Исчезновение Стефани Мейлер
Часть 62 из 110 Информация о книге
Он пожал плечами: – Пффф! Я теперь полоумный старик. Тебе хочется снова выйти на подмостки? – Кажется, да. – Ты принята, – просто сказал он. И записал ее имя. * * * Тот факт, что Кирк Харви раздул всю эту историю с “Черной ночью” на ровном месте, только укрепил нас во мнении, что он полоумный. Пускай сыграет свою пьесу, выставит себя на посмешище, а заодно и Брауна. Браун нас очень занимал. Почему Стефани прилепила у себя на складе фото, где он произносит речь на открытии фестиваля 1994 года? Сидя в кабинете Анны, мы еще раз пересмотрели этот фрагмент видеозаписи. Речь у Брауна была неинтересная. Что там могло быть еще? Дерек предложил отправить кассету на экспертизу, пусть попытаются изучить этот эпизод. Потом он встал и оглядел магнитную доску. Стер с нее надпись “Черная ночь”: тайна раскрыта, никакого интереса для расследования она не представляет. – Подумать только, это всего лишь название пьесы, которую хотел показать Харви, – вздохнула Анна. – А мы-то гипотез нагромоздили! – Иногда ответ лежит прямо перед глазами, – произнес Дерек, повторив пророческую фразу Стефани, не выходившую у нас троих из головы. Он вдруг задумался. – Ты чего? – спросил я. Он повернулся к Анне: – Анна, помнишь, когда мы в прошлый четверг ездили к Баззу Ленарду, он сказал, что Кирк Харви читал монолог под названием “Я, Кирк Харви”? – Да, конечно. – А почему он читал монолог, а не “Черную ночь”? Хороший вопрос. В этот момент у меня зазвонил телефон. Говорил Марти Коннорс, заправщик. – Я его нашел, – произнес его голос в динамике. – Кого его? – спросил я. – Того типа, который вел свое расследование после убийств. Только что увидел его фото в сегодняшней “Орфеа кроникл”. Он будет играть в спектакле. Его зовут Мита Островски. * * * В Большом театре после недолгого разброда и пары истерик Кирка Харви на сцену поднялись Джерри и Дакота Райс: пришла их очередь прослушиваться. Харви смерил взглядом Джерри и ледяным тоном отчеканил: – Как тебя зовут и откуда ты? – Джерри Райс, из Нью-Йорка. Нас судья Куперстайн… – Ты приехал из Нью-Йорка, чтобы сыграть в спектакле? – перебил его Харви. – Мне нужно побыть с дочерью, Дакотой, пережить вместе какой-то новый опыт. – Зачем? – Затем, что, по-моему, я ее теряю и хотел бы обрести снова. Повисла пауза. Харви еще раз оглядел стоявшего перед ним мужчину и вынес решение: – Мне это нравится. Папа принят. Посмотрим, чего стоит дочь. Выйди, пожалуйста, на свет. Дакота послушно встала в круг света. Харви внезапно пробила дрожь: от нее исходила невероятная сила. Она бросила на него такой тяжелый взгляд, что он невольно отвел глаза. Харви взял со стола листок с записью сцены и поднялся, чтобы дать его Дакоте, но та отказалась: – Не надо, я эту сцену слышу добрых три часа, уже выучила. Она закрыла глаза и с минуту постояла молча. Остальные претенденты глядели на нее из зала, затаив дыхание, поддавшись исходившему от нее магнетизму. Харви, тоже во власти ее чар, не произносил ни звука. Дакота открыла глаза и прочитала нараспев: Ужасное утро. Льет дождь. Движение на загородном шоссе перекрыто, возникла гигантская пробка. Отчаявшиеся водители яростно сигналят. По обочине дороги, вдоль неподвижно стоящих машин, идет молодая женщина. Подходит к заграждениям и обращается к постовому полицейскому. Она сделала несколько быстрых шагов по сцене, подняла воображаемый воротник пальто и, огибая воображаемые лужи, доскакала до Харви, словно спасаясь от дождевых струй. – Что случилось? – спросила она. Харви молча смотрел на нее. Она повторила: – Так что, мистер полицейский? Что тут происходит? Харви спохватился и подал ей реплику: – Человек погиб. Разбился на мотоцикле. Он еще с минуту смотрел на Дакоту, а потом торжествующе воскликнул: – У нас есть восьмой, последний актер! Завтра с самого утра можно начинать репетиции. В зале раздались аплодисменты. Браун вздохнул с облегчением. – Ты потрясающая, – сказал Кирк Дакоте. – Ты когда-нибудь училась актерскому мастерству? – Нет, мистер Харви, никогда. – Ты сыграешь главную роль! Они смотрели друг на друга с каким-то невероятным напряжением. И Харви спросил: – Ты убила человека, дитя мое? Та побледнела и, дрожа, пролепетала в панике: – От… откуда вы знаете? – У тебя в глазах написано. Первый раз вижу такую мрачную душу. Завораживающее зрелище. Перепуганная Дакота не сдержала слез. – Не бойся, дорогая, – ласково сказал Харви. – Ты станешь звездой первой величины. * * * Была почти половина одиннадцатого вечера. Анна сидела в машине у кафе “Афина” и следила за тем, что происходит внутри. Островски оплатил счет. Когда он встал из-за стола, она схватила радиопередатчик: – Островски выходит. Мы с Дереком, выйдя из засады на террасе, перехватили критика, как только он переступил порог ресторана. – Мистер Островски, – произнес я, указывая на стоявшую перед нами полицейскую машину, – мы бы хотели задать вам несколько вопросов, если вы согласитесь проехать с нами. Десять минут спустя Островски уже сидел в кабинете Анны и пил кофе. – Верно, – признал он, – это дело меня страшно интересовало. Уж сколько я ездил по театральным фестивалям, но чтобы в вечер открытия случилось массовое убийство, такого не было никогда. Как любому сколько-нибудь любопытному человеку, мне захотелось докопаться до разгадки этой истории. – По словам заправщика, – сказал Дерек, – вы несколько раз бывали в Орфеа в год после убийства. Но дело к тому времени было уже закрыто. – Насколько я знал, убийца умер, не успев дать признательные показания, хотя его вина в глазах полиции не подлежала сомнению. Признаюсь, меня тогда это зацепило. Без признания вины я успокоиться не мог. Мы с Дереком незаметно переглянулись. – Поэтому я время от времени заезжал в Орфеа, пользуясь тем, что регулярно отдыхал в таком дивном месте, как Хэмптоны. Задавал вопросы разным людям.