Я спас СССР. Том I

– Клево! Давай еще!

– Давалка сломалась, считай деньги, – протягиваю фарцовщику купюры.

– И что, поэты такие бабки зарабатывают? – как бы между прочим интересуется Боб.

У меня тут же в голове громко прозвенел звонок. Говорил ребятам не шиковать, а сам тут же пошел купюрами шелестеть.

– Ты, Боб, случайно не в ансамбле играешь в свободное от фарцы время? – спрашиваю я.

– В каком смысле…

– Ну типа «барабанщиком» не подрабатываешь? – добавляю немного угрозы в голос.

– Не… – фарцовщик пугается. – Просто так спросил!

– Ну если только просто так… Гонорар получи за концерт. Давай по деньгам решать.

Все шмотки обходятся мне в 186 рублей! Нормально. Вписываюсь. И ведь с размерами угадал…

Я опять остаюсь без копейки. Это даже смешно. В чемоданах на вокзалах хранится грузинский миллион, а я нащупываю в кармане 5 копеек, чтобы доехать на метро до Моховой.

Пока еду, размышляю, что же мне делать с резким наплывом женщин в моей жизни. Во-первых, Вика. С ней у нас предстоит третье свидание. Позвал в ресторан Центрального дома литераторов. Приличная кухня, вино… Девушка меня сильно привлекает. Красива, умна, скромна. Ну ладно, не так уж скромна, раз с Петровым гуляла. Теперь дует на воду, обжегшись на молоке. Дуть может долго. Пока не сложатся звезды, циклы и прочие женские факторы.

Во-вторых, Оля Быкова. Подпольная кличка Пылесос. Она же староста и врио комсорга. Активист и просто жизнерадостный, активный человек. Тоже красивая. Одевается, конечно, не ахти, но это поправимо. Чем-то я ей глянулся, и она сама меня позвала на свидание. После творческого вечера, только я вышел за кулисы, мне было прямо и без намеков предложено в субботу вечером сходить на «Жаворонка». В начале мая вышел замечательный отечественный фильм про советских солдат, которые бегут из плена на танке Т-34. Я, уставший, еще не отошедший от бурных аплодисментов, с ходу дал согласие. Потом, конечно, задумался. Даже посоветовался с Димоном. Но тот только одобрительно хлопнул меня по плечу:

– Давай, Рус, не стесняйся. А если Вика теперь играет за команду «динамо»? Оля – вулкан! Тут друзья тайком Фрейда приносили почитать, – зашептал мне Кузнецов. – Это называется сублимация подавленного либидо. Ей хочется, очень. Но не с кем. Вот она и тратит свою либиду на всю эту общественную деятельность.

Фрейд сейчас запрещен в Союзе. Ходит в самиздатовских перепечатках. Теоретически его можно взять в спецхранилище библиотеки. Но нужно получить такие визы и подписи на заявлении…

Наконец, Света Фурцева. Эта поступила тоньше. Дождалась, пока все разойдутся после творческого вечера, поймала меня уже в коридоре.

– Очень понравилось! Ты прямо талант.

Девушка была одета в строгую длинную юбку по щиколотку, блузку и приталенный пиджак серого цвета. Прямо министерская дама. На щеках румянец, глаза сияют.

– Я уверена, что у тебя большое будущее в литературе.

Ага, совместно с Высоцким, Рождественским и Евтушенко.

– Мне особенно понравилось «Некрасивых женщин не бывает». Я даже записала. – Света достала из сумочки тетрадь, открыла ее:

«Я знаю, что все женщины прекрасны.

И красотой своею и умом.

Еще весельем, если в доме праздник.

И верностью, – когда разлука в нем!»[7]





– Какие верные и точные слова! Сегодня же покажу маме. Я думаю, – Фурцева-младшая замешкалась, подбирая слова, – даже уверена, она захочет с тобой познакомиться.

– У министра культуры есть время на начинающих поэтов? – удивился я.

– Ты необычный. Я сразу почувствовала, что в тебе что-то есть! Приходи первого июня к нам на прием.

А Света-то на меня запала! И оно мне надо, чтобы замужняя девчонка с годовалым ребенком так на меня обожающе смотрела? С другой стороны, с Фурцевой-старшей все равно знакомиться. Министр переживет снятие Хрущева и дотянет до 74-го года. Еще десять лет будет рулить всей советской культурой.

Так почему бы нет?

– Какой прием?

– Приезжают немцы из ГДР подписывать договор о дружбе. У них в делегации будут писатели и музыканты, мама устраивает для них прием. Я тебе достану пригласительный.

Тонкий подход! И как тут отказаться?

– Я согласен.

Света лучится от удовольствия, а потом неожиданно берет мою руку и говорит:


– Спасибо!

Смелая. И горячая!

Родная, а как же муж и ребенок??

– Значит, до следующей пятницы?

Я лишь киваю.





* * *


В библиотеке на Моховой многолюдно. Сессия в разгаре, и студенты торопятся добрать знаний к экзаменам. Только я подошел к своей любимой «Башкирии» – заметил знакомые стриженые головы, склонившиеся над разбросанными на столе книгами. Коган и Кузнецов. Сели в уголке, что-то выписывают. У меня появилось нехорошее чувство.

– Слышали свежий анекдот?

– О, Рус пришел! – Коган мне рад, Димон тоже улыбается.

– Давай свой анекдот, – Кузнецов подвигает ко мне стул.

– За месяц до сессии послал Бог ангелов посмотреть, как студенты готовятся. Прилетают ангелы обратно.

Бог говорит им:

– Докладывайте.

Ангелы докладывают:

– Были мы в Педагогическом, Медицинском и на факультете журналистики МГУ. Студенты везде пьют, веселятся, не готовятся.

Послал Бог ангелов за неделю до сессии снова.

Прилетают они обратно, говорят:

– В Педагогическом взялись за книжки, в Медицинском и в МГУ пьют, веселятся.

Послал их Бог за день до сессии. Прилетают, говорят:

– В Педагогическом учат, в Медицинском за книжки взялись, журналисты Богу молятся.

Бог говорит:

– Мне молятся? Ну, вот им-то мы и будем помогать.

Парни заржали, на нас стали оборачиваться. Библиотекарша нахмурилась, погрозила издалека пальцем.

– А мы тут, Леш, выписываем из Ленина. – я вижу рядом с Коганом и Кузнецовым несколько книг из собрания сочинений основоположника.

– Что выписываете?

– Способы, как революция делалась, – шепотом отвечает Лева. – Первым делом для НМГ открываем подпольную газету. Типа «Искры». Я договорюсь насчет покупки старого пресса с рук.

Я мысленно закатываю глаза, делаю глубокий вдох. Да когда же это закончится?

– Потом начинаем создавать реестр предателей дела партии, – на другое ухо шепотом говорит Кузнецов.

Это что-то новенькое. Такого у Ленина не было.

– Так, пойдемте в курилку выйдем.

Мы выходим на лестничную площадку, где стоят урны. Тут пусто, хотя недавно кто-то курил. Я поднимаюсь на пролет вверх и спускаюсь на пролет вниз. Никого.

– Значица так, революционеры! – Я наставляю палец на напрягшихся парней. – Подпольную газету запалит первый же сексот, к которому она попадет. По цепочке распространителей КГБ выйдет на издательство. Это во-первых. Во-вторых, реестр. Как вы собираетесь собирать для него информацию? Как определять, кого включать, а кого еще нет?

– Наймем своих осведомителей, – пожимает плечами Коган. – Деньги-то теперь есть.

– Ну а что ты предлагаешь? – заводится Кузнецов. – Сидеть на этих чемоданах, таская их, как Корейко, с вокзала на вокзал?

– Я предлагаю сначала легализовать деньги.