Икабог

– Неправильный ответ, – отрезала Мамаша Брюзга. – Тебя зовут Джейн.

Чуть позже другие дети рассказали Дейзи, что Мамаша Брюзга поступала так же с каждым прибывшим ребёнком. Каждую девочку она переименовывала в Джейн, а каждого мальчика – в Джона. Следя за тем, был ли ребёнок готов откликаться на своё новое имя, Мамаша Брюзга определяла, легко или трудно будет его подчинить.

Те, кто попал к Мамаше Брюзге в совсем юном возрасте, понятное дело, просто соглашались с тем, что их зовут Джон или Джейн, и быстро забывали прежние имена. Бездомные и потерянные дети понимали, что новое имя – это невысокая плата за крышу над головой, и тоже быстро примирялись с такой заменой.

Но иногда к Мамаше Брюзге приводили ребёнка, готового отстаивать своё имя до последнего. Ещё до того, как Дейзи открыла рот, старуха уже поняла, что это именно такая упрямица. Новая девочка, одетая в комбинезон, стояла напротив неё со сжатыми кулаками и смотрела гордо и с вызовом. Хотя она была худенькой, в ней чувствовалась внутренняя сила.

– Меня зовут Дейзи Паркетт, – возразила девочка. – Дейзи – это в честь маргаритки, любимого цветка моей мамы.

– Твоей матери уже нет в живых, – фыркнула Мамаша Брюзга. Она никогда не упускала случая напомнить подопечным, что их родители умерли. Старуха считала, что маленькие негодяи не будут думать о побеге, если бежать им будет некуда.

– Это правда, – согласилась Дейзи. Её сердце стучало как сумасшедшее. – Мама умерла.

– И отец тоже, – добавила Мамаша Брюзга.

Силуэт ужасной старухи расплывался перед глазами девочки. Дейзи ничего не ела со вчерашнего обеда, к тому же она провела ужасную ночь в фургоне Пробойца. Тем не менее она произнесла холодно и отчётливо:

– Нет, папа жив. Я – Дейзи Паркетт, и мой отец живёт в Эклервилле.

Она должна была верить, что с отцом всё в порядке. Она не могла себе позволить сомневаться в этом. Если бы отца уже не было живых, то и жить было бы незачем.

– А я говорю, что он покойник! – воскликнула Мамаша Брюзга, поднимая трость. – Твой отец мертвее мёртвого, а зовут тебя Джейн!

– Меня зовут... – начала Дейзи — и тут Мамаша Брюзга внезапно взмахнула тростью. Дейзи удалось увернуться – точно так же, как и тому юноше, но старуха опять размахнулась, и на этот раз трость больно стукнула ошеломлённую Дейзи по уху.

– Давай попробуем ещё раз, – зло прищурилась Мамаша Брюзга. – Повторяй за мной: «Мой отец умер, а зовут меня Джейн».

– Не буду! – крикнула Дейзи. Старуха ещё раз занесла над ней трость, но девочка нырнула у неё под рукой и метнулась в глубь дома, отчаянно надеясь, что на двери чёрного хода не будет запоров. На кухне она чуть не сбила с ног двух бледных детей, мальчика и девочку, которые разливали по мискам какую-то грязно-зелёную жижу. Чуть далее виднелась дверь с таким же множеством цепочек и замков. Дейзи бросилась обратно в прихожую (там ей снова пришлось уворачиваться от Мамаши Брюзги и её трости), а затем помчалась наверх. Рванув на себя дверь, она увидела, как худые дети с землистыми лицами убирают комнату и застилают матрацы изношенными простынями. Позади неё уже слышались шаги: старуха поднималась по лестнице.

– Тебе это не поможет, – проскрипела Мамаша Брюзга, появляясь на пороге спальни. – Повторяй: «Мой отец умер, а зовут меня Джейн!»

– Мой отец жив, а зовут меня Дейзи! – крикнула Дейзи. Девочка как раз заметила на потолке люк, через который, как ей подумалось, можно было попасть на чердак. Выхватив из руки какой-то испуганной девочки метёлку на длинной ручке, она открыла ею люк, и из него выпала верёвочная лестница. Дейзи быстро вскарабкалась по ней, подтянула лестницу к себе и захлопнула крышку люка, чтобы Мамаша Брюзга со своей тростью не смогла до неё добраться. Но старуха, вопреки её ожиданиям, лишь захихикала и приказала одному из мальчиков стать под люком и стеречь Дейзи.

Чуть позже девочка обнаружила, что дети прибавляли к общим именам разные прозвища, чтобы было понятно, о каком Джоне или Джейн идёт речь. Под чердачным люком её караулил тот же юноша, которого Дейзи видела внизу. Другие дети прозвали его «Джон-Молотилка», за то, что он избивал малышей. Джон-Молотилка был старшим после Мамаши Брюзги. Желая поиздеваться над Дейзи, он начал рассказывать ей о том, что другие дети умирали от голода на этом чердаке и что если она хорошо поищет, то найдёт их скелеты.

Потолок на чердаке был таким низким, что Дейзи пришлось передвигаться на корточках. Ещё там было очень грязно, но зато в крыше виднелась небольшая щель, через которую падал солнечный свет. Дейзи подобралась к ней и выглянула наружу. Перед ней лежал Цинандал. В отличие от Эклервилля с его белоснежными домами, этот город был высечен из тёмно-серого камня. Внизу двое мужчин плелись по улице, горланя песню, которую особенно любили пьянчужки:



Бутылку пью – и знаю, что Икабога нет.

Другую выпиваю – и вот он, его след.

Я третью пью – и вижу: он гонится за мной!

Ещё одну бы выпить до встречи с сатаной...



Дейзи целый час сидела, жадно глядя через щель на окружающий мир. А затем пришла Мамаша Брюзга и хрястнула по люку тростью.

– Как тебя зовут?

– Дейзи Паркетт! – выкрикнула девочка.

Каждый час старуха приходила к ней с этим вопросом, и каждый раз ответ оставался прежним.

Однако время шло неумолимо, и в конце концов Дейзи почувствовала, что от голода у неё начинает кружиться голова. Каждый раз она выкрикивала своё имя всё тише и тише. Наконец девочка заметила, что на улице начинает темнеть. Ей очень хотелось пить. Дейзи поняла, что если она продолжит упрямиться, то на чердаке действительно может появиться скелет, которым Джон-Молотилка будет пугать других детей. Поэтому в следующий раз, когда Мамаша Брюзга ударила по люку своей тростью и спросила, как её зовут, девочка ответила: «Джейн».

– А отец твой жив? – спросила довольная старуха.

Дейзи скрестила пальцы и ответила:

– Нет.

– Очень хорошо, – сказала Мамаша Брюзга, открывая люк и дёргая на себя верёвочную лестницу. – Иди-ка сюда, Джейн.

Когда Дейзи спрыгнула на пол, старуха тут же влепила ей пощёчину.

– Это за то, что ты была мерзкой лживой негодяйкой! А теперь иди за своим супом, а потом вымой миску и ложись спать.

Дейзи мгновенно уплела небольшую порцию капустного супа (такой отвратительной похлёбки она ещё никогда в жизни не ела), вымыла миску в заляпанной жиром бочке, которую Мамаша Брюзга приспособила для мытья посуды, и затем отправилась наверх, в спальню для девочек. На полу уже лежал свободный матрац. Она проскользнула внутрь, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды остальных девочек, и забралась под старенькое одеяло прямо в одежде, потому что в комнате было очень холодно.

Повернув голову, Дейзи встретилась взглядом с добрыми синими глазами худенькой девочки, её ровесницы.


– Ты продержалась намного дольше, чем почти все мы, – прошептала она. Она как-то непривычно выговаривала слова; позже Дейзи узнала, что это был торфяндский акцент.

– Как тебя зовут? – шёпотом спросила Дейзи. – По-настоящему?

Девочка оценивающе поглядела на неё своими огромными глазами-васильками.

– Нам запрещено это говорить.

– Обещаю, что никому не скажу, – тихо поклялась Дейзи.

Девочка в задумчивости уставилась на неё. Как раз в тот момент, когда Дейзи решила, что ответа ей не дождаться, раздался тихий шёпот:

– Марта...

– Рада с тобой познакомиться, Марта, – прошептала Дейзи. – Я Дейзи Паркетт. И мой отец жив.



Глава 29. Госпожа Беззаботс начинает беспокоиться





Вернувшись в Эклервилль, Никчэм сразу же велел распустить слухи о том, что Паркетты прямо посреди ночи собрали вещи и переехали в соседнюю страну Прудпрудинию. Учительница Дейзи сообщила эту новость её одноклассникам, а лакей Шипоуни растрезвонил о переезде всем слугам дворца.

Придя домой из школы, Берт лёг на кровать и уставился в потолок. Мальчик вспоминал, как ещё совсем недавно был маленьким толстячком, которого другие дети дразнили Бертебродом, и как Дейзи за него заступалась. Ещё он вспомнил их давнюю драку в дворцовом дворе и выражение лица Дейзи, когда на её дне рождения он случайно выбил у подруги из руки пирожные «Небесные Надежды» и они попа́дали прямо на землю.

Затем Берт начал думать о том, как и с кем он теперь проводит свободное время. Поначалу Берту нравилось дружить с Родериком Саранчем: раньше Родерик не упускал случая как-нибудь его унизить, и Берт был рад, что эти издёвки прекратились. Но если говорить начистоту, Берту не по душе были обычные развлечения Родерика: мальчику не хотелось стрелять в дворняжек из рогаток или подкладывать девочкам в портфели живых лягушек. С Родериком ему всё время приходилось растягивать губы в притворной улыбке – к концу дня у Берта даже щёки начинали болеть. А вот с Дейзи ему действительно было весело, и он ужасно сожалел о том, что так и не попытался опять с ней сдружиться. Но уже было слишком поздно: его подруга навсегда уехала в Прудпрудинию.

Пока Берт валялся на кровати, госпожа Беззаботс сидела на кухне одна-одинёшенька, и ей было почти так же тоскливо, как и её сыну.

Она не переставала сожалеть о том, что пересказала горничной неосторожное замечание господина Паркетта об Икабоге. Госпожа Беззаботс очень сильно рассердилась, когда услышала, что её муж мог упасть с коня, поэтому она даже не подумала, что такое мнение посчитают изменой, а ведь слово, как известно, – не воробей, вылетит – не поймаешь... На самом деле женщина, конечно же, не хотела навлечь неприятностей на старого друга, поэтому, чуть успокоившись, госпожа Беззаботс попросила горничную (которую, кстати, звали Мэйбл) никому не рассказывать об услышанном, и та согласилась.

Когда успокоенная госпожа кондитер повернулась к плите, собираясь вытащить из духовки большую порцию «Девичьих Снов», она вдруг заметила лакея Шипоуни – никем не замеченный, он стоял в углу. Во дворце этот лакей был известен как доносчик и сплетник. Он умел бесшумно прокрадываться в разные комнаты и подглядывать через замочную скважину так, что его никто не замечал. В тот момент госпожа Беззаботс не решилась спросить у Шипоуни, сколько времени он уже находился в кухне, но сейчас невыразимый ужас сковал её сердце. Рассказал ли лакей об изменнических мыслях господина Паркетта лорду Никчэму? Могло ли так случиться, что Паркетт отправился не в Прудпрудинию, а в темницу?

Чем дольше госпожа Беззаботс думала об этом, тем страшнее ей становилось. Наконец она крикнула Берту, что хочет немного прогуляться на сон грядущий, и выбежала из дома.

Хотя уже начало смеркаться, по улицам Города-в-Городе вовсю носились дети, увлечённые какой-то игрой. Госпожа Беззаботс с трудом пробиралась между ними, пока наконец не добралась до небольшого домика, который располагался между воротами Города-в-Городе и кладбищем. В окнах дома было темно, на мастерской висел замок, но когда госпожа Беззаботс толкнула входную дверь, она легко открылась.

Дом стоял пустой, не было даже картин на стенах, и госпожа Беззаботс вздохнула с облегчением. Если бы господина Паркетта посадили в тюрьму, то туда вряд ли перевезли бы всю его мебель. Было и вправду похоже, что он собрал все свои пожитки и увёз Дейзи в Прудпрудинию. Возвращаясь домой, госпожа Беззаботс наконец почувствовала, что у неё немного отлегло от сердца.

Впереди какие-то девочки прыгали через скакалку, выкрикивая считалочку, которую в последнее время можно было повсюду услышать от играющих детей.



– За тобой – Икабог; ты скачи, не стой на месте,

За тобой – Икабог; ты ему – сосиска в тесте.

Ты назад не гляди, а не то лишишься носа,

Он сожрал сто солдат и майора Безза...



В этот момент одна из маленьких девочек, крутивших скакалку, заметила госпожу Беззаботс и от неожиданности вскрикнула, выронив ручку скакалки. Остальные девочки повернулись в её сторону и при виде госпожи кондитера дружно покраснели от стыда. Одна из них испуганно хихикнула, другая расплакалась.

– Все в порядке, девчонки, – сказала госпожа Беззаботс, проходя мимо и пытаясь улыбнуться. – Не обращайте на меня внимания.

Дети стояли молча, провожая её глазами. Вдруг госпожа Беззаботс повернулась и снова взглянула на девочку, уронившую скакалку.

– Где ты взяла это платье? – спросила она.

Малышка с пунцовым от смущения лицом посмотрела на платье, а затем опять подняла глаза на госпожу Беззаботс.

– Мне его папа принёс, госпожа. Вчера вернулся с работы и принёс. А брату он подарил бандалор.

Ещё раз окинув платье внимательным взглядом, госпожа Беззаботс медленно развернулась и двинулась по улице. Она пыталась убедить себя в том, что это какая-то ошибка, но перед её глазами всё равно стояла Дейзи Паркетт, одетая в красивое платьице – точно такое же, с жёлтым солнышком и с ромашками, вышитыми вокруг шеи и на рукавах. Совсем как в те дни, когда была жива её мать, которая сама шила для дочери всю одежду.



Глава 30. Нога