Кентийский принц

– Один стоит около двух золотых монет, – начал напускать я тумана. Пусть в столице империи жизнь была и дорогая, но сумма получалась очень внушительная.

По залу пронесся вздох удивления.





Глава двадцать шестая




Канцлер уже не один день ходил под впечатлением от недавнего коронования и всего, что за ним последовало. Его также поразили и отношения императрицы и этого кентийского принца. Он как-то случайно услышал их разговор, где Алекс рассказывал ей, как надо организовать обучение грамоте и счету, причем настаивал, что обучаться должны все поголовно.

– Ты пойми, – говорил он, – без знаний не будет ничего, ни книг, ни зеркал, а ведь надо придумать много чего, чтобы облегчить и улучшить жизнь людям.

– Но есть же ты, – возражала ему императрица.

– Ты смешная, я же не вечный.

– Хорошо, а зачем снижать налоги? – не унималась Алексия.

– При бедном народе государство не может быть богатым. Вот смотри, я, допустим, изготавливаю сто зеркал, у меня их покупают купцы, и, обрати внимание, спрос на них увеличивается. И купцам уже надо больше зеркал, что можно сделать. Можно тем же купцам построить мастерскую и тоже выпускать зеркала. Но со временем рынок заполнится, все, кто в состоянии, зеркала купили. Кто-то еще покупает, но продажи упали, надо снижать цены. Снизили цены, но продажи не идут. Тогда что происходит? Разорение мастеров.

Значит, надо думать, как снизить затраты на производство, и не просто урезать зарплату мастерам, а применить что-то новое. Если же снизить налоги, то у простых людей появится немного лишних денег, сегодня они будут лучше питаться, завтра захотят купить хорошую обувь и одежду. Через некоторое время захотят более просторный дом, а там и мебель, и зеркала, и многое другое. И это подтолкнет увеличить производство товаров и само собой поступление налогов в казну.

– Так мы же их снизим. Как это они увеличатся?

– Ты их снизишь, но ведь не уберешь совсем… Вот, допустим, продаю я… хорошо, пусть будет зеркало, продаю я его за сто монет. С каждого я плачу десять монет налога. Ты мне говоришь: «Увеличишь выпуск зеркал на тридцать штук, и я тебе уменьшу налог до восьми монет». Теперь считаем, за сто зеркал я платил тебе тысячу монет, а теперь со ста тридцати буду платить тысячу сорок, но и сам буду получать больше, продав не сто, а сто тридцать зеркал.

– Фи-и! А что мне эти сорок монет.

– А сколько у тебя тысяч мастеров? И каждый по сорок монет… И тут, понимаешь, просто так не решишь, надо сажать чиновников, и пусть думают, и только потом принимать решение. Вон, озадачь канцлера, он у тебя умный мужик. Но налоги снижать надо, и самое главное – с самых бедных земледельцев, мелких мастерских и цехов. А скажем, таким, как я, налог можно и увеличить.

У канцлера глаза полезли на лоб от услышанного, человек предлагает сам себе увеличивать налог. Он прекрасно понимал, что этот странный принц объяснял Алексии все очень поверхностно, как ребенку, которым она по сути еще и была.

После всего услышанного канцлер решил переговорить с Алексом тан эль Зоргом и поближе узнать, что он собой представляет.

Случай представился довольно быстро. Шла подготовка к принятию присяги императрицей у герцогов и графов с периферии, и в связи с этим у князя было какое-то непонятное чувство тревоги. И он, зная, что все эти два года кентийский принц защищал и укрывал императрицу, решил с ним поделиться. Выслушав опасения канцлера, принц не отмахнулся от них и задумался, а потом, глядя в глаза князю, произнес:

– Спасибо вам, князь, за то, что поделились со мной своими опасениями, постараюсь что-то придумать, подготовиться на всякий случай.

– Скажите, ваше высочество, – поинтересовался канцлер, – а что если я вас привлеку к регулированию налоговых законов? У нас сейчас в империи после правления узурпатора много такого, что надо менять или отменять. Много народа бежало, особенно из двух герцогств, что воевали между собой.

– Знаете, господин канцлер, я знаю, как работают те или иные налоги, знаю, что такое короткие деньги, длинные деньги, но мне совершенно неизвестны особенности экономики империи. Поэтому на начальном этапе должны работать люди, хорошо разбирающиеся в специфике экономической составляющей державы. Где растет лучше пшеница, а где яблоки, и где добывают хорошее железо, а где плохое, но хорошую медь. Соответственно, и налоги надо брать со всех разные. Но если налоги снижать или отменять, то, думаю, надо ставить условия увеличения производства и снижения цены на продукт.

Канцлер похлопал глазами, половину слов он не понял, но интуитивно догадался об их значении.

– Скажите, ваше высочество, а что производится в вашем графстве?

– Даже не знаю, что сказать, много чего производится… Ну, скажем, новые свечи и светильники, которые горят теперь в залах дворца, зеркала, стекло, товары для женщин, рессорные кареты и коляски, булатные мечи и кинжалы, хрустальные бокалы и вазы, книги, а скоро будем выпускать газету с новостями. Да много чего мы еще производим. И если все будет хорошо, много чего еще будем выпускать.

– Скажите, ваше высочество, а в империи вы не собираетесь открыть производство?

– Пока это все в подвешенном состоянии, есть кое-какие нюансы, и пока я не могу дать на это твердого ответа.

– Скажите, если не секрет, а сколько вы платите налога?

– За прошлый год заплатил тысячу двести золотых, в этом, наверное, будет больше.

– Такие деньги! – канцлер был просто в ужасе. Империя за год собирает налогов около десяти тысяч золотых… И это империя! А тут одно графство платит больше тысячи.

После беседы канцлер долго думал, оказывается, все новинки, которые появились за последние несколько лет, так или иначе связаны с этим молодым человеком. Кто он такой? Вернее, кто он – по крайней мере ясно, младший сын Донета тан эль Зорга, правителя Кентии. Но вот откуда он все это знает? А ведь если и тут он откроет производство, то и доходы в бюджет увеличатся, и многих мастеров и подмастерьев будет чем занять, да и простому народу, подай-принеси, тоже работа найдется. Надо с Алексией переговорить, что она думает по этому поводу, да и выяснить мнение приближенных к трону дворян, что они думают по поводу этого кентийца. И канцлер отправился на поиски императрицы, нашел ее в саду, читающую какую-то книгу в красивом переплете.

– Ваше императорское величество, я не помешаю вам?

– Ой, князь, ну что вы, я рада вас видеть. Что-нибудь случилось?

– Нет, нет, просто хотел вас видеть, хочу вам задать один вопрос. Не сочтите меня назойливым, но хотел бы знать более точно, какие у вас отношения с кентийским принцем?

Алексия ничуть не удивилась заданному вопросу, потому что давно ожидала чего-то подобного.

– Я люблю Алекса, и мы с ним обручены, – нисколько не смущаясь, ответила она канцлеру.


– Ваше императорское вели… – но был прерван на полуслове.

– Князь, называйте меня Алексией, а то мы так до следующего утра разговаривать будем. Вы хотите сказать, что общество не примет его, аристократы и дворяне будут возмущены?

– В общем-то да. Вы же знаете отношение имперцев к этим варварам.

– Варварам, говорите… Скажите, князь, а чем, допустим, отличаются варвары от просвещенных народов?

– Ну как же, Алексия, это культура, это искусство, грамота и многое-многое другое.

– Князь, давайте пройдем в мой малый кабинет и там поговорим.

По дороге они молчали и думали каждый о своем. Князь, о том, что девчонка все-таки зря держится за этого парня. Да, он красивый сильный, дети тоже будут на загляденье… но ведь все будут смотреть на ее мужа свысока, а детей могут и презирать.

Алексия была на взводе. Как могут эти снобы, ничего собой не представляющие и не умеющие, так говорить об ее Алексе, да и вообще о кентийцах? Почему ее дед, герцог, совершенно по-другому относится к ним?

В кабинете она предложила канцлеру сесть и распорядилась принести ему охлажденного вина, а себе травяного отвара. Потом открыла красивую шкатулку и протянула острую палочку князю.

– Попробуйте этим писать, – и протянула ему прекрасный белый лист бумаги с золотым императорским гербом, вверху слева.

Он попробовал, сначала не получилось, но потом буквы стали выходить ровные и красивые, писать получалось быстрей и ровней, чем гусиным пером.

– Что это такое?

– Это перо для письма изобретено кентийцами, изготовляет их Алекс.

– А откуда такая бумага? – спросил канцлер, хоть уже знал заранее ответ.

– Это делают мастера Алекса в любом количестве, в Торвале, он поставляет ее королевской канцелярии, и та издала указ, что все прошения и жалобы принимает только на таких листах. Стоимость его одна медяшка. Поставляет он королю партиями, по пять медяшек за десяток, раньше было чуть дороже.

Канцлер быстро посчитал доход и удивился.

Алексия продолжила:

– А вы вчера слышали музыку?

– Да, великолепная мелодия.

– Это тоже кентийская музыка, называется «Прощание с идущим на битву». Вот еще, возьмите, почитайте, – и она достала из стола книгу в кожаном переплете с тисненой надписью «История рыцаря. Один за всех и все за одного». – Вам должно понравиться. Кстати, вы не видели еще их театра… Извините, князь, но по сравнению с ними это мы варвары, а чтобы как-то самим перед собой оправдаться, мы и начали травить их и унижать. А какие песни они поют, какая музыка, если бы вы только слышали! И я обещаю вам, что услышите, если я все-таки выйду за него замуж, будучи императрицей.

– А если не получится, если знать не примет его?

– Выйду я за него в любом случае, только императора вам придется выбирать нового, – и она горько усмехнулась. – Вам рассказать, что тут будет, или сами догадаетесь?

Канцлер прекрасно понимал, что опять начнется в империи: на трон полезут все, кто захочет. И все будут воевать со всеми. Осознав это, он почувствовал, что его бросило в жар.

– Не обижайтесь, князь, но вытащить страну из той ямы, в которой она сейчас, думаю, сможет только Алекс, не сам, а с вашей помощью и помощью преданных трону людей. И думаю, вам стоит поработать в этом направлении… Вы же умный человек, все сами видите и понимаете. Вы знаете, что Кентия приняла закон, по которому Алексу разрешено находиться в ней, правда не более двух месяцев в год. И еще одно: вы можете не поверить, но ему не нужен трон – ни королевства, ни империи, ни Кентии. Знаете, что он говорит? А зачем мне этот хомут. Там же работы столько, что ее за всю жизнь не переделаешь. Я, говорит, лучше своими изобретениями заниматься буду, и проще, и безопаснее, и намного интереснее. Так что думайте…

На этом разговор с молодой императрицей закончился, и, откланявшись, князь ушел.



Этот уже не молодой человек, много поживший и повидавший, был очень озадачен разговором с Алексией. Он видел, с каким выражением лица она говорила об Алексе. Да, он прекрасно понимал, что молодая девушка может влюбиться до беспамятства, но ведь было и рациональное зерно. Она с уверенностью говорила о том, что еще до исхода на этот континент их предков здесь уже была кентийская цивилизация. Как жили кентийцы того времени, никто не знает, да что говорить, если даже о Большой войне не сохранилось летописей.

Он не стал откладывать дело в долгий ящик, решил на днях переговорить с начальником тайной канцелярии. Пусть тот и был всего лишь баронет, но это был умный, изворотливый и владеющий большим объемом информации человек.

Через несколько дней после разговора с Алексией, когда в его голове уложилось все, что он узнал от нее, канцлер, встретив вроде бы случайно баронета, пригласил его к себе в кабинет, чтобы обсудить некоторые вопросы.

– Баронет, – начал они, когда они расселись, – скажите мне, как вам этот кентийский принц…

– Я так понимаю, князь, что вас беспокоит, что будет, если он станет мужем императрицы? Со своей стороны, скажу так: пройдет какое-то время, и все успокоится, поначалу, конечно, может и буза начаться. Но мои подчиненные самых оголтелых успокоят, кто не поймет, того упокоят, а потом все останется как и раньше. Уже сейчас по кабакам и тавернам о кентийце рассказывают, что если бы не он, то тут вообще такая война полыхнула бы… Что все новое, что появилось, делает он, еще, что хочет в империю свои заводы перевести, чтобы люди здесь богатели. И что тех солдат, что с ним пошли, он и орденами и сумасшедшими деньгами награждает. И что императрицу два года спасал и оберегал… Вот так вот, не скрою, это рассказывают мои люди. И ведь почти все правда. И еще в храмах говорят, что после обручения императрицы и принца изваяние Зеи-плодоносицы улыбаться стало. И жрецы очень уж охотно проповедуют, что грядет золотой век с Алексией и Алексом.

С казначеем и маршалом можете даже не общаться, князь, у одного никогда не были столь полны золотом подвалы, а другому сейчас учат и тренируют штурмовой батальон. Такой же, как и тот, что взял стены столицы всего за полтора часа штурма. А вот со своей женой обязательно переговорите, когда придете домой.

Правда, дома жена сама начала разговор.

– Послушай, Готор, не мог бы ты поговорить с принцем о приобретении у него еще одного такого набора для нашей Эмиль, девочке это так необходимо. Жила бы она с нами, мы бы пользовались одним, а так сам понимаешь.

– Дорогая, я, конечно, переговорю, но слышал, что их привезли только на подарки… Скоро, говорят, привезут еще, – не отрывая глаз от супруги, проговорил князь. – А если вдруг Алекс и Алексия поженятся, то он тут откроет производство этих ваших штучек.

– Как бы здорово было! А почему ты говоришь «если», что им может помешать?

– Понимаешь, старая знать может быть против, да и дворяне не все примут кентийца.

– Готор, Готор, старых родов осталось всего ничего, и никто их не будет слушать… Ты же сам говорил, что империя катится в тартарары благодаря им. Ты не обратил внимание, какая они красивая пара, а как смотрят друг на друга! Кстати, ты знаешь, что наш сын перешел из гвардии и теперь служит каким-то «командиром роты в каком-то штурмовике»?.. Я чувствую, что как-то неправильно говорю, но это то, что я запомнила с его слов. Он сегодня забегал домой, быстро обмылся в купальне, перекусил и убежал, весь такой бледный и худой и даже в синяках. Служанка подсмотрела и рассказала. Ты там узнай, кто ему синяков наставил, я сама пойду к маршалу. И почему он ушел из гвардии?