Итальянский беглец

— Вот и артефакт, круто изменивший мою судьбу. — Павел пытался пошутить, хотя ему сейчас явно было не до смеха. Он положил на мою ладонь потемневшую от времени медаль диаметром едва ли с пятак. Я без особого интереса рассматривала эту реликвию с изображением схематичной фигурки солдата, сжимавшего обеими руками древко развевающегося флага. На заднем плане угадывалось море. Надпись внизу на испанском языке гласила: «За оборону Пуэрто-Боливара».

— Какая невзрачная! — невольно вырвалось у меня. — И что в ней такого особенного?

— Уникальной такую вещь делает само событие, которое никогда больше не повторится, — медленно произнес Павел, словно размышляя вслух. — Оно уже случилось именно в этот год и в этот день. Как раз это и фиксируют знаки отличия такого рода. Порой чем менее известно событие, тем выше ценность приуроченных к нему значков. Я вот готов голову дать на отсечение, что ты до сих пор и не подозревала об этой войне.

Я улыбнулась:

— В этот раз твоя голова останется при тебе. Я и о существовании этого города-то не подозревала, а уж о том, что его кто-то осаждал — тем более. А о фалеристике и вовсе имею самые смутные представления, как, впрочем, и обо всей этой кухне с коллекционированием и прочим. Я так понимаю, медаль мне следует предъявить госпоже Бережковой.

Павел отвел глаза. Видимо, у него не было большой охоты пускаться в рассуждения о своей бывшей любовнице.

— Ты с ней поосторожнее, — предупредил он. — Никогда не знаешь, что у нее на уме.

То-то ты и переключился на очаровательную простушку, у которой что на уме, то и на языке, съязвила я мысленно, имея в виду, конечно же, Габриэллу.

— Да, медаль ты ей покажешь, — продолжал Павел уже более спокойно. — Это будет лишним подтверждением честности наших намерений.

— Думаешь, это может оказаться она?

Павел, моментально сообразив, куда я клоню, лишь пожал плечами.

— А теперь давай я вкратце тебе изложу, что тебе следует знать о Веронике, — Павел бросил взгляд на часы. — Пока я еще в состоянии складно излагать. А то что-то меня в сон клонит…



В самолете я старательно воспроизводила в памяти сведения о Веронике Бережковой, которые сообщил мне Павел. Он познакомился с девушкой в первый год своей работы в Москве. Вероника пришла на новогодний фуршет с одним из его сослуживцев, а ушла уже с самим Павлом. Ушла и с фуршета, и от бывшего любовника. Павел вскользь намекнул, что его приятель, тот самый бывший любовник, не имел ничего против такого расклада. Возможно, Вероника успела ему надоесть или же он решил таким образом положить конец небезопасной интрижке, поскольку сам был женат.

Как бы там ни было, Бережкова очутилась в постели Павла в первый же вечер их знакомства. Вероника, к удивлению Павла, оказалась не только великолепной любовницей, но и настоящей интеллектуалкой. Она обожала художественные выставки, не пропускала театральные премьеры, со знанием дела рассуждала об искусстве. Слушать ее было занятно.

Мало-помалу замкнутый и осторожный от природы Павел привык к своей пассии и начал больше ей доверять. Однажды даже похвастался перед ней своей коллекцией, не упустив возможности продемонстрировать ту самую эквадорскую медаль.

— Я единственный обладатель такого экземпляра в Европе, — гордо сообщил Павел.

— Вот как! — улыбнулась Вероника, изогнув бровь. И долго разглядывала медаль, осторожно держа ее в своих изящных пальчиках…

Оказалось, что Вероника постоянно проживает в Калининграде, а в Москве бывает лишь наездами, впрочем, довольно продолжительными. Насколько Павел мог понять, она нигде не работала, и можно было только догадываться, на какие средства жила эта довольно скрытная особа. О себе Бережкова сочла нужным лишь сообщить, что она принадлежит к богемной среде. Понимать это можно было как угодно. Тем не менее Павлу довелось несколько раз побывать в ее доме в Калининграде, причем дом этот поразил его своим фешенебельным убранством, как внешним, так и внутренним. Вероника в ответ на его восторги сообщила, что дом достался ей в наследство от родителей. Рассказать, кем были ее родители, она не сочла нужным. Расспрашивать Павел не стал. Будучи человеком неглупым, он прекрасно понимал, что в ответ услышит лишь массу правдоподобной лжи. А заодно и насторожит любовницу своим неуместным любопытством.

Павел разумно рассудил, что не стоит забивать себе голову подобными пустяками, лучше просто наслаждаться обществом (и телом) красивой молодой женщины. Мало-помалу он начал испытывать к Веронике нечто вроде привязанности, ему даже захотелось заботиться о ней. Павлу нравилось радовать Веронику подарками, которые она принимала с такой трогательной благодарностью!.. К тому же она была беспечна и никогда не донимала его денежными просьбами.

Впрочем, мало-помалу Павел начал замечать, что Вероника стала как будто рассеянной, даже немного печальной. Это не очень вязалось с ее обычной веселостью и бесшабашностью. После его настойчивых расспросов Вероника наконец сдалась и призналась, что у нее начались денежные затруднения. Оказалось, что дом, довольно просторный особняк, требует немалых средств, чтобы поддерживать его в должном состоянии и вносить обязательные платежи. Вероника со вздохом сообщила, что, скорее всего, ей придется подыскать жилище поскромнее, а дом продать. Жаль, ведь это как-никак родовое гнездо. Неизвестно, во что его превратят новые владельцы.

Этот разговор состоялся почти накануне отъезда Павла. В Дублин, как он тогда полагал. Павел до последнего скрывал от любовницы, что уезжает. Ему было тяжело свыкнуться с этой мыслью, но о том, чтобы взять Веронику с собой, не могло быть и речи. И теперь Павел был даже рад, что может что-нибудь для нее сделать. Чтобы Вероника позже не думала, что он попросту по-свински ее бросил.

Он предложил Веронике создать специальный счет на ее имя. Для себя Павел решил, что это будут трастовые переводы, источник которых не так-то легко выявить. В дальнейшем он понял, насколько верным было такое решение. Мне Павел пояснил, что он и теперь продолжает делать отчисления в пользу Вероники. В память о счастливо проведенных годах, так сказать. Габриэлла об этом, разумеется, не подозревает.

Вероника оценила благородный поступок Павла и не нашла причин, чтобы отказываться от этого предложения. Ведь она не выпрашивала подачек. Мужчины сами приносили к ее ногам дары, а она их милостиво принимала. Во всяком случае, теперь Павел был склонен предполагать именно это. Веронику осыпали щедротами богатые поклонники, вот откуда у нее деньги на безбедную жизнь, дорогие наряды, поездки в экзотические страны. А дом… Наследство от родителей вполне могло оказаться выдумкой. Скорее всего, это тоже дар какого-нибудь небедного воздыхателя. Но стоит ли добираться до сути? Дело сделано, и точка.

Должна признаться, мне было очень любопытно поглядеть на эту предприимчивую молодую особу. Ведь Павел, несмотря на то что он раскусил ее двойную игру, все же не отказался от помощи своей пассии. Хотя, казалось бы, что могло бы ему помешать? Уж деньги-то Павел всегда считать умел. Должно быть, Вероника обладала каким-то особенным обаянием, раз с такой легкостью ухитрялась вертеть далеко не глупыми мужчинами, к числу которых Павел, вне всякого сомнения, принадлежал.

Уже сидя в такси и назвав адрес, я позвонила Бережковой, чтобы сообщить, что нахожусь на пути к ее дому. Знакомый голос с хрипотцой ответил, что меня ждут.

Такси остановилось в самом начале Приморской аллеи, так что мне пришлось пройтись пешком примерно с полквартала. Бережкова действительно ждала меня у двери своего дома, выходившего фасадом прямо на улицу. Должно быть, расположение постройки предусматривало внутренний дворик. Компактный двухэтажный особняк, выстроенный в псевдовикторианском стиле, выглядел весьма недурно. Судя по тщательно отделанному фасаду, хозяйка не забывала должным образом заботиться о своем недвижимом имуществе.

Бережкова окинула меня равнодушно-приветливым взглядом и поздоровалась с милой улыбкой, ничем не выдав своего любопытства или неприязни, если даже таковые имелись.

Я же, напротив, была не в силах удержаться от того, чтобы не изучить Веронику любопытным взглядом. Надеюсь лишь, что я не слишком откровенно на нее пялилась.

Бережкову нельзя было назвать красавицей в полном смысле этого слова. Во всяком случае, черты ее довольно крупного лица не отличались классической правильностью. Нос у нее был довольно немаленький и мясистый, откровенно большой рот с пухлыми губами. Хотя последнее, скорее, было достоинством в соответствии с нынешними стандартами женской красоты. По-настоящему красивы были глаза Вероники: большие, темно-серые, с затаенным холодным блеском. Изящный изгиб бровей придавал ее глазам еще большую красоту. Эффектный облик завершали густые темно-каштановые волосы, рассыпавшиеся по плечам небрежными волнами. Одета Вероника была в простую блузку из небеленого льна и синие джинсы прямого покроя. И то, и другое очень ей шло. Женщина выглядела весьма эффектно, что и говорить. Возможно, Павел оказался последовательным коллекционером — кроме медалей, коллекционировал в том числе и привлекательных женщин.

Возраст Вероники на глаз оказалось не так-то легко определить. Ей вполне могло было быть и двадцать семь, и тридцать пять. Как ни странно, возраста Веронике прибавляла именно улыбка. Нет, с зубами у нее был полный порядок, вот только когда женщина улыбалась, в выражении ее лица проскальзывало что-то хищное и далеко не юное. Вполне возможно, что мужчинам госпожа Бережкова улыбалась совсем иначе. В присутствии женщины, в данном случае в моем, Вероника не считала нужным утруждать себя актерской игрой. Что ж, тем лучше. Может, и в остальном она окажется более откровенной.

— Прошу! — Вероника жестом пригласила меня пройти с ней. Вслед за хозяйкой я очутилась в просторном холле, который располагался прямо за дверью. Почти всю противоположную стену занимало большое панорамное окно, совмещенное к тому же со стеклянной дверью. Римская штора была высоко поднята, благодаря чему холл был залит солнечным светом. Подойдя ближе и взглянув в окно, я поняла, что не ошиблась — из него открывался вид на ухоженный внутренний дворик с фруктовыми деревьями и кустами сирени, посаженными вдоль высокой металлической изгороди. Хотя на меня это совсем не похоже, но я все же испытала легкое чувство зависти. В таком доме хотелось бы жить.

— Нравится? — Вероника, очутившаяся рядом со мной, смотрела мне в лицо чуть насмешливым изучающим взглядом.

— Очень, — не стала я отрицать.

Вероника подошла к кофейному столику, расположенному неподалеку от окна, и принялась наливать кофе в чашки с темным ободком. Я и не заметила, когда на столе оказался кофейник.

— Я специально расположила здесь столик, чтобы пить кофе и наслаждаться видом из окна, — сообщила Вероника. — Присаживайтесь.

— Это все благодаря Павлу, — сказала вдруг Вероника, отпив немного из чашки. — Сама бы я, наверное, все это уже не потянула. — И вдруг без всякого перехода спросила: — Скажите, он жив?

— А вы в этом не уверены? — мгновенно отреагировала я.


Бережкова некоторое время молча смотрела на меня, словно утеряв нить разговора. Потом она медленно произнесла:

— Я узнала о катастрофе из выпуска новостей. Да и потом сообщения о ней не прекращались целый месяц. Павел был в списке погибших…

Женщина вновь ненадолго замокла, задумчиво глядя в окно.

— Потом на мой счет вновь поступили средства. Это был тот самый счет, который Павел открыл на мое имя. И каждый месяц деньги продолжали поступать как обычно. Тогда я засомневалась. Теперь вот вы написали, что на продажу выставлена эта медаль. Павел так дорожил ею, вряд ли бы он ее продал. Как она у вас оказалась? — Бережкова уставилась на меня немигающим взглядом. Поскольку я не торопилась с ответом, она уточнила:

— Медаль у вас?

Я молча достала из сумочки небольшой коричневый футляр и положила на столик перед Вероникой. Она открыла футляр и некоторое время задумчиво рассматривала медаль.

— Никогда не могла понять, почему он так носился с этой медяшкой, — Бережкова чуть заметно покачала головой и отложила футляр. Что ж, если учесть, что латунь представляет собой сплав меди и цинка, то она не так уж далека от истины.

— Вы ведь не рассчитываете, что я ее куплю? — Вероника легким движением подбородка указала на медаль. — Я отнюдь не помешана на разного рода собирательстве. К тому же, как хотите, но на стоимость однушки этот раритет не тянет. Лучше предложите его какому-нибудь истинному ценителю подобных реликвий. Насколько я поняла, сообщение о продаже этой медали вызвало настоящий ажиотаж?

— Зачем же вы откликнулись на это объявление, если не собирались покупать медаль? — Я предполагала, каким будет ответ, но все же не смогла удержаться.

— Хотела убедиться, что Павел все-таки жив, — не моргнув глазом, заявила Бережкова. — Он ведь был мне по-настоящему дорог.

— И его деньги тоже, — язвительное замечание вырвалось помимо моей воли. Бережкова некоторое время в упор смотрела на меня немигающими холодноватыми глазами.

— А вы злая, — произнесла она наконец. Эта характеристика меня позабавила. Да, мне порой действительно не чужда жестокость, когда того требуют обстоятельства. Но злобная стерва — это не про меня. Во всяком случае, из нас двоих это точно не я.

Я встала, взяла со столика футляр и спрятала его в сумочку. Вероника тоже поднялась, изумленно глядя на меня.

— Уже уходите? Но вы ведь так и не сказали мне ничего конкретного.

— Если не ошибаюсь, мы встретились, чтобы совершить сделку, — мой тон был холодным, но она это заслужила. — И тут в последний момент выясняется, что вы с самого начала не планировали покупку медали. Вам следовало сообщить об этом во время нашей переписки. Тогда я не потеряла бы столько времени. И денег, — произнеся последнюю фразу, я многозначительно посмотрела в лицо Бережковой. Она ответила надменным и немного насмешливым взглядом. Компенсировать расходы на перелет она явно не собиралась. Да я на это и не рассчитывала.

— Вы так и не ответили, жив ли Павел, — проговорила Вероника с расстановкой.

— Деньги будут по-прежнему поступать на ваш счет, во всяком случае, первое время. Это все, что я могу вам сообщить, — должна признаться, что, делая такое заявление, я брала на себя слишком много. Павел вовсе не поручал мне сообщать Бережковой, что он по-прежнему будет ее содержать. К тому же я понятия не имела, намерен ли он продолжать переводить деньги на ее счет.

Бережкова молча смотрела на меня. Похоже, она не нашлась, что ответить. Я не без злорадства отметила про себя, что растерянное выражение отнюдь ее не красит.

— Я вас провожу, — сказала она наконец, хотя я и сама превосходно могла найти дорогу.

Едва оказавшись за порогом особняка, мы буквально в дверях столкнулись с немолодым представительным мужчиной с букетом светло-красных роз в одной руке и объемистым пакетом в другой.

— Вероника, у тебя гости? — поинтересовался он, глядя на меня с вопросительной улыбкой.

— Да, это моя знакомая, — заявила Бережкова. — Она уже уходит.

Говоря это, Бережкова растянула губы в приветливой улыбке, но глаза ее вовсе не улыбались, сохраняя прежнее растерянное выражение. Знакомить нас Бережкова явно не собиралась.

Было от чего растеряться, насмешливо подумала я. Ведь я «секретарь» Павла в представлении этой предприимчивой дамочки и могу совсем некстати сообщить ему, что у его пассии появился новый спонсор, коим наверняка является этот явно не бедствующий господин с отчетливыми залысинами на поседевшей шевелюре.

Я молча прошла мимо, не желая продолжать общение с этими чужими (и чуждыми) во всех отношениях мне людьми.

Вместо этого я решила неспешно прогуляться по городу, показавшемуся мне великолепным, а заодно обдумать все произошедшее. Итак, Бережкова вовсе не коллекционер, как она сама же не без пафоса сообщила. Все, чего она хотела, — узнать наверняка, жив Павел или все же погиб в той страшной авиакатастрофе. Именно эту информацию она пыталась буквально вытянуть из меня клещами. Однако не тут-то было. Я приехала получать информацию, а не раздавать.

Как бы там ни было, а бывшая любовница Павла Вероника Бережкова не имеет к его преследованию никого отношения. Скорее уж, она как никто другой заинтересована в том, чтобы Павел был жив и здоров. Ведь только в этом случае возможна гарантия бесперебойного поступления денег на ее банковский счет.

Придя к такому выводу, я решила, что эта часть расследования в дальнейшей доработке не нуждается. Я еще немного погуляла по городу, проголодавшись, перекусила в ближайшем кафе. Из кафе я вызвала такси и отправилась в аэропорт, решив вернуться в Москву первым же рейсом.





Глава 5




По возвращении из поездки я застала своего клиента в самом благодушном настроении. Войдя в номер, я обнаружила Павла развалившимся на просторном диване в гостиной. К дивану он придвинул журнальный столик, разместив на нем ноутбук. Одной рукой Павел орудовал «мышью», в другой зажал пульт от телевизора, то и дело переключая каналы. Будь у него третья рука, он листал бы ею лежавшую рядом с ним на диване книжку в бумажном переплете. Какие-то шпионские страсти, если судить по обложке, на которой был нарисован пистолет и бегущий в сумерках человек. Но поскольку Павел, не будучи мутантом, не располагал третьей верхней конечностью, ему приходилось временами откладывать пульт, чтобы перевернуть очередную страницу шпионского детектива, если я, конечно, верно определила жанр этого увлекательного чтива. Судя по всему, это было единственное обстоятельство, не позволявшее Павлу в данный момент в полной мере наслаждаться жизнью. В остальном же царила полнейшая идиллия.

Блаженная улыбка Павла, вероятно, резко контрастировала с моей хмурой физиономией.

— А где Габриэлла? — буркнула я вместо приветствия. — Отдыхает?

— Ну да, — улыбка Павла стала еще шире. — Плещется в бассейне. Нашла себе компанию по интересам. Здесь, между прочим, почти в соседних с нашими апартаментах отдыхает чета бельгийцев. Они общаются на английском. У Габриэллы он вполне сносный.

Я швырнула на пол дорожную сумку и воззрилась на Павла.