Икабог

– И мы все хотели бы знать, в чём их обвиняют, – добавила леди Эсланда.

– Их обвиняют в измене, – сообщил Никчэм, глядя на свиновода и помахивая надушенным платком перед носом. Никакого запаха от того не ощущалось, но Никчэм хотел, чтобы он почувствовал свою ничтожность, и к сожалению, добился своего: свиновод сильно смутился.

– В измене?! – изумилась госпожа Вагстафф. – О чём вы говорите? Да на всей земле не найдётся таких верных королю людей, как эти трое!

Хитро прищурясь, Никчэм переводил глаза с одного родственника на другого, наблюдая, как они беспокоятся о судьбе своих братьев и сыновей, а также временами поглядывал на взволнованную леди Эсланду. И тут у него в голове возникла блестящая идея! Почему же он не подумал об этом раньше? Ему не ну­жно травить солдат: достаточно лишь представить их в самом невыгодном свете.

– Ваши родные предстанут перед судом завтра, – сказал он, вставая из кресла. – Суд будет проходить на самой большой площади Эклервилля; я хочу, чтобы как можно больше людей услышали, что они скажут. Хорошего дня вам, дамы и господа!

Никчэм ухмыльнулся, поклонился удивлённым родственникам и отправился в темницу.

Трое гвардейцев выглядели ещё более изнурёнными, чем в прошлый раз; у них не было возможности побриться и вымыться, поэтому они представляли собой жалкое зрелище.

– Доброе утро, джентльмены, – бодрым голосом произнёс Никчэм, не обращая внимания на пьяного стражника, дремавшего в углу. – У меня для вас хорошие новости: завтра вы предстанете перед судом.

– А в чём именно нас обвиняют? – с подозрением поинтересовался капитан Добрэй.

– Мы всё это уже обсуждали, капитан, – вздохнул Никчэм. – Вы увидели чудовище на болоте и сбежали, вместо того чтобы встать на защиту своего короля. После этого вы, пытаясь прикрыть свою трусость, заявили, что никакого Икабога не существует. То есть по сути вы совершили измену.

– Это грязная ложь, – тихо произнёс Добрэй. – Делайте со мной что угодно, Никчэм, но я буду говорить правду.

Двое солдат, Огден и Вагстафф, кивнули в знак согласия с капитаном.

– Вам безразлично, что я сделаю с вами; охотно в это верю, – заметил Никчэм, ласково улыбаясь. – Но будет ли вам так же безразлично то, что я сделаю с вашими родными и близкими? Представьте на минутку, Вагстафф, что ваша мать-официантка спускается в подвал – и вдруг спотыкается и разбивает себе голову о каменную стену... Это было бы ужасно, не правда ли? А вы, Огден, как будете себя чувствовать, когда узнаете, что ваш брат-свиновод случайно порезался косой, истёк кровью и его съели собственные свиньи? Или вы, Добрэй: что вы скажете, если леди Эсланда случайно оступится и свернёт свою изящную шейку? – прошептал Никчэм, подходя ближе к решётке и глядя в глаза капитану.

Дело в том, что Никчэм искренне считал, что леди Эсланда была любовницей капитана Добрэя. Ему и в голову не могло прийти, что женщина может защищать мужчину, с которым никогда даже словом не перемолвилась.

Капитан Добрэй удивился: с какой стати лорд Никчэм угрожает ему смертью леди Эсланды? Правда, он считал её самой красивой женщиной королевства, но держал своё мнение при себе, потому что сыновья сыроделов никогда не женятся на придворных дамах.

– А при чём тут леди Эсланда? – спросил он недоумённо.

– Не лукавьте, Добрэй! – отрезал главный советник. – Я видел, как она краснеет, когда кто-то произносит ваше имя. Вы думаете, я такой глупец? Она изо всех сил пыталась защитить вас; должен признать, лишь благодаря ей вы все до сих пор живы. Но если вы завтра не повторите то, что я вам сейчас сказал, то поплатиться за это придётся леди Эсланде. Она спасла вам жизнь, Добрэй; а вы пожертвуете собой ради неё?

От изумления Добрэй потерял дар речи. Новость о том, что леди Эсланда влюблена в него, была настолько удивительной и чудесной, что почти затмила все угрозы Никчэма. Однако в следующий момент капитан осознал, что для спасения жизни Эсланды ему придётся завтра публично признаться в измене, и тогда она будет его презирать...

Следя за тем, как гвардейцы буквально на глазах бледнеют от страха за близких, Никчэм понял, что его угрозы сделали своё дело.

– Смелее, джентльмены! – криво улыбнулся он. – Я уверен, что с вашими родными ничего такого не произойдёт, если завтра вы скажете правду...

Возвратившись к себе, лорд Никчэм дал приказ объявить по всей столице о проведении суда. На следующий день на самой большой площади Эклервилля собралась огромная толпа. На глазах у своих друзей и родных трое храбрых гвардейцев по очереди становились на деревянный помост и один за другим признавались в том, что встретили Икабога на болоте и трусливо сбежали, вместо того, чтобы встать на защиту короля.

Толпа освистывала солдат так громко, что голос судьи (которым был лорд Никчэм) можно было расслышать лишь с большим трудом. Тем не менее, на протяжении всего времени, пока Никчэм зачитывал приговор («пожизненное заключение в дворцовой темнице»), капитан Добрэй смотрел прямо в глаза леди Эсланды, которая сидела на специальном возвышении вместе с другими придворными дамами и глядела на него не отрываясь. Иногда двое больше скажут друг другу взглядами за короткий миг, чем другие выразят словами за всю жизнь. Я не буду пересказывать вам всё, что говорили взглядами Эсланда и Добрэй, но теперь леди точно знала, что капитан разделяет её чувства. И хотя Добрэю предстояло провести остаток жизни в тюрьме, он понял, что леди Эсланда знает о его невиновности.

Всех троих осуждённых увели с помоста в цепях. Сначала из толпы в них швыряли капустой, затем люди начали понемногу расходиться, оживлённо обсуждая увиденное. Многие зрители считали, что судья должен был приговорить предателей к смерти. Когда лорд Никчэм, возвращаясь во дворец, услышал эти слова, он усмехнулся. Ну, что ж, репутация справедливого человека никогда не помешает, подумал он про себя.

Стоявший позади толпы господин Паркетт молча наблюдал за происходящим. Дейзи он с собой не взял, она осталась работать в мастерской. Домой он возвращался глубоко задумавшись. По пути господин Паркетт заметил плачущую мать Вагстаффа, за которой по улице плелись какие-то наглые юнцы: они улюлюкали ей вслед и кидались в неё гнилыми овощами.

– Кто сделает ещё хоть шаг вслед за этой женщиной, тот будет иметь дело со мной! – рявкнул на юнцов господин Паркетт, и те при виде здоровяка плотника тут же разбежались в разные стороны.



Глава 24. Бандалор





На днях Дейзи должно было исполниться восемь лет, поэтому она решила пригласить Берта Беззаботса в гости на чай.

С тех пор, как умер отец Берта, между мальчиком и Дейзи, казалось, выросла толстая ледяная стена. Он водился только с Родериком Саранчем, который очень гордился тем, что с ним дружит сын знаменитого человека, растерзанного Икабогом. Дейзи надеялась, что хотя бы в свой день рождения (девочка родилась тремя днями раньше, чем Берт) она узнает, смогут ли они снова стать друзьями. Поэтому Дейзи попросила отца пригласить госпожу Беззаботс и её сына на именинный чай. К радости девочки приглашение было принято, и хотя Берт по-прежнему не общался с ней в школе, она надеялась, что в день её рождения всё изменится.

Несмотря на то, что господин Паркетт как королевский плотник получал очень неплохое жалованье, даже он начал ощущать, как тяжело платить Икабог-налог. Они с Дейзи уже не могли позволить себе столько пирожных, сколько хотелось; кроме того, Паркетт перестал покупать вино. Однако в честь дня рождения дочери он достал из запасов последнюю бутылку вина из Цинандала, а Дейзи за все свои сбережения купила два дорогих пирожных «Небесные Надежды» – для себя и для Берта. Она знала, что это было его любимое лакомство.

Праздничное чаепитие началось не слишком удачно. Сначала господин Паркетт предложил тост за майора Беззаботса, и госпожа Беззаботс расплакалась. Потом все четверо сели за стол, но никто из них не мог придумать, с чего начать разговор, пока Берт не вспомнил, что купил для Дейзи подарок.

В витрине магазина игрушек мальчик увидел бандалор (так в то время называли йо-йо) и потратил на него все сэкономленные карманные деньги. Дейзи никогда не видела ничего подобного, но Берт научил её приёмам игры с бандалором, и девочка мигом научилась им играть не хуже своего друга. Когда же госпожа Беззаботс и господин Паркетт открыли игристое цинандальское вино, беседа стала проходить намного веселее.

По правде говоря, Берт очень скучал по Дейзи, но не знал, как помириться с бывшей подругой, тем более что рядом с ним всё время находился Родерик Саранч. Но через короткое время дети уже не вспоминали о том недоразумении в замковом дворе и весело хихикали, обсуждая учителя, который любил поковырять в носу, когда думал, что никто из детей на него не смотрит. Болезненные воспоминания о смерти родителей, о случайно вспыхнувшей драке и о короле Фреде Бесстрашном были забыты.

Дети оказались мудрее взрослых. Господин Паркетт уже успел отвыкнуть от вина и немного опьянел; кроме того, в отличие от своей дочери, он не подумал о том, что в этом доме не стоит вести разговор о чудовище, которое, как все считали, растерзало майора Беззаботса. Дейзи поняла, что происходит, лишь когда голос отца зазвучал громче, чем их смех.

– Всё, чего я прошу, Берта, – срывался на крик господин Паркетт, – это доказательства! Я хочу увидеть доказательства, вот и всё!

– Значит, смерть моего мужа для тебя – не доказательство? – спросила его госпожа Беззаботс. От её доброго лица внезапно повеяло холодом. – Как и гибель этого юного бедолаги Нобби Пуговки?


– Юного Нобби Пуговки? – повторил за ней господин Паркетт. – Раз уж ты упомянула о нём – а существовал ли он на самом деле, этот юный бедолага Нобби Пуговка? Кем был этот человек? Где он жил? Куда делась его старая мать в рыжем парике? Ты хотя бы раз встречала кого-нибудь из Пуговок в Городе-в-Городе? И раз уж ты используешь такие жёсткие доводы, Берта, – воскликнул господин Паркетт, размахивая бокалом, – я спрошу тебя вот о чём: почему гроб Нобби Пуговки был таким тяжёлым, если от него остались только сапоги и одна-единственная кость?

Дейзи начала энергично гримасничать, пытаясь заставить отца замолчать, но он не замечал её знаков. Сделав ещё один большой глоток, он продолжил:

– Что-то здесь не сходится, Берта. Никак не сходится. Почему бы тогда не допустить – это только предположение, имей в виду! – в самом деле, почему бы не допустить, что бедняга Беззаботс упал с коня и свернул себе шею, а лорд Никчэм ухитрился обвинить в его смерти Икабога, чтобы содрать со всех нас кучу золота?

Госпожа Беззаботс медленно поднялась на ноги. Она была невысокого роста, но господину Паркетту показалось, что разгневанная женщина глядит на него сверху вниз.

– Мой муж, – произнесла она таким холодным голосом, что Дейзи ощутила, как по коже пробегают мурашки, – был лучшим наездником во всём Раздолье! Мой муж упал бы с коня не раньше, чем ему отрубили бы ногу топором! Он мог погибнуть только в когтях ужасного чудовища! Так что следи за своим языком: заявлять, что Икабога не существует, – это измена!

– Изме-ена... – передразнил её господин Паркетт. – Брось, Берта, ты же не хочешь сказать, что веришь во всю эту чушь про измену? Всего лишь несколько месяцев назад те, кто не верил в существование Икабога, считались нормальными, здравомыслящими людьми, а не предателями!

– Это было до того, как мы узнали, что Икабог существует! – пронзительно завопила госпожа Беззаботс. – Берт, идём отсюда, сейчас же!

– Нет, нет, пожалуйста, не уходите! – закричала Дейзи. Она схватила небольшую коробочку, которую до этого прятала под стулом, выбежала из дома и помчалась по садовой дорожке, пытаясь догнать Беззаботсов.

– Берт, ну пожалуйста! Послушай, у меня есть «Небесные Надежды», я потратила на них все свои карманные деньги!

Дейзи не знала, что при виде «Небесных Надежд» Берту сразу вспомнился день, когда он услышал о смерти отца. В последний раз мальчик ел такое пирожное на королевской кухне: мать тогда уверяла его, что им дали бы знать, если бы что-то произошло с майором Беззаботсом.

И всё же Берт не собирался бросать подарок Дейзи на землю, он лишь хотел оттолкнуть её руку. Увы, от неожиданности девочка выпустила из руки коробку, и пирожные вывалились прямо на клумбу. При виде земли, налипшей на дорогие сладости, Дейзи разрыдалась.

– Я так и знал, что тебя ничего, кроме пирожных, не волнует! – крикнул Берт и выбежал на улицу, хлопнув калиткой.



Глава 25. Задача для Никчэма





К сожалению для лорда Никчэма, господин Паркетт был не единственным, у кого начали возникать сомнения в существовании Икабога.

Раздолье становилось всё беднее и беднее. У богатых торговцев не было проблем с Икабог-налогом. Они платили сборщикам по два дуката в месяц, а затем повышали цены на свои пироги, сыры, ветчину и вино, чтобы вернуть деньги, потраченные на налог. А бедные люди отрывали такую сумму от своих скудных средств с большим трудом; к тому же им приходилось тратить больше денег на подорожавшую еду. В Торфяндии у детей из-за недоедания даже начало ухудшаться здоровье.

Осведомители Никчэма изо всех городов и деревень докладывали ему, что людям хочется знать, на что тратят их золото. Некоторые раздольцы даже начали задумываться: может, от чудовища и защищаться незачем?

Согласно общему мнению, у жителей разных городов королевства характеры сильно различались: считалось, что цинандальцы – в основном забияки и мечтатели, обитатели Брынзбурга – люди мирные и вежливые, в то время как об эклервилльцах часто говорили, что они гордые, даже заносчивые. А вот жителей Беконстауна считали прямодушными и честными, поэтому именно они первыми начали всерьёз сомневаться в существовании Икабога.

Своих единомышленников мясник Табби Филей собрал в городской ратуше. Табби был достаточно осторожен, чтобы не говорить вслух о своих сомнениях; он всего лишь предложил всем присутствующим подписать послание королю с просьбой предоставить доказательства того, что Икабог-налог по-прежнему надо платить. Но как только все разошлись, шпион Никчэма (разумеется, без шпиона там не обошлось) вскочил на лошадь и поскакал на юг. Во дворец он прибыл к полуночи.

Разбуженный лакеем Никчэм тут же поднял с кроватей лорда Треплоу и майора Саранча и позвал их к себе в спальню. Вскоре они уже слушали донесение шпиона. Вначале тот рассказал, как проходило собрание изменников, а затем развернул карту и с готовностью обвёл на ней кружками дома главных зачинщиков, в том числе и Табби Филея.

– Молодец! – гаркнул Саранч. – Ну а дальше всё просто: мы их всех арестуем за измену и посадим в темницу!

– И ничего не просто... – нетерпеливо отмахнулся Никчэм. – На собрании было двести человек – не можем же мы посадить сразу такую кучу народу! С одной стороны, у нас в темнице просто нет столько места. А с другой стороны, все тогда будут шептаться, что мы так поступили просто потому, что не смогли ничего доказать!

– Тогда давай их расстреляем, – заявил Треплоу, – а потом замотаем во что-нибудь, как это мы сделали с Беззаботсом, и оставим рядом с болотом. Когда их найдут, то подумают, что это сделал Икабог.

– Думаешь, люди поверят, что у Икабога есть пистолет? – фыркнул Никчэм, – И в придачу двести плащей, которыми он обматывает своих жертв?

– Ну, если вы собираетесь высмеивать наши планы, милорд, то почему бы вам самому не предложить что-нибудь умное? – пожал плечами Саранч.

Но именно это у Никчэма и не получалось. Хотя его коварный мозг уже трещал от напряжения, он никак не мог придумать, как бы так напугать раздольцев, чтобы они платили налоги не возмущаясь и не жалуясь. Ему позарез нужно было доказательство существования Икабога, но где же его взять?

После того, как Треплоу и Саранч легли спать, Никчэм ещё долго расхаживал взад-вперёд по комнате в глубоком раздумье, как вдруг в дверь опять постучали.

– Что там такое? – рявкнул лорд.

В комнату боком проскользнул лакей Шипоуни.

– Чего тебе? Говори быстрее, я занят! – процедил сквозь зубы Никчэм.

– Как будет угодно вашей светлости, – поклонился Шипоуни. – Так получилось, что я недавно проходил мимо вашей спальни и совершенно случайно услышал об этом сборище изменников в Беконстауне, которое вы обсуждали с лордом Треплоу и майором Саранчем.

– Ага, то есть совершенно случайно услышал... – изогнул бровь Никчэм. В его голосе слышались опасные нотки.

– Я непременно должен сообщить вам, милорд, что в Городе-в-Городе есть по меньшей мере один человек, который думает так же, как и те предатели в Беконстауне, – затараторил Шипоуни. – Ему тоже нужны доказательства, как и этим мясникам. Когда я об этом узнал, то сразу подумал, что подобное может считаться изменой...

– Ну конечно же, это измена! – воскликнул Никчэм. – То есть один из тех, кто нашёл приют под сенью дворца, отплатил благодетелю чёрной неблагодарностью? И кто же из королевских слуг посмел усомниться в словах своего повелителя?

– Ну, вообще-то за такую информацию обычно неплохо платят, но... – протянул Шипоуни, с плутовским видом закатывая глаза.