Я спас СССР. Том I

Народ зааплодировал. Я тем временем из-за занавеса разглядывал публику. Молодежь, однокурсники. Нашел Вику, сидящую рядом с подругой-художницей, Когана с Кузнецовым, Индустрия. Был тут и Заславский с Фурцевой-младшей. Сидели в первом ряду. Мой взгляд вернулся к Вике. Сегодня она была чудо как хороша. Заплела волосы в две милые косички, надела красную блузку с весьма смелым вырезом. Адреналин и прочий гормон у меня в крови тут же резко подскочил.

– Алексей – новое слово в отечественной поэзии, – вещала тем временем староста. – Как он сам себя называет, поэт-метеорит. Давайте же послушаем его стихи.

Еще порция аплодисментов, выхожу на сцену, прихватив стул со спинкой. Знаю по опыту публичных выступлений, что нужен какой-то реквизит, точка, вокруг которой строится мизансцена.

– Товарищи, – обращаюсь в первый ряд, где сидит Заславский. – Хочу сразу предупредить. Поэт я начинающий, свой собственный стиль еще не выработал. У меня тоже есть любимые авторы, и не удивляйтесь, что их творчество оказывает на меня сильное влияние. Наконец, некоторые стихотворения, которые вы сегодня услышите, написаны в разные периоды жизни. В школьные годы, в армии… Поэтому не судите строго.

Так, индульгенцию себе на разные стили я выписал, теперь не придерутся. Ставлю ногу на планку и без приветствий, предисловий начинаю с «210 шагов» Рождественского:

«Было училище.

Форма – на вырост,

Стрельбы с утра.

Строевая – зазря.

Полугодичный

ускоренный выпуск.

И на петлице

два кубаря.

Шел эшелон

по протяжной

России,

Шел на войну

сквозь мельканье берез

«Мы разобьем их!»,

Мы их осилим!»,

«Мы им докажем!» —

гудел паровоз…»





Слушают очень внимательно, напряженно. Стих явно «заходит», хлопают искренне. После Рождественского решил вдарить Высоцким. Да так, чтобы молодые парни и девчонки задумались о себе. «Баллада о борьбе», как и «210 шагов», еще не написана, но уже звучит нервом нового поколения. Я же просто камертон, который передает вибрацию:

…Средь оплывших свечей и вечерних молитв,

Средь военных трофеев и мирных костров

Жили книжные дети, не знавшие битв,

Изнывая от мелких своих катастроф…»





Баллада тоже попадает в струю. «Книжные дети» узнают себя и свои «мелкие катастрофы». Мне уже не просто хлопают, мне кричат: «Молодец!», «Еще!», «Давай «К диссидентам!» Надо же, сами назвали стих, что я прочитал на Маяке. Ну что ж… Вдарим стихотворным автопробегом по диссидентскому бездорожью:

«Из вас не сделают героев,

Вас не отправят в лагеря,

Костюм «страдальцев и изгоев»

Вы на себя пошили зря…»






Еще несколько заимствованных поэм, и я перехожу от героики и патетики к любовной лирике. Все-таки больше половины зала – девушки. Нужно дать им хороший повод пообсуждать меня вечерком. Практически у каждой дамы есть своя женская тетрадка, куда записываются стихи, афоризмы, вклеиваются вырезки из модных журналов…





Глава 5




Опять весной мечты стесняют грудь,

весна для жизни – свежая страница.

И хочется любить кого-нибудь,

но без необходимости жениться.



И. Губерман





– Без кайфа нет лайфа, – говорит вертлявый парень в белом пиджачке. – Я тебе фенечку расскажу. Зацепил я клевую герлу, у нее пэрэнты крутые совки. Фазер ходит в вайтовых трузерах, а шузы все равно совковые. Ха-ха-ха!

– Кончай свой стёб, – отвечает долговязый товарищ в узких черных штанах. – Лучше посмотри вон туда. Бундесы чапают, зуб даю. Сейчас дойдут до фонтана, и мы их сделаем.

– Меня сделайте. – Я выхожу из пролета лестницы ГУМА на верхнюю галерею, подхожу к парням. Типичная фарца. Молодые парни, москвичи. Числятся в какой-нибудь переплетной артели, а сами торгуют шмотками. Скупают или выменивают у иностранцев модную обувь, джинсы, электронику, жвачку, импортные сигареты. Потом перепродают втридорога.

Вчера, на концерте, в который превратился мой творческий вечер, замечая влюбленные взгляды Вики и о боже… Оли со Светой, я со всей ясностью понял – пора заняться имиджем. Писателей в стране много, поэтов еще больше. Костюм с галстуком – это скучно. Надо выделяться. Надо, чтобы про меня говорили. Так что на следующий же день я отправился в ГУМ. Здесь на верхних галереях тусовались фарцовщики. Высматривали иностранные делегации, отдельных туристов. После чего пытались выторговать у них любую западную шмотку.

– Мэн, ты не по адресу, – вертлявый равнодушно отвернулся. Боится. Фарцу гоняют. И милиция, и гэбэшники. Только вот я на них совсем не похожу. На лице – многодневная щетина, которая переходит в бородку. Оперативники обязательно бреются. Ботинки не блестят (всех силовиков еще в училище заставляют до блеска чистить обувь, и это сохраняется на всю жизнь). Долговязый внимательно меня рассматривает. Я достаю из кармана пачку десяток. Пересчитываю их. Убираю. В глазах вертлявого загораются огоньки интереса.

– Подожди, Боб, – долговязый подходит ближе. – Мэн-то правильный. Чего хочешь?

– Джинсы «Левайс», модный свитер крупной вязки под горло, ботинки на высокой подошве. Лучше немецкие.

– Неплохой заказец. Давай так. Выходишь из ГУМа в сторону Улицы 25 октября, направо. Доходишь до Никольского тупика. Там справа подъезд дома будет. Жди там.

– Подожди. Не торопись. Сколько вся эта «музыка» будет стоить?

Долговязый поднял глаза к потолку, пошевелил губами, что-то прикидывая в уме.

– Ну, думаю, в двести рублей уложишься…

– Во сколько? – моему возмущению не было предела. – Ты мне деним с золотой фурнитурой что ли втюхиваешь?

– Да правильные цены. Шмотье фирменное, не самопал. Ну, может, скачуху тебе еще дадут. Как крупному клиенту. Все. Давай, до тупика.

Делать нечего, я киваю, иду по указанному адресу. Быстро нахожу подъезд, захожу. Ждать приходится долго. Но оно того стоит. Тот самый вертлявый, словно на шарнирах, парень по кличке Боб приносит все, что я заказал. Фирменные джинсы (я проверяю, не самострок ли), отличный черный свитер, такие же черные ботинки на высокой рифленой подошве.

– Сам-то кто будешь? – как бы невзначай интересуется Боб, пока я примеряю обновки.

– Поэт.

– Да ладно!

– Я пришел к тебе на хаус

В модных джинсах «Леви Страус».

Ну а ты кричишь: – Смотри!

Вся столица носит «Ли».





Боб громко ржет, хлопает себя по ляжкам.