Клык. Хвост. Луна. Том I
Часть 19 из 56 Информация о книге
Жители общины еще в предрассветных сумерках сбивались в длинную колонну по парам, занимая очередь к сооружению из недлинных бревен, аккуратно сложенных друг на друга. Внутри постройки, на чуть склоненной железной пластине, в ожидании дружелюбного огня покоились вымазанные горючим маслом колотые тюльки. Бревенчатое строение было обложено по кругу золотистой соломой, а из одной из стен выглядывал врезанный в бревна металлический ящик. По древним обычаям первых северян – переселенцев с гор – сооружение служило основанием для погребального костра и носило с тех пор название кхеда. Лишь вождям выпадала честь быть сожженными после смерти в этой священной постройке. По поверью, устоявшемуся на Великом Севере с самого начала времен, дух человека после сожжения, таким образом, попадал в особое место в загробном мире и мог свободно наблюдать за живым миром, тогда как остальные усопшие довольствовались чертогами горных залов, скрытых от глаз смертных. Одни из мужей занимались встречей приезжих, располагали их лошадей и повозки вдоль стен, чтобы в тесной общине оставалось больше места. Другие помогали с погребальным костром, притаскивая последние недостающие бревна. Все остальные северяне струйками стекались из узких улиц в растянутую лентой очередь, как мелкие горные ручейки, впадающие в один широкий поток воды. Для вождей и членов их семей было отведено особое место вокруг кхеды. Они имели право первыми проститься с усопшим, но это было скорее пожеланием, нежели чем строгим обычаем. От самого восхода солнца и до того момента, как огонь начнет облизывать холодное тело покойного вождя, в общине должно сохраняться молчание. Никто не имел права произносить ни звука, чтобы слова не стали преградой для души по дороге в загробный мир. Путь вознесения должен оставаться ровным и открытым, чтобы млечный дух коня – Тильдух – мог беспрепятственно доставить освобожденную душу к заждавшимся предкам. Уставшие с ночной дороги Дорр и Астра отдали поводья своих лошадей в заботливые руки конюха, затем двинулись в сторону центра общины. Рыжеволосая девушка уверенно прошла мимо стоящих в колонне людей, но отец успел прихватить свою дочь за руку и подтянуть к себе в самое начало очереди. Астра недоумевающе оглядела отца, но Дорр лишь обнял своей ладонью хрупкую кисть дочери и стал вглядываться вперед, ожидая своей очереди, как все остальные обычные северяне. Последней к общине Вирсмунк подъехала карета Цейлы Гойл. Мико хлестанул упряжью, давая лошадям команду двигаться внутрь общины. Животные успешно пересекли границу общины, но широкая карета не влезла в проем ворот, ударившись о крайние бревна. Уткнувшаяся карета резко остановила лошадей, от чего те недовольно заржали. Дикое ржание пронзило приглушенную общину, как разбившийся посреди ночи стакан. Люди, стоящие в колонне, начали изумленно оборачиваться на шум. Очередь, как извилистая змея, молниеносно сменила свою старую чешую из затылков на новый покров из удивленных лиц. К входу сбежалось несколько северян, которые начали истошно махать руками, показывая, что карета никак не проедет сквозь ворота. Цейла раздраженно вылетела из кареты, сильно хлопнув дверцей, после чего недовольно направилась к центру общины, проваливаясь в каше растоптанного, рыхлого снега. Фуро тучно вывалился в улицу, затем незадачливо почесал лысую голову и указал конюхам на место с краю перед воротами. Северяне отцепили лошадей, подождали, пока Мико спрыгнет с ведущего места, после чего откатили карету за пределы общины. Фуро вопросительно взглянул на своего племянника, но тот лишь растерянно пожал плечами. Оба представителя клана Черной Куницы, облаченные в темные кабаньи меха, торопливо двинулись на начало обряда. Крепкий, статный Мико Росслер, как сладкий девичий сон, мужественно пробирался сквозь очередь. Выпадающие смолистые кудри развивались от быстрой походки. Проходя мимо стоящей в очереди Астры, юноша слегка коснулся рукой ее спины. Девушка не сразу узнала возмужавшее лицо мальчика, с которым они весело бегали по душистым полям вблизи общины Черной Куницы несколько лет назад. Засмущавшись, она прикрыла меховым капюшоном половину своего обожженного лица, но все же щедро одарила обернувшегося Мико своей приторной улыбкой. Когда опоздавшие Фуро и Мико заняли свои места у кхеды, Роза Вирсмунк, как первая женщина клана, громко хлопнула один раз ладонями, объявляя о начале обряда. Абсолютно все, и в очереди и вокруг костра, повторили хлопок, тем самым привлекая внимание предков. Спустя пару мгновений из исполинской двери дома Вирсмунк вышли четыре могучих мужа, несущие на своих плечах небольшую ладью, в которой мирно покоилось тело Старио, завернутое до обритой головы в белоснежное покрывало. Они медленно подошли к погребальному костру, аккуратно скинули с плеч маленькое судно с холодным трупом на самый верх постройки, затем ушли в начало очереди. По традиции, самый младший член клана должен был одарить костер прощальным огнем. Круглая Зерта с порозовевшими от легкого мороза щеками черепашьим шагом приблизилась к кхеде с подожженным факелом. Лицо ее, словно высеченное из камня, отрицало любые эмоции. Пухлой рукой она закинула факел в проем между бревен, после чего вернулась к матери. Внутри костра затрещала просмоленная древесина. Центр общины за несколько секунд заполнился едким дымом, который въедался в соленые глаза многих присутствующих, добавляя к скорбным слезам свою резь. Еще через мгновение из щелей начали выглядывать желтые лоскуты огня, насмешливо поддразнивая наблюдателей своим танцем. Спустя минуту разъяренный голодом огонь принялся за ладью, заключая закоченевшего вождя в свои жаркие объятия. Первым словом наградил всех присутствующих Ранлис, и слово это было подобно чистейшей капле росы. Как растянутая по поверхности льда звезда. Как горный ручеек, пробивающийся сквозь талый снег. Голос мальчишки был столь же прекрасен, как и громок. Голос, который доводил до слез с первой же строчки изливающейся, как расплавленное серебро, песни: В вершинах гор застынет моя мудрость. На снежных склонах вечен облик мой. Гонимой ветром, стрелы полнозвучность Пронесет мое слово сквозь траур и боль. Смутный зов моих предков, заветы храня, За ливнями гроз столь тщательно скрытый, Взывает за мной. И блеклый облик коня Заманчиво машет растрепанной гривой Вспоминай мое имя при шелесте листьев, При бурных потоках извилистых рек. Мое тело горит в огне шелковистом. Я прожил достойно свой отпущенный век… Ранлис, с культей в кожаном чехле вместо кисти, закончил разливать свою песню, повторив последние строчки два раза. Грустные строки и хрустальный голос мальчишки оставили в сердцах присутствующих тупую, ноющую боль. Люди в очереди взахлеб умывались собственными слезами. Кто-то рыдал во весь голос, не стесняясь окружающих. Кто-то негромко шмыгал своим красным носом, укутавшись в глубокий капюшон. Равнодушной среди всех оставалась лишь Цейла, не сводившая все время своего пристального взгляда с Астры. Девушка чувствовала на себе тяжелый, сгущающийся взгляд высокой женщины, от которого хотелось скрыться в пустоте соседней улицы. Но уважение к обряду и клану Вирсмунк вынуждали Астру продолжать стоять в рыдающей очереди под гнетом серых глаз Цейлы. Первой к пылающему костру подошла Роза с багровым, отекшим от бесконечного плача лицом. Она достала из корзины, стоящей рядом с кхедой, пучок сухих трав, связанных светло-каштановыми волосами погибшего Старио. – Я вижу твое прошлое, – хлипко простонала Роза Вирсмунк, после чего бросила пучок в костер. Следом за ней к костру подошел Ранлис, взяв из корзины связку трав и швырнув ее единственной целой рукой в огонь со звонкими словами: – Я вижу твое тепло. Последней из присутствующих членов клана Вирсмунк подошла Зерта. Пышная девочка долго всматривалась в уходящий в небо столб дыма, затем тихо что-то прошептала и бросила в огонь свой пучок трав. После этого оставшиеся приближенные к костру: Фуро, Мико и Цейла, – бросили в пламя свои связки трав: – Я вижу твой след, – твердо произнес Крысодав, тепло оборачиваясь на детей Старио. – Я вижу твое счастье, – поддержал Мико. – Я вижу твое будущее, – загадочно произнесла Цейла, прислонив пучок ароматных трав к своему носу, затем забросила его к самому верху полыхающего огня. Настало время и людям из очереди проститься с покойным вождем. Убитые горем женщины, сдерживающие слезы юноши и мужчины, растерянные дети, – все хватали из корзин узлы сухих трав и бросали их в ненасытный огонь: – Я вижу твой опыт. – Я вижу твои глаза. – Я вижу твое счастье. Люди проходили, не задерживая позади идущих. Разбитые горем жители расходились по своим домам, дружелюбно приглашая в гости приезжих гостей из других общин. Вожди и члены кланов, в отличие от остальных, обязаны были дождаться, пока ладья с телом полностью не прогорит, оставив в ящике бледный прах Старио вперемешку с древесной золой. Лица менялись один за другим. Солнце поднялось над общиной уже достаточно высоко, чтобы начать ослеплять своим светом, выглядывая из-за крыш домов. Наконец, подошла очередь клана Винтер. Не многие из присутствующих помнили, насколько сильно Дорр Винтер был широк душой к простым северянам. Молодой вождь даже на прощании с собственной женой встал в самый конец очереди, давая возможность жителям своей общины первыми участвовать в обряде. Дорр, с прямыми серебряными волосами, которые прикрывали болезненно бледное лицо, достал из корзины два пучка – для себя и для Астры. Смерил приветственным взглядом членов других кланов, подметив отсутствие на обряде Железнохвата, после чего упал на колени перед кхедой и промолвил: – Я вижу твое бесстрашие, бурый медведь. Снежноволосый вождь мягко подбросил в огонь травы, обмотанные волосами Старио, после чего поднялся на ноги и уже собирался встать рядом с вождями, но заметил, как его дочь стояла очень близко к бушующему огню. Астра отстраненно всматривалась в пламя на небольшом расстоянии от костра. Связка трав в ее руках начинала постепенно тлеть от жара. В ее правом глазу вспыхивал огонь, многократно превышающий по своей ярости пламя костра. Девушка начала приближаться своим лицом к острым языкам стихии, но отец успел потянуть Астру за капюшон. – Что с тобой, Астра? – беспокойно спросил Дорр, уставившись на покрасневшее лицо своей дочери. Астра недоумевающе посмотрела на отца, затем закинула наполовину сожженный букет трав в костер. – Я вижу твою ярость, – произнесла огненная девушка, затем подхватила отца за руку и потянула к остальным. Дорр занял место рядом с Фуро и, к сожалению Астры, свободное место оставалось лишь около Цейлы, которая прогрызала своим любопытным взглядом отверстие во лбу девушки. По улице уже виднелся конец очереди, в котором попарно ютились конюхи и четыре массивных северянина. – Вун-о дхале, Астра Пламенноокая. Большая радость – лицезреть вас после стольких лет, сайха Астра, – прорезала Цейла, не отводя своего взгляда от полыхающего костра. Астре совсем не хотелось вступать в диалог с Цейлой, но положение сайхи клана обязывало ее ответить на приветствие женщины, а воспитание отца – подталкивало. – Это чувство взаимно, сайха Цейла Гойл, вождь клана Серой Волчицы. Но наша с вами встреча произошла настолько давно, что моя детская память отказывается показывать мне этот момент. Астра держалась уверенно, как полагает первой женщине клана, не оборачиваясь лицом к собеседнице, сохраняя хладнокровие. – Вы, вероятно, уже в курсе, что память подводит вас не только в силу раннего возраста, Астра Пламенноокая. От слов женщины у Астры на мгновение заложило уши. Стальной звон пробежался внутри ее головы, но через секунду отступил. – Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, сайха Цейла, – произнесла Астра, стараясь сохранять прежнюю стойкость, но ладони ее рук начали покрываться влажной пленкой. – Значит, время еще не пришло, моя дорогая Астра. Ответы, как затаившиеся в засаде хищники – выжидают удобного момента, чтобы обрушиться на свою жертву. Астра пребывала в твердом молчании, в надежде, что женщина прекратит свои безумные речи. Стоящий напротив Мико, стреляющий время от времени в нее своими жгучими, карими глазами, прибавлял лишь неловкости к данной ситуации. – Для меня было большой честью проводить обряд ронвэ в вашу честь десять зим назад. В тот день дыхание Северного леса ощущалось заметно сильнее, чем в любой другой день. Астра изумленно, практически испуганно, повернула голову наверх, устремив свои расширенные разномастные глаза на Цейлу, забыв про прежнюю стойкость и выдержку. – Травы пели в вашу честь, белоснежные облака кружились в танце на лазурном небе, а ветер насвистывал мне на ухо ваше названное имя – Пламенноокая. Цейла с улыбкой опустила свою голову на пребывающую в замешательстве Астру, затем добавила: – Именно так. Это я передала вам это имя, по воле Северного леса, хотя ваш отец был поначалу настроен категорично. Но кто мы такие, чтобы спорить с могуществом Великого Севера? Девушка задумчиво опустила взгляд в землю. Дым от неутихающего костра щипал ее широко раскрытые глаза, вызывая защитную соленую влагу. – Не вините своего отца, Астра. Ваш отец крепок духом, но сломлен своим прошлым.