Икабог

Глава 45. Берт в Цинандале





Поначалу Берт не думал о том, что по приказу лорда Никчэма его будут искать по всему Раздолью. Следуя совету стражника у городских ворот, он выбирал только просёлочные и окольные дороги. Юноше ещё ни разу не приходилось бывать так далеко на севере, с окрестностями Цинандала он знаком не был, но его путь всё время лежал вдоль берега Разливины, поэтому он знал, что идёт в правильном направлении.

Его волосы превратились в лохмы, а обувь покрылась грязью, потому что ему приходилось идти через вспаханные поля и спать в канавах. На третью ночь, когда Берт добрался до Брынзбурга и начал искать, где бы поесть, он впервые увидел себя на объявлении «Разыскивается преступник», которое было выставлено в окне торговца сыром. К счастью, опрятный улыбающийся юноша на рисунке ничем не напоминал грязного бродягу, который в тот момент отражался от тёмного оконного стекла. Но всё равно Берт был потрясён, когда увидел, что за него, живого или мёртвого, обещают в награду сто дукатов.

Втянув голову в плечи, юноша быстро зашагал по тёмным улицам мимо тощих псов и заколоченных окон. Пару раз он натыкался на других людей, таких же грязных и оборванных, которые тоже рылись в мусорных баках, пытаясь добыть что-нибудь съедобное. Наконец ему удалось откопать никем не замеченный кусок засохшего и слегка заплесневелого сыра. Запив сыр дождевой водой из бочки, стоявшей за заброшенным молочным магазином, он поспешил покинуть Брынзбург и опять отправился вперёд по просёлочной дороге.

Мысли Берта всё время возвращались к матери. Они не убьют её, повторял он себе снова и снова. Они не осмелятся её убить. Она – любимица короля. Они не посмеют... В конце концов Берт приказал себе не думать о том, что мама может умереть: если такая мысль придёт ему в голову ещё раз, подумал юноша, то утром он не заставит себя выбраться из канавы, в которой будет ночевать.

Вскоре обнаружилось, что Берт натёр себе ноги до кровавых пузырей. И неудивительно: он старался идти по бездорожью, выбирал самые безлюдные места, чтобы никого по пути не встретить. Вечером юноша собрал в придорожном саду последние гнилые яблоки, а на следующий день ему удалось найти в мусорной корзине объедки курицы, и он обобрал последние кусочки мяса, оставшиеся на костях. К тому времени, как на горизонте замаячили тёмно-серые очертания Цинандала, юноше пришлось украсть со двора кузнеца кусок бечёвки и использовать его вместо пояса: он так похудел, что брюки постоянно с него спадали.

На протяжении всего путешествия Берт говорил себе, что как только он найдёт кузена Гарольда, всё уладится само собой: он переложит свои проблемы на плечи взрослого, и Гарольд их решит. Юноша скрывался за городскими стенами, пока не стемнело, затем тайком пробрался в город виноделов и захромал к таверне Гарольда; его натёртые ноги ужасно болели.

В окне таверны не было видно ни огонька. Когда Берт подошёл поближе, он увидел, что двери и окна заколочены. Таверна больше не работала, а сам Гарольд, похоже, куда-то уехал вместе с семьёй. В отчаянии Берт обратился к проходящей мимо женщине:

– Прошу прощения, вы не знаете, куда делся Гарольд, владелец этой таверны?

– Гарольд? – задумчиво переспросила женщина. – Ах да, он уехал на юг неделю назад. У него в Эклервилле есть родственники, и он надеется устроиться на работу в королевский дворец.

Ошеломлённый Берт долго смотрел в спину уходящей женщине. Вокруг было холодно, дул сильный ветер. Краем глаза он увидел на ближайшем фонарном столбе объявление «Разыскивается преступник» со своим портретом. Вконец измученный юноша, не зная, что делать дальше, представил себе, как он сейчас усядется на холодном пороге и будет ждать, пока за ним не придут солдаты...

В этот момент он почувствовал, как ему в спину упёрлось остриё меча, и кто-то прохрипел прямо в ухо:

– Вот ты и попался...



Глава 46. История Родерика Саранча





Если вы думаете, что после таких слов Берт чуть не умер от испуга, то ошибаетесь. Совсем наоборот – юноша даже выдохнул с облегчением: обладатель этого голоса был хорошо ему знаком. Поэтому, вместо того чтобы прямо на месте сдаться и молить о пощаде, он обернулся – и увидел перед собой Родерика Саранча.

– Чего скалишься? – рявкнул Родерик, исподлобья глядя в грязное лицо Берта.

– Я знаю, что ты меня и пальцем не тронешь, Родди, – спокойно ответил Берт.

Хотя в руках у Родерика был меч, юношу била крупная дрожь. Берт готов был поклясться, что его друг напуган гораздо сильнее, чем он сам. Под курткой Саранча виднелась пижама, ноги его были укутаны окровавленными тряпками.

– Это ты прямо в таком виде добирался из Эклервилля? – спросил Берт.

– Не твоё дело! – сплюнул на землю Родерик, пытаясь принять грозный вид (получалось так себе – у него зуб на зуб не попадал). – Я поймал тебя, Беззаботс, жалкий изменник!

– Ой, да брось ты, – отмахнулся Берт и осторожно вытащил меч из руки приятеля. Родерик обмяк и заплакал.

– Да ладно тебе... – мягко сказал Берт. Он приобнял приятеля за плечи и повёл его по боковой аллее, подальше от колышущегося на ветру объявления о розыске преступника. Наконец оба юноши остановились возле мусорных корзин, доверху набитых пустыми винными бутылками.

– Отстань! – всхлипнул Родерик, сбрасывая с плеча руку Берта. – Отвяжись от меня! Это ты во всём виноват!

– В чём это я виноват? – удивился Берт.

– Ты убежал от моего отца! – выпалил Родерик, утирая слёзы рукавом.

– Ну а что ещё мне оставалось делать? – развёл руками Берт. – Он ведь хотел меня убить!

– А теперь... теперь его самого убили! – всхлипнул Родерик.

– Майора Саранча убили? – растерялся Берт. – Но кто? Как?

– Это Ник... Никчэм, – ещё раз шмыгнул носом Родерик. – Когда тебя не смогли поймать, он пришёл к нам домой с солдатами. Он так разозлился из-за того, что отец тебя упустил, что выхватил у одного солдата ружьё и... и...

Родерик сел на мусорную корзину и опять заплакал.

По переулку пронёсся порыв холодного ветра. Да уж, подумал Берт, у Никчэма совсем крыша поехала. Если он прикончил даже своего верного командора Королевской гвардии, то ни один житель Раздолья не может чувствовать себя в безопасности.

– Откуда ты узнал, что я буду в Цинандале? – поинтересовался Берт.

– Мне сказал Шипоуни, дворцовый лакей. Я заплатил ему пять дукатов. Он вспомнил, как твоя мать рассказывала, что её кузен содержит здесь таверну.


– Как думаешь, кому ещё Шипоуни мог рассказать об этом? – спросил Берт, начиная беспокоиться.

– Да всем подряд, – пробурчал Родерик, утирая лицо рукавом пижамы. – Он за медный грош кого угодно продаст.

– Кто бы говорил! – не выдержал Берт. – Ты же сам собирался продать меня за сотню дукатов!

– Мне золото ни к чему, – убитым голосом проговорил Родерик. – Это для мамы и братьев. Я думал, что смогу их выручить, если сдам тебя Никчэму. Они попали к нему в лапы, а я успел сбежать из спальни через окно. Вот почему я в пижаме.

– Я тоже сбежал из спальни через окно, – пожал плечами Берт. – Но, по крайней мере, у меня хватило ума взять с собой ботинки. Идём, надо сваливать отсюда побыстрее, – добавил он, поднимая Родерика на ноги. – По дороге попробуем стащить для тебя несколько носков с бельевых верёвок.

Но не успели они сделать и пары шагов, как позади послышался мужской голос:

– Руки вверх! Вы, оба! Пойдёте со мной.

Оба юноши подняли руки и обернулись. Какой-то парень с грязным и злым лицом наставил на них ружьё. Хотя он был вооружён, военной формы на нём не было. Ни Берт, ни Родерик его не знали, а вот Дейзи Паркетт могла бы точно сказать, кто им повстречался: это был повзрослевший Джон-Молотилка, помощник Мамаши Брюзги.

Бросая косые взгляды то на одного юношу, то на другого, Джон подошёл на несколько шагов. – Да-да, я к вам обращаюсь. Давай сюда меч.

Ружьё смотрело прямо в грудь Берта, и ему пришлось расстаться с мечом. Однако юноша вовсе не был так напуган, как можно было ожидать. На самом деле Берт был очень умным парнем, что бы там ни говорил Треплоу. Стоявший перед ними злобный тип, судя по всему, не понимал, что поймал беглеца, за которого обещали в награду сто золотых дукатов. Было похоже, что он искал любых двух мальчиков, хотя зачем ему это было нужно, Берт не представлял. А вот Родерик побелел, как мел. Юноша знал, что у Никчэма есть шпионы в каждом городе, поэтому он был уверен, что их собираются передать главному советнику и что ему, Родерику Саранчу, вынесут смертный приговор как пособнику предателя.

– Ну-ка, вперёд, – велел Джон-Молотилка и указал стволом ружья в сторону перекрёстка. Берт и Родерик долго шли под конвоем по тёмным улицам Цинандала, пока, наконец, не добрались до приюта Мамаши Брюзги.



Глава 47. А тем временем в темнице





Работники дворцовой кухни очень удивились, когда узнали от лорда Никчэма, что госпожа Беззаботс потребовала себе отдельное кухонное помещение: ведь она была самой лучшей мастерицей и если бы захотела, то могла бы хозяйничать на общей кухне в одиночку. У некоторых из них сразу возникли нехорошие подозрения, потому что госпожа Беззаботс никогда, за все годы работы не строила из себя высокое начальство. Но так как её торты и пирожные по-прежнему регулярно появлялись на королевском столе, её подручные понимали, что она жива. А вот о том, где она находилась, слуги, следуя примеру многих своих соотечественников, решили не спрашивать: меньше знаешь – крепче спишь.

Тем временем жизнь во дворцовых подземельях полностью преобразилась. В камере госпожи Беззаботс установили плиту для выпечки, с кухни принесли кастрюли и сковородки, и тогда она начала рассказывать заключённым из соседних камер, как они могут помочь ей с приготовлением нежнейших пирожных, благодаря которым её признали лучшим кондитером королевства. Ещё госпожа Беззаботс потребовала, чтобы узникам увеличили вдвое дневной паёк (она объясняла это тем, что у них должно быть достаточно сил, чтобы взбивать и вымешивать, измерять и взвешивать, просеивать и наливать). Кроме того, ей понадобилась мышеловка, чтобы среди пирогов не бегали разные грызуны, и наконец в помощь госпоже кондитеру прислали слугу, который должен был бегать между камерами и передавать разные кухонные инструменты через прутья решётки.

От жара плиты сырые стены быстро высохли, вонь плесени и застоялой воды сменилась вкусными запахами. Госпожа Беззаботс настаивала на том, чтобы каждый из заключённых пробовал готовый торт: мол, все помощники должны оценить результаты своих стараний. Темница понемногу начала превращаться в довольно оживлённое, даже шумное место; арестанты, которые до прибытия госпожи Беззаботс были похожи на живые скелеты, постепенно набирали вес. С головой уйдя в работу, женщина пыталась таким образом отвлечься от тревожных мыслей о Берте.

Пока остальные заключённые занимались выпечкой разных деликатесов, господин Паркетт, сидевший по соседству со своей давней знакомой, продолжал распевать гимн королевства и вырезать чудовищные ноги. Раньше его постоянные завывания и стук молотка ужасно злили других заключённых, однако госпожа Беззаботс неожиданно предложила всем поддержать плотника. Хоровое пение звучало так громко, что даже заглушало грохот молотка. А когда в темницу прибежал Никчэм и потребовал прекратить весь этот шум и гам, женщина с невинным видом поинтересовалась: разве это не измена – мешать людям исполнять гимн? Когда Никчэм услышал подобную дерзость, его лицо перекосилось в такой глупой гримасе, что все заключённые грохнули со смеху, а госпоже Беззаботс показалось, что она услышала слабый хриплый смешок из соседней камеры.

Может, ей и мало что было известно о безумии, но зато она знала, как можно спасти вроде бы совсем испорченные вещи: например, восстановить вкус прокисшего соуса или снова сделать пышным осевшее суфле. Она решила, что сознание господина Паркетта, затуманившееся от долгого заточения, может проясниться, если дать узнику понять, что он не один, и заставить его вспомнить о прошлом. Поэтому время от времени госпожа Беззаботс начинала петь очередную песню, пытаясь дать больному разуму господина Паркетта толчок, который позволил бы бедняге прийти в себя. И вот однажды она затянула любимую песню пьянчужек про Икабога, которая была популярна и раньше – в те дни, когда люди ещё не думали, что чудовище существует.



Бутылку пью – и знаю, что Икабога нет.

Другую выпиваю – и вот он, его след.

Я третью пью – и вижу: он гонится за мной!

Ещё одну бы выпить до встречи с сатаной...



Представьте себе изумление и радость госпожи Беззаботс, когда её друг начал ей подпевать!

Отставив в сторону поднос с пирожными, которые она как раз вынула из печи, госпожа Беззаботс быстро взобралась на кровать и начала взволнованно шептать через трещину в стене:

– Дэниел Паркетт, я слышала, как ты поёшь эту глупую песню! Это я, дружище, я, Берта Беззаботс! Помнишь меня? Мы с тобой её пели давным-давно, когда дети были ещё совсем маленькими! Наши дети – мой Берт и твоя Дейзи! Ты же помнишь это, Дэн?

Она ждала ответа затаив дыхание. Через некоторое время ей послышался всхлип.

Может, вам это покажется странным, но госпожа Беззаботс была рада слышать, как плачет господин Паркетт, потому что слёзы, как и смех, могут исцелять.

В эту ночь и потом ещё много ночей подряд госпожа Беззаботс тихо разговаривала с господином Паркеттом через щель в стене, и через некоторое время он начал ей отвечать. Госпожа Беззаботс рассказала господину Паркетту, как сильно она пожалела о том, что передала горничной его слова об Икабоге, а господин Паркетт сообщил ей, что ругал себя последними словами за то, что брякнул сгоряча про упавшего с лошади майора Беззаботса. Оба они уверяли друг друга, что их дети живы, потому что для обоих узников в этой вере отныне заключался смысл всей жизни.

Через крошечное зарешечённое окно под самым потолком в темницу проникал жуткий холод. Заключённые понимали, что надвигается суровая зима, но темница с недавних пор стала местом, где надеются и исцеляются. Госпожа Беззаботс потребовала ещё одеял для всех помощников; кроме того, она теперь не гасила на ночь огонь в печи: женщина решила всеми силами бороться за жизнь – и свою, и своих близких.



Глава 48. Берт и Дейзи находят друг друга