Икабог
Часть 11 из 26 Информация о книге
– Говори сейчас же, кто это! – прорычал Никчэм, хватая лакея за отвороты ливреи. – Может, тогда я и подумаю об оплате... Имя, быстро! Назови мне его имя! – Д-Д-Дэн Паркетт! – выдавил из себя побледневший лакей. – Паркетт... Паркетт... Что-то знакомое... – пробормотал Никчэм и отпустил лакея; тот пошатнулся и вынужден был опереться о столик. – Вроде бы так звали какую-то швею? – Это была его жена, милорд, – сказал Шипоуни, поспешно выпрямляясь. – Она умерла. – Да, теперь и я вспомнил, – медленно проговорил Никчэм. – Он живёт в том самом доме у кладбища, где никогда не вывешивают флагов и не выставляют в окнах портреты короля. И кто же тебе рассказал о его изменнических убеждениях? – Так получилось, что я совершенно случайно услышал, как госпожа Беззаботс передаёт его слова горничной, – ответил Шипоуни. – Как много всего ты слышишь совершенно случайно... – хмыкнул Никчэм, роясь в карманах жилета. – Молодец. Вот тебе десять дукатов. – Благодарю вас, милорд! – воскликнул лакей. Он низко поклонился, затем повернулся, собираясь уходить. – Подожди, – остановил его лорд, – А чем он вообще занимается, этот Паркетт? На самом деле Никчэм хотел узнать, заметит король исчезновение Паркетта или не обратит внимания. – Паркетт, милорд? Он плотник, – сообщил Шипоуни, затем низко поклонился и вышел. – Плотник... – задумчиво повторил Никчэм. – Говоришь, плотник...- И тут ему в голову пришла блестящая идея! Он был так ослеплён её блеском, что даже схватился за спинку дивана, чтобы не упасть. Глава 26. Работа для господина Паркетта На следующее утро, когда Дейзи ушла в школу, а господин Паркетт приступил к работе в мастерской, к ним в дом постучался майор Саранч. Плотник знал о Саранче лишь то, что майора поселили в его старом доме и что он заменил Беззаботса на посту командора Королевской гвардии. Господин Паркетт пригласил Саранча войти, но тот отказался. – У нас во дворце есть срочная работа для вас, Паркетт, – сообщил майор. – В королевской карете сломалась ось, а его величеству уже завтра нужно будет выезжать в этой карете. – Опять сломалась? – удивился господин Паркетт. – Я же её только в прошлом месяце чинил. – Её одна из упряжных лошадей лягнула, – объяснил майор Саранч. – Так что, идём? – Ну разумеется, – подтвердил господин Паркетт (ни одному из дворцовых работников, разумеется, не пришло бы в голову отказаться от выполнения работы для короля). Он запер свою мастерскую и двинулся вместе с Саранчем по залитым солнцем улицам Города-в-Городе. Они шли, болтая о том о сём, пока не добрались до той части королевских конюшен, где стояли кареты. Перед дверью бездельничали шестеро солдат. У одного из них в руках был пустой мешок из-под муки, у другого – моток верёвки. Заметив господина Паркетта и майора Саранча, солдаты уставились на них и застыли в ожидании. – Доброе утро, – поздоровался Паркетт, проходя мимо них. Прежде чем он понял, что происходит, один солдат набросил мешок ему на голову, а ещё двое скрутили руки за спиной и связали их верёвкой. Господин Паркетт был настоящим силачом: он отчаянно боролся и раздавал тумаки налево и направо, пока Саранч, улучив момент, не прошептал ему на ухо: – Ещё хоть звук – и твоей дочери несдобровать... Господин Паркетт, собиравшийся позвать на помощь, тут же закрыл рот, обмяк и позволил солдатам увести себя. Хотя через ткань мешка ничего нельзя было разглядеть, он вскоре начал догадываться, куда они направляются: сначала солдаты провели его вниз по двум крутым лестничным пролётам, а затем спустились по третьему, со скользкими каменными ступеньками. Ощутив пробежавший по коже озноб, Паркетт сообразил, что находится в темнице, и окончательно убедился в этом, когда услышал, как поворачивается в ржавом замке железный ключ и лязгают решётки. Солдаты бросили его на холодный каменный пол; кто-то из них стащил с его головы мешок. Вокруг было темным-темно, и в первые мгновения господин Паркетт ничего не смог разглядеть вокруг себя. Затем один из солдат зажёг факел, и господин Паркетт обнаружил, что смотрит на носки начищенных сапог. Он поднял глаза вверх. Над ним стоял улыбающийся лорд Никчэм. – Доброе утро, Паркетт, – сказал Никчэм. – У меня есть для вас небольшая работа. Если вы сделаете её хорошо, то не успеете и опомниться, как окажетесь дома с дочерью. Если же откажетесь или не проявите должного старания – вы больше никогда её не увидите. Надеюсь, мы поняли друг друга? Господин Паркетт покосился в сторону. У стены камеры выстроились шестеро солдат и майор Саранч, вооружённые мечами. – Да, милорд, – тихо ответил он. – Я всё понял. – Отлично, – кивнул Никчэм и отошёл в сторону. Взгляду Паркетта открылся огромный чурбак размером с пони. Рядом с чурбаком стоял небольшой стол с набором плотницких инструментов. – Я хочу, Паркетт, чтобы вы вырезали мне огромную, точнее сказать, чудовищную ногу с острыми, как бритва, когтями. К её верхней части приделайте длинную ручку, чтобы человек, не слезая с лошади, мог делать отпечатки на земле. Вы поняли задачу, плотник? Господин Паркетт и лорд Никчэм долго глядели друг другу в глаза. Конечно же, господин Паркетт сразу сообразил, для чего это было нужно: ему приказали подделать доказательства существования Икабога. Больше всего плотника пугала одна мысль: разве Никчэм решится его отпустить после того, как он закончит вырезать ногу выдуманного чудовища? Ведь лорд прекрасно понимает, что Паркетт может проболтаться о том, что делал в темнице... – Милорд, вы клянётесь, что если я это сделаю, то моей дочери ничего не будет угрожать? – наконец спросил господин Паркетт тихим голосом. – И что мне будет разрешено вернуться домой? – Конечно, Паркетт, – рассеянно кивнул Никчэм, подходя к двери камеры. – Чем быстрее вы выполните задание, тем скорее вы опять увидите свою дочь. Только одно условие: утром мы будем давать вам инструменты, а перед сном — забирать. Вы же понимаете, что мы не можем оставлять заключённым то, чем можно выкопать ход наружу? Удачи вам, Паркетт, и постарайтесь работать как можно усерднее. С нетерпением жду свою ногу! Дождавшись, пока лорд закончит говорить, Саранч перерезал верёвку, которой были связаны запястья господина Паркетта, и плотно вставил свой факел в кольцо на стене. После этого Никчэм, Саранч и другие солдаты вышли из камеры. Железная дверь с лязгом закрылась, ключ повернулся в замке, и господин Паркетт остался в камере один. Перед ним лежали стамески, резцы и огромный чурбак. Глава 27. Похищение Дейзи возвращалась из школы, держа под мышкой учебники и играя на ходу бандалором. Войдя в калитку, она, как обычно, помчалась в мастерскую к отцу, чтобы рассказать ему, как прошёл день. Однако, к своему удивлению, девочка обнаружила, что мастерская заперта. Тогда она решила, что господин Паркетт закончил работу раньше обычного, и поспешила вернуться в дом. Распахнув парадную дверь, Дейзи застыла от удивления. Вся мебель куда-то подевалась. Также исчезли картины на стенах, ковёр на полу, светильники и даже кухонная плита. Она открыла рот, чтобы позвать отца, но в этот момент на неё набросили мешок, а рот зажали рукой. Школьные учебники и бандалор с грохотом упали на пол. Отчаянно извивающуюся Дейзи подняли, вынесли из дома и швырнули в стоявший неподалёку фургон. – Попробуешь рот разинуть, – тихо проговорил кто-то грубым голосом у самого уха, – и мы убьём твоего отца. Дейзи, которая как раз набрала полную грудь воздуха, собираясь закричать, задержала дыхание и медленно выдохнула. Фургон тронулся. Девочка ощущала, как он трясётся на ухабах, и слышала, как позвякивает упряжь и стучат копыта. Когда повозка повернула и до Дейзи донеслись крики рыночных торговцев и лошадиное ржание, она поняла, что фургон только что выехал из Города-в-Городе. Хотя Дейзи и была напугана так, как никогда в жизни, она всё равно заставляла себя запоминать каждый поворот, каждый звук, каждый запах, пытаясь угадать, куда её везут. Через некоторое время стук лошадиных копыт по мостовой сменился негромким топотом по грунту, а сладкие ароматы столичного воздуха уступили место сельским запахам зелени и чернозёма. Похитителя Дейзи звали Пробоец, и был он рядовым Противоикабогской бригады. Лорд Никчэм приказал этому дерзкому здоровяку «избавиться от малышки Паркетт», и Пробоец решил, что Никчэм приказывает ему убить девочку. Рассуждал он совершенно верно: Никчэм выбрал его, чтобы расправиться с Дейзи, потому что Пробоец любил пускать в ход кулаки, и ему было всё равно, кого этими кулаками дубасить. Но когда фургон выехал из города и покатил мимо рощ и лесов, где можно было бы легко спрятать тело убитой Дейзи, солдат внезапно понял, что никогда не решится поднять руку на девочку. У него самого была маленькая племянница Рози, ровесница Дейзи, и он её очень любил. Каждый раз, когда он представлял, как душит Дейзи, на её месте он видел племянницу: малышка умоляла её пощадить. Поэтому, вместо того, чтобы свернуть с грунтовой дороги в лес, Пробоец ехал вперёд и вперёд, ломая голову над тем, что делать с Дейзи. Через ткань мешка, в котором раньше наверняка хранили муку, начал ощущаться запах беконстаунских колбас, смешанный с ароматом сыра из Брынзбурга. Интересно, куда её везут – в Брынзбург или в Беконстаун, подумала Дейзи. Её отец иногда брал девочку с собой, когда ездил покупать сыр и мясо в этих знаменитых городах. Она прикинула, что если сможет каким-то образом ускользнуть от похитителя, когда он будет вытаскивать её из фургона, то доберётся до Эклервилля где-то через пару дней. Заодно Дейзи лихорадочно пыталась сообразить, где сейчас может находиться отец и куда исчезла вся мебель в доме, но в конце концов она заставила себя сосредоточиться на своих ощущениях, чтобы потом найти дорогу домой. Девочка долго прислушивалась, ожидая, когда копыта зацокают по камню моста через Разливину, соединяющего Беконстаун и Брынзбург, но так и не дождалась: похититель не заехал ни в один из этих городов. Пробойцу как раз пришла в голову блестящая идея о том, что делать с Дейзи, поэтому он обогнул город колбасников и отправился на север. Постепенно запахи мяса и сыра растворились в воздухе, и на землю легла ночь. Дело в том, что Пробоец очень вовремя вспомнил про одну старуху, которая жила на окраине Цинандала, его родного города. Все называли её «Мамаша Брюзга». Она принимала к себе сирот, и ей платили по одному дукату в месяц за каждого ребёнка, которого она опекала. Ещё никому из детей не удавалось сбежать из дома Мамаши Брюзги, и именно поэтому Пробоец решил отдать ей девочку. Ему очень не хотелось, чтобы Дейзи вернулась в Эклервилль: Никчэм наверняка будет в ярости из-за того, что рядовой не выполнил приказ. Несмотря на то, что Дейзи было холодно, страшно и неуютно, покачивание фургона в конце концов её убаюкало. И вдруг что-то заставило девочку проснуться. Теперь в воздухе ощущался какой-то непривычный, не слишком приятный для неё запах. Через некоторое время она сообразила, что так пахнет вино: иногда, в очень редких случаях, господин Паркетт позволял себе бокал-другой. Должно быть, они подъезжают к Цинандалу – городу, где она ещё ни разу не была, подумала Дейзи. Сквозь маленькую дырочку в мешке она увидела, как над горизонтом медленно поднимается рассветное солнце. Вскоре фургон опять загрохотал по брусчатке и через некоторое время остановился. Дейзи сразу попыталась выпасть наружу, но прежде чем её мешок долетел до мостовой, рядовой Пробоец подхватил его и понёс к дому Мамаши Брюзги, не обращая внимания на то, что Дейзи в мешке сопротивлялась изо всех сил. Дойдя до двери, он несколько раз ударил в неё тяжёлым кулаком. – Тихо, тихо, уже иду... – послышался изнутри писклявый дребезжащий голос. Загрохотали засовы, зазвенели цепочки, и в дверях появилась Мамаша Брюзга. Старуха тяжело опиралась на трость с серебряным набалдашником. – Новый ребёнок для вас, мамаша, – пропыхтел Пробоец, занося извивающийся мешок в прихожую, где пахло варёной капустой и дешёвым вином. Вы можете подумать, что Мамаша Брюзга встревожилась, увидев ребёнка в мешке, но на самом деле ей уже много раз приносили похищенных детей так называемых изменников. Ей было всё равно, что это за дети и почему они тут оказались. Старуху интересовали только деньги: ей официально платили один дукат в месяц за то, что она приглядывала за детьми. Чем больше детей набивалось в её ветхую лачугу, тем больше вина Мамаша Брюзга могла себе купить, а до остального ей не было дела. Поэтому она требовательно протянула руку и проскрипела: «Плата за присмотр – пять дукатов» (старуха всегда называла эту сумму, если видела, что кто-то хочет избавиться от ребёнка). Пробоец сердито покосился на неё, отсчитал пять монет и вышел, не сказав ни слова. Мамаша Брюзга ухмыльнулась и захлопнула за ним дверь. Забираясь обратно в фургон, Пробоец услышал, как зазвенели цепочки и защёлкали замки на входной двери. Хоть он и лишился половины месячного жалованья, но проблемы с Дейзи Паркетт больше не существовало, и Пробоец с чистой совестью отправился обратно в столицу, то и дело подгоняя коня. Глава 28. Мамаша Брюзга Убедившись, что входная дверь надёжно закрыта, Мамаша Брюзга стащила мешок со своей новой подопечной. Жмурясь от внезапного света, Дейзи обнаружила, что стоит в узком, довольно грязном коридоре, лицом к лицу с уродливой старой женщиной, одетой во всё чёрное. На кончике носа у старухи торчала большая коричневая бородавка, из которой росли волосы. – Джон! – проскрипела Мамаша Брюзга, не отрывая глаз от Дейзи. В прихожую, шаркая ногами и похрустывая костяшками пальцев, вошёл мальчик. Был он намного старше и выше Дейзи; на его тупом лице застыло хмурое выражение. – Пойди наверх и скажи всем Джейн, чтобы они положили ещё один матрац в своей комнате, – приказала старуха. – Пошли кого-нибудь помладше, – пробурчал Джон. – Я ещё не завтракал. Мамаша Брюзга неожиданно взмахнула своей тяжёлой тростью, метя набалдашником в голову мальчика. Дейзи в ужасе закрыла глаза: ей показалось, что массивный серебряный шар сейчас с треском врежется в висок. Но мальчик увернулся так ловко, будто постоянно тренировался. Ещё раз хрустнув костяшками, он угрюмо проворчал: «Да ладно, ладно...» и поплёлся вверх по рассохшимся ступенькам. – Как тебя зовут? – спросила Мамаша Брюзга, поворачиваясь к Дейзи. – Дейзи, – ответила девочка.