успела статья появиться в Интернете на сайте «Таймс» в субботу вечером, как с Джо связался продюсер популярной телепередачи «Встреча с прессой» и пригласил на следующий же день обсудить статью в эфире. Хлопоча вокруг Джо, то приглаживая его волосы, то поправляя галстук — все-таки по телевизору его будут показывать, — я чувствовала, что нервничаю едва ли не больше, чем он сам. Джо-то вел себя так, будто участвует в телепередачах каждый божий день. Джо предоставили пятнадцать минут эфира, и он отвечал на вопросы ведущей (Андреа Митчелл, заменявшей Тима Рассерта) невозмутимо и четко. С моей точки зрения, он был безупречен, и я восхищалась самообладанием Джо в такой напряженной ситуации. На следующий день мы чувствовали себя триумфаторами (увы, недолго): по словам весьма авторитетного корреспондента «Вашингтон пост», официальный представитель Белого дома в разговоре с ним признал, что пресловутые «шестнадцать слов не следовало включать в президентский доклад». Джо понял, что добился своего: его голос услышан. Он отказался от всех предложений дать интервью и отправился играть в гольф — а в гольф-клубе пользоваться мобильными телефонами запрещено.