Ясный новый мир

– Да, но можно ли быть уверенным в том, что один из векторов экспансии Японии не будет направлен в сторону России? – спросил Сталин. – Ведь примерно по такому же пути двигалось в свое время и другое островное государство – Англия.

– В политике, как и в жизни, – сказал Симпэй Гото, – все может измениться в любой момент. Один из политиков того же островного государства говорил, что у него нет постоянных союзников, но есть постоянные интересы. Поэтому нам и вам нужно так строить внешнюю политику, чтобы у нас всегда были постоянные общие интересы. Понимаю, что это очень трудно, но иначе нам придется воевать друг с другом.

– Хорошо, господин виконт, – Сталин решил подвести итог этой весьма откровенной беседы, – сегодня мы обозначили наши позиции, и теперь нам потребуется некоторое время для того, чтобы все тщательно продумать и взвесить. Думаю, что это не последняя наша беседа. Всего вам доброго.

– До свидания, ваше превосходительство, – японец отвесил поклон председателю Совнаркома. – До свидания, Тамбовцев-сан, – виконт поклонился мне, правда, не так низко, как Сталину.

– О-цкарэ-сама дэсьта, – ответил по-японски я. – Надеюсь, господин виконт, увидеться с вами в самое ближайшее время. Полагаю, что нам есть о чем с вами поговорить.

И я, взяв со стола фигурку Эбису, погладил симпатичного бога удачи по лысине. Симпэй Гото улыбнулся и еще раз мне поклонился, на этот раз гораздо ниже.

Японцы вышли из кабинета, а мы с Иосифом Виссарионовичем, когда дверь за ними закрылась, переглянулись и кивнули друг другу. Похоже, что на Дальнем Востоке начинается сложная дипломатическая игра, которая может закончиться большой войной. Наша задача – не участвуя напрямую в этой войне, оказаться в числе победителей…



8 января 1919 года.

Германская империя.

Ставка Верховного командования в Спа

За окном комнаты для совещаний под унылым серым небом завывал зимний ветер, который с упорством, достойным лучшего применения, дул со стороны Северного моря, заставляя гнуться деревья и швыряя в лица прохожим мелкие капли ледяного дождя. Казалось, что сама природа оплакивает окончание войны, которая, несмотря на пролитые реки крови и гекатомбы трупов, так и не сумела выявить победителей и побежденных. Таким же серым и унылым, как и заоконная природа, был и германский кайзер Вильгельм. Со стороны казалось, что у него опустились даже вечно торчащие вверх усы.

– Господа, – мрачно произнес кайзер, – политическая обстановка неожиданно резко осложнилась. Видимо, напрасно я злорадствовал в адрес британцев и французов, у которых возникли проблемы со своими колониальными войсками. Я-то думал, что наши солдаты никогда не дадут мне повода за них стыдиться. Но, видимо, я ошибался…

– Ваше королевское величество, – ответил кайзеру генерал Фалькенхайн, – если вы имеете в виду массовое дезертирство из австрийской и венгерской армий, то должен вам сказать, что в большинстве своем эти солдаты по национальности являются славянами или венграми, а отнюдь не немцами.

– А, какая разница, Эрих, – махнул рукой кайзер, – у людей, позабывших о долге и присяге, нет и не может быть какой-то особой национальности. Понятно, когда дезертиров десятки и сотни. В любой, даже самой храброй нации есть ничтожный процент патологических трусов, которые, спасая свою шкуру, бегут с фронта. Но триста пятьдесят тысяч дезертиров за три с небольшим месяца с момента заключения перемирия – это уже за пределами добра и зла. И этот поток нарастает. Я думал, что такое возможно только у русских, но я жестоко ошибался. Европейские славяне подвержены той же болезни.

– У русских, – сказал Вальтер Ратенау, – сначала произошла революция, которую произвела в основном крупная буржуазия, желающая иметь еще большие барыши, политическую власть, но не желающая нести за свои действия никакой ответственности. И только потом разложенная безответственными действиями армия побежала с фронта. Как говорят русские, если нет ни Бога, ни царя, то тогда всё можно. В Австро-Венгрии же все происходит наоборот. Революции еще нет, но империя Франца-Иосифа уже разваливается на части, словно ветхий корабль, и солдаты бегут с фронта, потому что не хотят умирать неизвестно за что.

– Бедный, бедный, бедный Карл, – воскликнул кайзер, – он пережил пятерых наследников своего злосчастного двоюродного деда только для того, чтобы увидеть, как государство его предков умирает у него на глазах! А всему этому виной Франц-Иосиф, который, не испытывая чувства, которое имеется у всех порядочных людей, вступил в коалицию, враждебную русскому императору Николаю Первому. А ведь именно русский император штыками своих солдат подавил бунт венгерских гонведов и спас для восемнадцатилетнего сопляка империю. То, что потом было сделано императором Францем-Иосифом, является проявлением чудовищной неблагодарности, за которую империю Габсбургов и постигла кара Господня.

– Да, ваше величество, – произнес генерал фон Фалькенхайн, – как ни удивительно, венгры теперь хотят жить в Венгрии, словаки в Словакии, чехи в Чехии, хорваты в Хорватии…

– …а немцы в Германии, – закончил его фразу кайзер. – Ты же ведь это хотел сказать мне, мой добрый Эрих? Если распад империи Габсбургов все равно неизбежен, и у нас просто не хватит сил на предотвращение катастрофы, то почему бы нам не поучаствовать в разделе их наследства, забрав себе земли, населенные этническими немцами.

– А не слишком ли это будет, гм, агрессивно? – с сомнением спросил у кайзера генерал фон Фалькенхайн. – Ведь Австрия – это наш союзник, а не побежденный враг, земли которого можно аннексировать с чистой совестью.

– Не будет, – сказал как отрезал кайзер, – ведь в конце концов не мы, в смысле Германская империя, стали инициаторами этого распада, а глупые венгры, чехи, поляки и прочие славяне, решившие, что могут прекрасно прожить без руководства великой германской нации. Потомки не простят нам, если мы упустим этот момент воссоединить всех немцев в пределах одного государства, после чего вне пределов Германской империи окажутся только швейцарцы. Правда, они и сами не знают, кто они такие – немцы, французы или итальянцы. С другой стороны, не постеснялись же англичане, французы и итальянцы спровоцировать распад своего союзника – Российской империи. Судьба моего несчастного кузена Ники и его державы является предостережением всем нам, в том смысле, что в наступившем ХХ веке политические игры будут вестись без соблюдения политических приличий, столь модных в XIX веке, и вместо международного права останется лишь право сильного. Мы, немцы, можем стать следующей жертвой подобной провокации. И потому меня категорически не устраивает ситуация, из-за которой мы вынуждены закончить войну фактически с нулевым результатом. Нам нужны территориальные приобретения, и мы их обязательно получим. Без этого нам не объяснить нации – почему и во имя чего на этой войне погибло и было искалечено несколько миллионов немцев.

Кайзер взглянул на своего министра иностранных дел и сурово произнес:

– Вальтер, я даю вам все полномочия для участия в переговорах в Лозанне с целью определения формы наиболее справедливого европейского послевоенного мироустройства. И не затягивайте там с торгами. Я знаю, что переговоры могут длиться месяцами. Но мирный договор нужен нам как можно быстрее. Если что, не стесняйтесь шантажировать французов тем, что если они будут упрямиться, то, уходя в Германию, наши части могут превратить всю оккупированную французскую территорию в один большой Париж. А англичан можно припугнуть тем, что в случае неудачи переговоров мы снова выпустим в океан свои рейдеры и субмарины. Гросс-адмирал Тирпиц мне обещал начать такую войну на море, что чертям станет тошно. Одним словом, к тому моменту, когда наступит время решать австрийский вопрос, наша армия должна будет полностью ликвидировать Западный фронт, демобилизовать старшие возраста и быть готовой к операции по принуждению австрийцев к жизни в едином государстве. На этом всё, господа. Я надеюсь, что все мои указания будут выполнены с надлежащей точностью и в полном объеме. Особенно это касается вас, мой Эрих. Ведь пока в Лозанне будут плестись дипломатические кружева, армия должна ожидать команду с ружьем у ноги.



12 января 1919 года.

Швейцария. Лозанна.

Отель «Beau-Rivage Palace»

Над роскошным отелем «Бо Риваж Палас», расположившимся на берегу озера Леман в окружении Альп, развевались флаги бывших врагов – стран Антанты и Тройственного союза. В номерах, в которых когда-то отдыхали миллионеры, царственные особы и аристократы, остановились члены делегаций государств, решивших закончить наконец-то всеевропейскую бойню и договориться об условиях будущего мирного договора.

Отель охраняли швейцарские полицейские и охранники прибывших на мирную конференцию делегаций. Учитывая, что Лозанна – столица франкоязычного кантона Во, отношение местных жителей к представителям государств Тройственного союза было откровенно враждебным. Лицам, обеспечивавшим безопасность участников мирной конференции, приходилось проявлять повышенные меры предосторожности, чтобы не допустить эксцессов и провокаций.

Советская Россия формально не участвовала в мирной конференции, но в Лозанну в качестве наблюдателя была направлена полковник Нина Викторовна Антонова, которая поселилась в частном пансионате на берегу Женевского озера и получила постоянный пропуск в отель «Бо Риваж Палас». Выдан он был по требованию главы делегации Германской империи, министра иностранных дел Вальтера Ратенау. Для предотвращения возможных неприятностей со стороны секретных служб государств, входивших в Антанту, сопровождали полковника Антонову десятка полтора крепких молодых людей.

После того, как несколько агентов SIS, попытавшихся тайком проникнуть на территорию пансионата, в котором остановилась Нина Викторовна, бесследно исчезли, желающих поближе познакомиться с этой дамой заметно поубавилось.

Полковник Антонова внимательно наблюдала за ходом переговоров и каждый вечер по радиостанции отправляла в Петроград обстоятельный отчет о том, какие вопросы обсуждались на мирной конференции. Кроме того, она консультировала членов германской и турецкой делегаций, сообщая им некие сведения, помогавшие бывшим противникам России лучше подготовиться к дебатам с оппонентами.

Французская делегация, которую возглавлял Жорж Клемансо по прозвищу «Тигр», вела себя на удивление скромно. Еще бы – значительная часть территории Франции оккупировали войска кайзера Вильгельма. К тому же, по сведениям французской разведки, германские саперы приступили к тотальному минированию заводов, фабрик и других важных объектов на захваченной ими территории. Это означало, что в случае срыва Лозаннской мирной конференции и продолжении боевых действий, немцы, отступая к своей границе, оставят после себя выжженную землю. И только один Господь знает – сколько французам понадобится сил, времени и денег, чтобы восстановить свою экономику хотя бы до довоенного уровня.

Британия, делегацию которой возглавил сам Уинстон Черчилль, вела себя не в пример более агрессивно. Они грозились воевать столько, сколько нужно будет для того, чтобы сокрушить Германию и раздробить ее на множество мелких государств. Только даже плохо разбирающемуся в политике человеку было понятно, что британцы откровенно блефуют. Без союзников в Европе Англия никогда не вела успешных для нее войн. А союзников-то и не осталось (французская Марианна, неоднократно изнасилованная немецким Михелем, была не в счет).

Об этом полковник Антонова откровенно заявила при встрече Вальтеру Ратенау. Тот хитро посмотрел на «фрау оберст» – так называли эту удивительную женщину члены германской делегации – и в знак согласия кивнул ей головой.

– Мне кажется, – сказал он, – что вам следует ждать весьма неожиданного предложения со стороны сэра Уинстона Черчилля. А именно – я готов поспорить с вами на тысячу марок, что он в самое ближайшее время попросит принять его, пока как частное лицо.

– Уже, – улыбнулась Нина Викторовна. – Не далее как вчера вечером посыльный передал мне записочку, в которой сэр Уинстон смиренно просил снизойти до него и встретиться в любом названном мною месте, в любое удобное для меня время.


– Вот как! – удивился Ратенау. – Впрочем, иного я от них и не ожидал. Британцы всегда славились своей беспринципностью. Думаю, что мистер Черчилль желает за спиной французов заключить с вами некое джентльменское соглашение. Только, как я полагаю, вам не надо напоминать о том, что верить этим джентльменам нельзя. Обманут, не меняя выражения лица, а потом еще заявят, что поступили, как поступают все приличные люди.

– Герр министр, – лукаво улыбнулась полковник Антонова, – вы помните, что нас, русских, европейцы часто называют «византийцами». Это, конечно, преувеличение, но кое-что от ромеев в нас есть. И обвести нас вокруг пальца потомку герцога Мальборо вряд ли удастся. Я встречусь с ним, поговорю о том, о сем, и попробую вызнать – что, собственно, он желает нам предложить. Думаю, что эта встреча не останется незамеченной для агентов французских спецслужб. Естественно, информация о нашем рандеву с сэром Уинстоном тут же будет передана месье Клемансо. Как вы полагаете, обрадует ли она его?

– Думаю, что после этого отношения между союзниками по Антанте обострятся, – подхватил Вальтер Ратенау, – а это именно то, что нам надо для успешного ведения переговоров. Фрау Нина, вы настоящая византийка – как жаль, что вы живете не в Германии, а в России. Теперь я понимаю – почему наш кайзер часто ставит вас в пример нам, имперским дипломатам. Спасибо вам за весьма ценную информацию!

– Герр министр, – сказала Антонова, – я, конечно, благодарна за внимание, которое уделяет кайзер Вильгельм моей скромной персоне. А ведь прошло чуть больше года с того момента, когда Германия и Россия перестали быть врагами. Мы должны сделать надлежащие выводы из того, что произошло – нашим государствам следует поддерживать мирные отношения, даже несмотря на то, что между нами могут возникнуть и определенные разногласия. Их можно решить без бряцания оружием, путем переговоров. А пока мы вместе с вами занимаемся тем, что переустраиваем Европу. Да и не только ее одну. В самое ближайшее время возможны некие события на Тихом океане, которые, несомненно, повлияют на мирные переговоры в Лозанне.

– Вы имеете в виду возможный вооруженный конфликт Японии с Америкой? – встрепенулся Вальтер Ратенау. – Наши разведчики докладывали о том, что в Генштабе Японской империи велись какие-то разговоры на эту тему. К тому же к нашим дипломатам за рубежом стали обращаться представители японских деловых кругов с весьма интересными предложениями. И это несмотря на то, что именно Япония захватила у нас Циндао и колонии на Тихом океане.

– Как говорят британцы, – сказала Нина Викторовна, – нет постоянных врагов, есть постоянные интересы. Впрочем, такой тонкий дипломат, как вы, герр министр, сами сделаете из всего услышанного вами здесь должные выводы. А пока я вынуждена попрощаться с вами – надо хорошенько подготовиться к рандеву с сэром Уинстоном Черчиллем…



13 января 1919 года.

Швейцария. Лозанна.

Отель «Beau-Rivage Palace».

Полковник Антонова Нина Викторовна

Сэр Уинстон Черчилль не был похож на того, кого в годы Второй мировой войны окрестили «Железным боровом». Передо мной стоял плотный, но не толстый мужчина средних лет, с несколько ироническим лицом и с умными, чуть прищуренными глазами. Одет он был просто, но элегантно – по материалу, из которого был сшит его костюм, можно было судить о достатке его владельца.

Поприветствовав своего гостя, я предложила ему присесть. Черчилль сел за стол, пошарил по карманам и достал оттуда изящный кожаный портсигар. Я поморщилась – «Винни» пристрастился к гаванским сигарам во время своей поездки на Кубу в качестве корреспондента газеты «Дэйли График». Но сигарный запах (как, впрочем, любой табачный) мне не нравился. Черчилль, заметив мое неудовольствие, вздохнул и убрал портсигар в карман пиджака.

Чтобы прервать затянувшуюся паузу, я решила взять инициативу в свои руки и напрямую поинтересовалась – чем, собственно, я обязана вниманию со стороны столь уважаемой особы.

– Миссис Антонова, – ответил Черчилль, – мне известно, что вы прибыли сюда не в качестве официального лица. В то же время большинство участников мирной конференции прекрасно знают о том, что вы представляете здесь новую Россию – страну, которая год назад была при смерти, а сейчас является одной из ведущих мировых держав. Нынешняя Россия – это загадка, завернутая в тайну и помещенная внутрь головоломки. Где найти ключ к этой загадке?

– Сэр Уинстон, – ответила я, – все очень просто. Ключ к происходящему в России – русский национальный интерес. Если помнить об этом, то вам не придется ломать голову, и вы легко поймете все, что происходит в Советской России.

– Гм, – покачал головой Черчилль, – вы, миссис Антонова, опытный дипломат. Никогда бы не подумал, что женщина может рассуждать, как умудренный жизнью политик. Впрочем, все это лишний раз подтверждает тезис о загадочности русской души.

– Оставим наши души священникам, – сказала я. – Полагаю, что вы попросили меня принять вас не для того, чтобы мы могли обменяться комплиментами.

– Вы правы, миссис Антонова. И потому я попрошу ответить вас на мой прямой вопрос – каков послевоенный вектор политики новой России? Как долго будет продолжаться вражда между нашими странами? И что надо сделать для того, чтобы эта вражда не переросла в войну?

– Сэр Уинстон, – я поднялась с дивана и подошла к окну, за которым открывался чудесный вид на озеро Леман и Альпы. – Послевоенный вектор России – восстановление и развитие ее промышленности, укрепление армии и флота. Понимаю, что все это может не понравиться правительству его величества, но тут мы вам ничем не можем помочь. Что же касается вражды, то Британии достаточно будет относиться с уважением к интересам Советской России. В свою очередь, и Советская Россия постарается учитывать интересы Британии.

– А как же участие ваших войск в боевых действиях против британских вооруженных сил? – поинтересовался Черчилль. – Ведь ваши корабли топили корабли Королевского флота, а ваши солдаты сражались против наших сил в Месопотамии?

– Сэр Уинстон, – парировала я, – но ведь вы не будете скрывать, что изначально ваши подводные лодки пытались атаковать наши корабли, а эскадра во главе с линейным кораблем «Дредноут» попыталась захватить наш порт на Баренцевом море. Так что не стоит возмущаться, получив вполне законный отпор.

– Хорошо, миссис Антонова, – Черчилль, видимо поняв, что дальнейший обмен взаимными обвинениями контрпродуктивен, постарался сменить тему, – давайте поговорим не о том, что уже произошло, а о том, что не должно произойти.

– Давайте, – согласилась я. – Тем более что война в Европе, похоже, подходит к концу. И надо сделать все, чтобы Старый Свет никогда больше не стал полем боя.

– Тут я с вами полностью согласен. Только каковы будут условия мира? Не превратится ли этот самый мир в паузу между двумя мировыми войнами? Ведь трудно рассчитывать на то, чтобы условия мира удовлетворили обе стороны.

– Ну, тут я вам ничем помочь не могу, – я сделала жест, показывая, что умываю руки, – Советская Россия подписала мирный договор со странами, с которыми она воевала с 1914 года. Британия и Франция должны самостоятельно договариваться с Германией и ее союзниками. Тут многое будет зависеть от согласованных действий британской и французской делегаций.

Черчилль поморщился. Похоже, что мои слова о согласованности действий союзников по Антанте ему не очень понравились.

– Кстати, – спросила я, – что думает месье Клемансо по поводу наших с вами контактов? Полагаю, что вы поставили его в известность о них?

Мой визави ничего не ответил мне и снова машинально достал из кармана портсигар. Потом, поняв, что врать бесполезно, он махнул рукой и сказал:

– Миссис Антонова, я пришел к вам как частное лицо и потому не информировал членов французской делегации о своем визите. Ведь мы сейчас ведем обычную светскую беседу – не так ли?

Я ухмыльнулась про себя. Действительно – мало ли о чем говорят наедине мужчина и женщина. Только французы вряд ли поверят в то, что сэр Уинстон отправился ко мне с романтической целью. Они достаточно хорошо представляют – кто я и каково мое положение в советском руководстве. К тому же я уверена, что французская разведка доложила своему руководству о том, с каким уважением меня встречают в Берлине.

– Сэр Уинстон, я не стану вмешиваться во взаимоотношения Британии и Франции. Вы ладили во время войны, думаю, что вы поладите и после ее окончания. Меня больше интересуют взаимоотношения Британии и России. А именно – мне бы очень не хотелось, чтобы корабли эскадры адмирала Ларионова встретились в бою с кораблями Королевского флота. Поэтому я бы посоветовала вашим военным кораблям держаться подальше от территориальных вод России и не пытаться проявлять враждебность к нашим военным кораблям.

– А как насчет возобновления дипломатических отношений и налаживания взаимовыгодной торговли? – поинтересовался Черчилль. – Думаю, что вашему руководству стоит задуматься над нашим предложением.

– Худой мир лучше доброй ссоры, – ответила я. – Сэр Уинстон, я сообщу своему руководству о ваших предложениях. Но давайте не будем торопить события. Война в Европе (и не только в ней) пока еще продолжается. Вполне вероятно, что у кого-нибудь из участников конфликта может появиться желание возобновить боевые действия, дабы добиться более выгодных условий мира. Ведь вы не исключаете такого развития событий?

– Не исключаю, – хмуро произнес Черчилль. – К тому же следует учитывать и фактор новой России. Вы остаетесь вне схватки, но в то же время своим присутствием влияете на расклад сил в мире.

– Собственно говоря, – усмехнулась я, – мы сейчас занимаем позицию, которую на протяжении многих лет занимала Британия. А именно – находясь вне схватки, наблюдать за ней с безопасного расстояния. Как в таких случаях говорят китайцы: сидеть на верхушке скалы и наблюдать за дракой двух тигров.

Черчилль мрачно кивнул.

– Вы сказали о китайцах случайно или преднамеренно? До нас доходят слухи о том, что некоторые страны готовы потребовать расширить сферы своих интересов на Тихом океане. Если все обстоит именно так, то положение Британии может резко ухудшиться.