Я спас СССР. Том I

– Вы ослышались – дипломатично отвечаю я. – «Метеорит». Движение новое, только что появилось. – Вика, несмотря на медицинское образование, двусмысленной шутки Шолохова, похоже, не поняла.

– Ладно, молодые люди. – Шолохов докуривает сигарету, бросает ее в урну. Еще раз разглядывает мой экзотичный наряд. – Пойдемте, я вас провожу к Федину. У тебя же роман в папке? Дебют?

– Да, – отвечаю я и краем глаза вижу, как «поплыла» Вика. И мне это не нравится.

– М-да… Такого у нас еще не было, – классик начинает подниматься по лестнице, мы вслед за ним. – Делегация зулусских писателей была? Была. Инвалид, пишущий без рук, ногой, был? Тоже был.

Похоже, Шолохов разговаривает сам с собой. Наше участие не требуется. По длинному коридору, устланному красным ковром, мы доходим до приемной секретаря Союза писателей СССР. Об этом гласит медная табличка на двери. Шолохов, не останавливаясь, проходит через приемную. Мы идем следом. На стульях сидит десяток человек – мужчин и женщин. Их взгляды скрещиваются на нас, гул разговора стихает.

Дубовую дверь кабинета закрывает собой молодая пышногрудая секретарша.

– Михаил Александрович! – причитает красавица. – Никак нельзя! Очередь же.

– Мы на минутку, – примиряюще говорит Шолохов.

– Константин Александрович со Старой площадью разговаривает! – бросает последний аргумент девушка.

– А мы не помешаем, – мужчина ловко обходит секретаршу, открывает дверь. Очередь смотрит неприязненно, но с интересом. Меня буквально фотографируют взглядами. Какие же они все скучные! Костюмы времен пакта Молотова – Риббентропа, невзрачные платья из крепдешина у дам… Ну ничего, мы плеснем бензинчику в этот затухающий костер советского соцреализма.

Вслед за Шолоховым мы заходим в большой, просторный кабинет. Длинный стол для совещаний, массивный письменный стол, полки с книгами, бюст с Лениным в углу. Один из шкафов забит под завязку сувенирами. Фигурка сталевара, вытирающего пот, снопы пшеницы, коврики с цитатами из Маркса – чего только нет.

– Миша, разве нельзя подождать? – раздраженно произносит узколицый мужчина в строгом аппаратном костюме серого цвета, вешая трубку белого телефона с гербом. Профиль Федина – а это явно глава Союза писателей – выглядит ястребиным. Сейчас раз – и набросится! Вика обеспокоенно сжимает мой локоть.

– Смотри, каких литераторов я тебе нашел! Фактурных. – Шолохов садится за переговорный стол, еще раз с удовольствием нас осматривает. – А ты жалуешься. «Молодежи нет, молодежи нет».

Теперь нас рассматривает Федин. И я ему не нравлюсь. Чем именно, он явно понять не может. Я необычный. Одет не по-советски. Но и стиляжного во мне ничего нет. Что же… Будем и вести себя необычно. Подвожу к Федину Вику, представляю. Красивая девушка смягчает настрой секретаря Союза писателей. Руку он мне жмет твердо, приглашает присесть рядом с Шолоховым.

– С чем к нам пришли? – нейтрально интересуется Федин.

– Вот, роман написал, – я подаю мужчине папку. – Хочу издать.

– А чего сразу не в ЦК? – язвительно смеется Шолохов.

– Подожди, Миша, надо разобраться, – глава Союза писателей открывает папку. В начале романа идет краткий синопсис на две странички. Это необычно, так советские писатели не делают.

– Очень по-деловому, – одобрительно кивает Федин, быстро читает краткое содержание. Удивленно поднимает на меня глаза.

– Это правда?

– Что?

– Про взрыв немцами Кракова!

Теперь круглые глаза у Шолохова с Викой. Классик забирает папку, вчитывается.

– Чистая правда. Наш комсомольский отряд шефствует над ветераном, Асей Федоровной, радисткой разведгруппы. Позывной «Груша».

Я пересказываю историю разведгруппы. Все в шоке.

– Это же бомба! Точно все рассекречено ГРУ?? – Федин вскакивает, начинает ходить по кабинету.

– Так утверждает Ася.

– Надо обязательно проверить. Я позвоню в Главлит.

Да, советские цензоры самые строгие в мире.

– Звоните сразу в КГБ, генералу Мезенцеву, – я показываю листочек с номером телефона. – Он обещал уточнить по своим каналам.

Вот как выглядит триумф. Викина грудь уже вздымается в мой адрес, с Шолохова слетела вся насмешливость. Федин же обеспокоен:

– Откуда знаешь Мезенцева?

– Фронтовой друг отца

Мужчины переглядываются.

– Расскажи о себе, – Федин забирает папку у Шолохова, быстро ее пролистывает.

Даю краткую биографию, упоминаю про Заславского и вступление в партию. В дверь осторожно заглядывает секретарша, но, повинуясь взмаху руки Константина Александровича, исчезает.

– Да… богата русская земля талантами, – резюмирует Федин, захлопывая папку. – Похоже, спать сегодня мне не придется.


– Что же с тобой делать, талант? – интересуется Шолохов. – Вторая копия есть?

– Еще две. Но я их обещал декану и генералу.

А еще надо Асе дать рукопись. Ох… как же не хватает обычного ксерокса!

– Миша, я передам тебе свою копию, как прочитаю, – Федин встает, смотрит в окно. – Чувствую, это будет роман года. Ты, Русин, нашел настоящую золотую жилу. Секретная операция, патриотическая тема, интрига… Насчет писателя не знаю, а журналист из тебя получится!

И поэт. И спасатель страны.

– Спасибо, вы же тоже по образованию журналист?

– Бери выше! – хмыкает Шолохов. – Костя был специальным корреспондентом «Известий» на Нюрнбергском процессе.

Мы почтительно киваем.

– А вступай-ка к нам в Союз! – вдруг предлагает классик. – Роман у тебя есть, с изданием книги поможем.

– По правилам нужны две книги, – сварливо говорит Федин. – Хотя в данном конкретном случае, конечно, можно пойти навстречу. Но я бы все-таки хотел сначала почитать «Город». Если это то, что я думаю, то нам такое сейчас позарез нужно. Отвлечь молодежь от этого западного визга. Из ЦК уже всю плешь проели.

Это вы, товарищи дорогие, еще не знаете, что в августе выйдет пятый, шедевральный альбом «Битлз» «Help!». С него начнется повальная битломания во всем мире и в СССР тоже.

– Вот что, Русин, – решается секретарь Союза писателей. – Позвони мне завтра. Где-нибудь вечерком. Я прочитаю роман и наведу справки в Главлите. Вот мой телефон.

Федин вынимает из бювара листок и пишет номер, жмет мне руку. Мы прощаемся с Шолоховым, выходим на улицу. Я делаю глубокий вдох. Прохладный воздух приводит меня в чувство. Это хорошо, что сегодня немного похолодало – в жару в свитере я бы упарился.

– Какие люди! – рядом тоже вздыхает Вика. – Ты, кстати, про «Город не должен умереть» так ничего и не рассказал.

– Не хотел сглазить… Пить хочется.

Мы идем в сторону красного автомата, который продает газировку.

– Дашь почитать?

У автомата я приобнимаю девушку, шепчу на ушко:

– Сам тебе почитаю отрывки.

Мою стакан, бросаю внутрь копейку. Автомат урчит и выдает мне порцию газированной воды.

– Может, все-таки не стоит одеваться как моряк? Тебе еще трубки не хватает, – смеется девушка. – Неужели нельзя было в костюме, бритым?

– Нельзя, – я допиваю воду, ставлю обратно стакан. – В костюме и бритый я выгляжу как пацан. А пацан может написать серьезный роман о Великой Отечественной войне? Нет, не может.

– Ты и с бородой пацан, – нежно проводит рукой по моей щеке. Меня пронзает электрический заряд. На улице почти никого. Прислоняю девушку к автомату, целую. Наши языки сплетаются, рука сама собой опускается на аппетитную попку подруги. Я чувствую, что сегодня мне все можно. Можно, но нельзя. Но на улице появляются прохожие, я с сожалением отпускаю возбудившуюся девушку.





* * *


После Союза писателей, попрощавшись с Викой, еду развозить другие копии. На Лубянке с проходной звоню Мезенцеву. Генерала нет, за папкой спускается его адъютант. Молодой улыбчивый лейтенант. С Заславским все проходит тяжелее. Перед поездкой на Моховую я заезжаю в общежитие, переодеваюсь. Незачем дразнить гусей еще и в универе.

Декан в своем кабинете, что-то быстро пишет. Увидев меня, возмущается:

– Русин, мне самому тебя побрить?

– Ян Николаевич, врачи все еще запрещают, – пожимаю плечами. – Нельзя шрам тревожить. Вот справочка.

Подаю справку, которую мне выписала Вика утром. Пришлось долго упрашивать, пообещать луну с неба, но результат того стоил. Заславский сдувается.

– В «Известиях» не обрадуются твоему внешнему виду, – ворчит декан. – Я уже договорился, 29 мая выходишь в отдел репортажей. К Седову. Это наш выпускник, он о тебе позаботится. Справишься одновременно с работой и со сдачей экзаменов?

– Спасибо! – я прикладываю руку к сердцу. – Справлюсь.

– Ладно, поверю. Что у тебя в руках?

Показываю папку с названием романа. Брови Заславского лезут вверх.

– «Город не должен умереть»? Роман за неделю? Я даже читать эту графоманию не буду. Запомни! Роман за неделю не пишется. Главу еще можно. И то если сильно напрячься.

– Я тогда пойду? – делаю вид, что разворачиваюсь. – Отнесу в КГБ.