Имитация страсти

Было вкусно, мы с детьми пили сок и колу, Александр – только пиво. Он рассказывал забавные истории и даже вполне сносно шутил. Можно сказать, прогулка удалась. И почему мне казалось, что программа на сегодня не закончена?..

Мы подъехали к дому около восьми часов вечера. Петя уснул рядом со мной. Александр помог мне выйти, передал спящего ребенка… И произнес:

– А мы с Коляном еще погуляем. Время детское. Иди, Ксю, укладывай Петьку.

И он захлопнул дверцу, не дав Коле выйти, сел за руль. Остановившиеся от страха глаза Коли были последним, что я увидела перед тем, как красный хвост машины скрылся из виду.

Я справлялась с безумно пульсирующими нервами и оставалась внешне относительно спокойной до одиннадцати часов вечера. За все годы, в течение которых я была рядом с этими детьми, ни один из них в такое время не находился вне дома, не в своей постели.

До двенадцати я не меньше десяти раз доставала телефон и вызывала в памяти телефоны Ильи Харитонова и Сергея Кольцова. И только в пять минут первого успела набрать три первые цифры номера Ильи. Но тут открылась входная дверь.

Они вошли. К счастью, вместе, расслабленный, слегка утомленный Александр, как после затянувшегося отдыха, и Коля. Мальчик не казался усталым или потрясенным. Он застыл и постарел, сморщился, как маленький старичок, которого опустили в огонь преисподней, а затем заморозили во льдах.

Я понимала, что надо хватать его в охапку и тащить в детскую, наше хилое убежище, чтобы попытаться что-то понять и как-то помочь. Но прежде спросила ровным голосом:

– Вы будете ужинать? Я все держу теплым.

– Нет, – уверенно сказал Александр. – Я перекусил на обратном пути, а Коляшку немного укачало. Даже стошнило по дороге. Давай, сын, иди, укладывайся спать, а мы с мамой…

– Мы пойдем вместе, Коля. Я помогу тебе, – произнесла я и взяла Колю за руку.

– Вот уж нет, – Александр больно сжал мое плечо. – Отцепись от него. Пусть идет и все делает, как мужчина. А мне нужно, чтобы ты была рядом со мной. Мое время как бы.

Я улыбнулась Коле и сказала:

– Все в порядке, милый. Я сейчас приду к тебе, ты начинай раздеваться, я приготовлю тебе горячую ванну, принесу какао.

Когда он ушел, передвигаясь как сомнамбула, я повернулась к Александру, долго смотрела в его лицо, пытаясь там прочитать какую-то информацию о совместной прогулке с сыном, какие-то причины и следствия. Но видела только чудовищное упорство, отсутствие желания человеческого контакта и компромисса. Только похоть, рожденная сознанием беспомощности близких людей, только право «авторитета» – всех подмять под себя. Вот сейчас моя очередь. А ребенок пусть стынет до утра в своем горе.

– Я кое-что скажу тебе, Александр, – сказала я очень тихо, даже мягко. – Я никогда не была и не буду с тобой рядом. Именно поэтому тебе и пришлось на мне жениться. Для того, чтобы я была под рукой. А это совсем разные вещи – рядом и под рукой. Я с момента знакомства с вашей семьей сознательно хочу быть рядом с детьми. И только. Вот весь мотив, мой интерес. И лишь от него зависят мои поступки. Даже возможность проводить с тобой супружеские ночи. Сейчас такой возможности нет, я нужна сыну. Пойми это наконец, придурок. Тебе не будет хорошо, если потащишь меня силой.

– Размечталась… Да пошла ты… Завтра сама приползешь заглаживать свое хамство. На ровном месте, заметь. Я просто сказал, что соскучился по своей жене.

Он даже побледнел, но мне показалось, что не от ярости, а от обиды. Вот такие нежности у кровавого бандита.

Я сказала: «Спокойной ночи» – и пошла к детям.

Коля сидел одетый на своей кровати и пустыми глазами смотрел перед собой.

Когда я его поднимала, снимала грязную ветровку, футболку, джинсы, его руки и ноги болтались, как у тряпичной куклы. Я привела его в ванную, стала наливать воду. В это время Коля припал к раковине: его сотрясали рвотные судороги.

Я заметила в содержимом капельки крови. Наверное, рвутся сосуды. Я умыла его, помогла забраться в горячую ванну, лицо и голову освежала холодным душем. Давала воду с лимоном, несла всякую успокоительную чушь. Наконец вытащила его, уложила в постель, заставила глотнуть капли валерианы и сидела рядом, пока он не задремал. Погасила лампу на его столике, сама пристроилась на краешке кровати.

Кошмар начался через час.

Коля весь горел, метался то ли от страшного сна, то ли от жара. Он неразборчиво бормотал, хрипел, стонал.

Я могла разобрать только отдельные слова: «кровь, больно, не надо, я не могу, умираю».

Мне понадобилось много усилий, чтобы вытащить его из сна.

Прохладные компрессы на лоб и грудь, крепкий чай, растирания горящих ступней и ледяных ладоней. Лишь к рассвету мальчик пришел в себя. И начал рассказывать ровным голосом человека, который за несколько часов потерял все свое безмятежное прошлое вместе с радостями детства и приобрел лишь неотвратимую жуть настоящего.

То, что он рассказал, было, несомненно, правдой. Таких деталей никто не придумает. И я именно тот слушатель, который эти детали узнает.

Сначала отец привез его то ли в притон, то ли в игорный зал. Там было дымно, шумно, какие-то люди громко кричали, ругались, дрались до крови. Там же, как я поняла по детскому описанию, происходили сцены пьяной и продажной любви, попросту случка существ разного пола. Так мальчик узнал великую тайну человеческой близости.

Александр держал Колю в этом месте до тех пор, пока он со слезами не запросился домой. И он вроде бы его домой и повез. Но по дороге позвонил кому-то по телефону и сказал, что они зайдут еще в одно место. По делу.

Они вошли в большое здание, спустились по крутой лестнице, оказались в глухом подвале. Там на каменном полу лежал обнаженный и окровавленный человек, прикованный цепями к металлическим скобам в стене. Его рот был заклеен скотчем. Но когда Александр привел сына, скотч сорвали, и отморозки Груздева начали пытать человека, давая ему возможность кричать. Нож, паяльник, иголки, лом, которым ломали кости…

Я все это выслушала с окаменевшим сердцем.

Урок номер два оказался в тысячи раз страшнее первого. Что дальше придумает эта скотина? Что я могу придумать, чтобы хоть на секунду это предупредить? Возможно ли все это как-то прервать? Есть, наверное, лишь один способ: очень сильно пожелать, чтобы у Александра вновь возникли большие проблемы. Или как-то попытаться…

Я вновь подумала о предложении Харитонова. Просто позвонить и сказать: «Сделайте что угодно, только бы он отвлекся от детей».

До позднего утра я зализывала кровоточащую рану, в которую превратилась душа ребенка. Придумывала фантазии и мечты нашего освобождения, представляла и умудрялась описывать в деталях сказочные, прекрасные, мирные места, где всем бывает только спокойно и радостно. Даже что-то осторожно обещала. И позорно пряталась от вопроса: «Когда?»

Потом я позвала Ферузу, попросила принести в детскую завтрак на нас троих и передать мужу, что у Коли высокая температура, Петя тоже сегодня вялый. Мы останемся в комнате, и я решу, нужно ли приглашать врача.

Феруза принесла еду, вышла, затем вернулась и передала ответ Александра:

– Никакого врача. Пусть отлежится и встает. А Ксению я жду в кабинете.


Я вошла к нему часа через два. Он сидел за столом, ноги на столе, перед ним бутылка виски и стакан.

– Александр, я все знаю. И я поняла твою идею насчет мужской жизни. Но ты настолько перебрал и перестарался, черт бы тебя побрал, что никакому ублюдку такое в голову не пришло бы. По отношению к родному сыну. Остановись! Я прошу тебя и умоляю: остановись. Оставь их в покое.

Он какое-то время смотрел на меня тяжелым, неподвижным взглядом. А затем произнес почти вменяемый, даже горький текст:

– Нет. Ты ничего не поняла. Это я понял тебя. Ты хочешь спрятать моих сыновей, как клуша, под своими прозрачными перышками. А им жить совсем другой жизнью, как у меня. А меня каждую минуту ждет смертельная опасность. Не просто кровь или боль. И если мы не успеем первыми, то окажемся в положении того врага, которого Коля видел уже обезвреженным. Он шел разрушать мой бизнес и убивать меня. А потом, возможно, пришел бы с другими сюда по ваши души. Так обстоят дела. И если ты отказываешься понять такой порядок, то мальчик, мужчина будет должен его понять и принять. Или он научится нападать и защищаться, или он – добыча. Я не тороплю тебя, но я надеюсь на понимание. И не мешай мне, а я постараюсь не лезть в твои отношения с детьми. С моими, не забывай, детьми.

В ту ночь я закрыла дверь своей спальни изнутри на ключ и сломала свои несчастные мозги. Что ждет нас дальше? Самое невероятное – то, что Александр по-своему прав. Это его дети, его кровь, и мир должен перевернуться, чтобы их никогда не коснулась его судьба, его проклятая карма. Все опасности, которые он перечислил, они реальны. Над тем адом, в который он окунул ребенка, мальчики на самом деле могут пролететь лишь в каком-то счастливом случае избавления. Избавления от отца. От его участи быть застреленным, порезанным на куски, от его кровавых побед. И от его богатства, стало быть, от возможности жить в самом дорогом месте земли, учиться в лучшем университете, путешествовать, ни в чем себе не отказывать. Если до этого счастья детей вместе со мной не прикончат налетчики как единственных свидетелей убийства их отца.

Мои несчастные мозги… Были бы они в нормальной голове, там появилась бы единственная спасительная мысль: «Беги, Ксюха, беги от них всех. Это чужие дети, они вырастут, окрепнут, примут идеологию и ценности отца, вытекающую из них выгоду. Научатся гордиться его силой и победами, захотят стать такими же. Они переступят через тебя и твою жалкую преданность. Они отбросят тебя, как их отец вышвырнул из жизни слабую, наивную Василису.

Беги, Ксюха, туда, где столько нормальных людей, чужих детей, нуждающихся в спасении. Туда, где еще есть возможность родить своего, только своего ребенка от мужчины с душой и сердцем, а не с кровавым месивом преступлений!»

Утром я вошла на ватных ногах в детскую и посмотрела на лица детей недоверчиво, почти с подозрением. Они сидели, уже одетые, очень тихие, серьезные. Они смотрели на меня с одинаковым выражением. Слава богу, я еще умею его читать, детское выражение. Там был вопрос: «Ты не бросила нас? Ты еще наша Ксю?»

У меня не было сил даже на обычное приветствие. Я так медленно преодолевала расстояние от своих сомнений, от островка своего самосохранения к их по-прежнему требовательной доверчивости. Еще есть возможность разбить эту хрустальную нить, которая стала, возможно, не только моими кандалами, но также их нравственной обузой.

Была возможность, пока Петя не дотянулся до моей руки. Пока не вцепился в нее своими влажными от волнения ладошками и не шепнул…

Он шепнул: «Мама». Вот и все.

Мы вместе. Значит, все же так бывает.

Чужие, не родные души, раскаленные любовью, сливаются в одну, становятся втрое сильнее и богаче… И пусть это всего лишь иллюзия, но у нее такая высокая цена, с ней несравнимы никакие богатства. Слово «мама», которого я не ждала и даже не хотела услышать.





Часть десятая. Поле испытаний




Дежавю




Многое изменилось в наших с Александром отношениях после его страшного поступка и горьких откровений. Мы стали честнее смотреть друг другу в глаза. Как два грешника, объединенные тайной и неизбежностью собственных преступлений. Даже в законе недонесение, сокрытие есть то же преступление. А отверженные неизбежно сближаются.

Было полное впечатление, что Александр успокоился, в смысле муштры своих детей. Он вернулся к бизнесу, уходил рано, возвращался поздно ночью. Иногда не приходил ночевать, но в этих случаях звонил мне, как порядочный супруг.

Даже близость наша стала другой. В его слишком требовательном, даже грубом напоре я стала понимать, ловить отчаяние человека, который не в состоянии выразить в словах или обычных поступках свое чувство.

Естественная для других людей привязанность и даже страсть ставят в тупик и безысходность его самого. Для моего мужа – это только зависимость. Александр ничего не знал и не хотел знать о любви, это помешало бы его призванию. Но что-то очень похожее поселилось в нем, как вирус, и он сопротивлялся этому, как коварству врага, и подчинялся с покорностью, за которую, наверное, сам себя презирал. В минуты близости мне теперь часто были приятны сила и страсть мужчины, которого я даже научилась жалеть…

Вместе мы что-то обрели, и в этом тоже был маленький луч надежды. Неизвестно на что, если честно.

Приближалось первое сентября, я занималась только подготовкой Коли в школу. А пятого сентября ему исполнялось семь лет. Я хотела как-то особенно отметить оба события.

В квартире царило взволнованное оживление. В сложном характере маленького человека Коли обнаружились здоровые амбиции и даже тщеславие. Он очень хотел произвести впечатление на учителей и новых друзей-первоклашек. До сих пор у него друзей не было вовсе. А я гордилась и восхищалась тем, что мальчик хочет поразить воображение нового, открытого мира не богатством отца, не силой его быков, не сверкающей тачкой, домом в Санта-Фе. Коле важно было, чтобы все оценили его ум, знания, быстроту реакций и сообразительность. Он имел даже представления о логике и методах анализа на доступном его возрасту уровне. И я очень верила, что это все и останется навсегда основой человеческой состоятельности. И он не променяет открытия и откровения мысли, знаний, науки, информации на блеск, мишуру, оплаченные кровью и горем.

В успехах Коли и Пети, в их человеческом прозрении была теперь моя главная, мирная, спокойная, но бескомпромиссная битва с ценностями Александра.

Два разделенных мира существовали под одной крышей. И я надеялась, что в нашем мире – большинство. Что умозрительная, тихая, бескровная война возможна в принципе. Настолько я была дурой, заразившись доверчивостью у неродных детей и самых главных для меня людей.

В те дни мы все много шутили и смеялись. Самым забавным было активное участие во всех делах, обсуждениях и решениях моего сладкого медвежонка Пети, который счастливо суетился и совал свой носик в каждую мелочь. Он так радовался за брата, так восхищался им, так старался быть полезным. Я в жизни не встречала более добродушного, преданного, ласкового существа. Значит, так бывает. Таким родился этот ребенок в союзе двух прискорбных ошибок природы – Василисы и Александра. Как будто вопреки их сути.

Первое сентября утонуло для всех нас в цветах, волнениях, вкусных запахах с кухни. Феруза ночь не спала, готовила самые изысканные блюда по найденным мною в Интернете рецептам. Прогрессом для нас обеих было то, что теперь у нее на кухне стоял ноутбук, и она многое проверяла и уточняла в Гугле. Я заметила, что она научилась из нескольких рецептов выбирать лучший и создавать вообще шедевры.

За обедом мы слушали только Колю, задавая по очереди ему вопросы. Петя приходил в восторг от любого ответа, изумлялся и хохотал, когда Коля рассказывал смешной эпизод.

Вечером приехал Александр, привез большой шоколадный торт и коробочку для Коли. В ней оказались наручные часы, конечно, слишком дорогие. Но в принципе этим сейчас в школе никого не удивишь, так что я сочла подарок уместным.

Александр тоже старался больше слушать Колю, чем говорить. Пару раз я ловила его задумчивый взгляд, как будто он пытался узнать больше о сыне.

Наверное, когда в доме есть дети, проблески счастья или его иллюзии возможны в самых мрачных обстоятельствах. Коля не то чтобы забыл свое чудовищное испытание, он отодвинул его от новых впечатлений, изолировал его с помощью света и свежего воздуха. Видимо, до поры. Но это был показатель здоровой и устойчивой психики, как я надеялась. Так начинает справляться с жестокостью жизни сильная личность. И, даст бог, она успеет созреть до…

Ни секунды я не сомневалась, что мы проживаем мгновения до следующего потрясения. Не может уснуть навеки действующий вулкан.

Школа находилась через квартал от нашего дома. Александр вскользь выразил пожелание, чтобы Коля после уроков приходил домой сам. Я согласилась, но сказала, что это со временем. Пока мы с ним точно отработаем маршрут. Так, чтобы без проезжей части и не по чужим дворам.