Клык. Хвост. Луна. Том I

Она вспоминала, как ее дядя – Сворли Гойл, когда еще был жив и жил вместе с ней и ее матерью в клановом доме, брал ее с собой на охоту. Благодаря своему дяде, совсем юная Глова еще до отъезда в Раус уже умела разделывать ножом туши убитых зверей. Сворли Гойл, названный по воле Северного леса Зверобоем, показывал четырехлетней племяннице как нужно правильно освежевать и потрошить дичь. Учил ее выслеживать животных, читая следы, натягивать тетиву, расставлять ловушки. За одну зиму охоты она узнала больше от своего родного дяди, чем за четыре года обучения в Южной школе. Таким он ей и запомнился: с грубыми дымчатыми волосами, темно-серыми глазами, которые заполнялись теплом при одном лишь взгляде на свою любимую племянницу, с колючей светлой щетиной на обветренном лице и робкой улыбкой, не свойственной суровому охотнику из самого кровожадного клана за всю историю Великого Севера.

Сворли Гойла охватила болезнь, которую Южные целители называли чахоткой. На Севере же этот недуг имел более мрачное называние – кровавая огневица. Болезнь резко срубила Сворли с ног, приковав его к постели, затем медленно, изо дня в день, высасывала из него жизнь. Глова в это время заканчивала четвертый год в школе, и о том, что дядя тяжело болен, она узнала совершенно случайно от Северных торгашей, после чего попросила Цейлу забрать ее из Рауса домой. Девочка едва успела приехать к последним вздохам больного дяди, который заменил ей родного отца. Невозможно сказать точно, чего в тот вечер выпало больше: слез, что опали из туманных глаз десятилетней Гловы, или снежинок, что спустились с холодного неба на суровые Северные земли.

После обряда драхгра Глова так и не вернулась обратно в Раус, чтобы доучиться и получить образование. Смерть дяди заставила девочку пересмотреть свои планы на будущее, или, возможно, в этом помогла ей мать, которая изменилась до неузнаваемости за время отсутствия Гловы на Севере. Так или иначе, Глова Гойл, названная Тенью Волчицы по воле Северного леса, с тех пор посветила жизнь своему клану и поклялась беспрекословно выполнять все поручения своего вождя, даже, порой, весьма и весьма жуткие…

Глова пробралась сквозь заросли рогоза и камыша к берегу водоема. Она соорудила небольшую рогатку из стеблей, что были покрепче, и воткнула ее в землю. Из внутреннего кармана она достала моток рыболовного шнурка, который был сплетен из нескольких длинных конских волос, а на одном конце его находился железный крючок. Она впилась своими пальцами во влажный грунт, затем, немного порывшись в земле, достала оттуда пару розовых кольцующихся червей.

Девушка насадила червяка на крючок, затем закинула шнурок в воду. Свободный конец шнурка она привязала к рогатке, после чего уселась со стальным шестом на коленях в ожидании рыбы.

– Клюет? – тихо спросил человек, которого Глова не сразу разглядела в густой траве.

– Начнет, если пугать не станешь, – ответила девушка, продолжив пристально следить за движением своих снастей.

– Этого я обещать не могу. – Из камышей вышел юноша с небольшим чугунным котлом в руках. – Мне придется набрать воды из этого пруда.

– Тогда тебе придется подождать, пока я не выловлю себе еду, или уйти на другой конец пруда – здесь ты мне распугаешь всю рыбу. – Глова разорвала одного червя на несколько частей и бросила получившуюся горсть в воду, прикармливая рыбешку.

– Боюсь, времени на все это у меня нет. На пригорке меня с котелком воды ожидают трое голодных воинов, и если я приду после того, как их животы начнут скручиваться от голода, то они оставят меня без ужина.

– Какие же это воины, раз не могут перетерпеть голод час-другой? – с ухмылкой спросила Глова, не спуская глаз со шнурка.

– Мы не ели весь этот день и всю прошлую ночь, – устало отозвался юноша.

Глова на мгновение отвлеклась от воды и заметила совсем зеленого юнца с яркими радужками глаз и с висячим на поясе топором. Девушка незаметно обхватила свой стальной шест.

– И куда же вы торопитесь? – спросила Глова, подозрительно вперившись взглядом на оружие юнца. – Или, наоборот, от чего-то бежите?

Юноша внимательно оглядел девушку в воинственном обличии и с грозным оружием на коленях.

– Я не могу тебе сказать, ты – чужая, – отмахнулся юноша.

– Скажи тогда хотя бы, что это за место? Где я нахожусь?

Юноша помолчал с несколько секунд, подозрительно разглядывая Глову, но, все же, решил ответить:

– Мы сейчас впритык с границей Долины Трав и Радужного Леса. Вон там. – Он выпрямил руку в сторону зеленых холмов. – Община Детей Трав – сердце долины, а там. – Рука юноши развернулась в противоположную сторону. – Коммуна Детей Радуги – мой дом.

Глова сощурила глаза, пытаясь вспомнить уроки картографии, которые посещала в детстве на Юге. Сначала ее лицо сменилось с задумчивого на крайне озадаченное, затем, спустя пару вздохов, обрело сердитость.

– Я помню только один Радужный Лес на общей карте – тот, что существовал за Острым Перешейком, к западу от Штормового королевства, и полностью выгорел несколько сотен лет назад. – Глова медленно поднялась, схватившись за шест. – К тому же, эти земли находятся за тысячи лиг от моих, и если ты пытаешься меня одурачить, то пожалеешь об этом.

Юноша аккуратно поставил котелок.

– Знаешь, проблемы мне не нужны, а уж тебе, я думаю, и подавно. Наверху сидят трое вооруженных мужчин, которые стрелой примчатся на звуки борьбы. Я сказал тебе правду. Какой мне смысл лгать?

Глова хотела что-то ответить юноше, но тот начал кивать головой в сторону ее рыболовных снастей. Шнурок из конских волос сильно дергался, вырываясь из плена стеблевой рогатки. Она бросила шест, затем схватилась за шнурок и принялась подсекать пойманную рыбу к берегу.

Улов оказался добротным. Сплетения конских волос натянулись, словно струна, рискуя лопнуть в любой момент. Глова напряглась в руках и ногах, пытаясь вытащить рыбу на берег; тонкий шнурок с болью впивался в ее ладони.

Юноша, заметив эту сложную ситуацию, скинул с ног тонкие кожаные сапоги и закатал свои бриджи до колен. Он с всплеском вбежал в воду, после чего нащупал под водой пойманную рыбу, схватил ее двумя руками и резко выбросил на берег, прямо к ногам потрясенной Гловы. Жирный карась с золотистой чешуей пытался отскочить на брюхе обратно в пруд, но Глова успела проткнуть его своим длинным шестом.

Пока Глова доставала изо рта карася железный крючок и сматывала шнурок, юноша метнулся на берег за котлом, затем вошел обратно в пруд, чтобы набрать воды.

– Мне причитается половина этого солидного карася, – произнес юноша, опуская край котелка под воду.

– Это еще с какой стати? – удивилась Глова.

– Без моей помощи ты бы его упустила.

– Не льсти себе, юнец. Я справлялась и с более крупным уловом, причем, иногда вытягивала рыбу против течения реки.

Юноша наполнил котелок и вышел с ним на берег, шлепая мокрыми босыми ногами.

– Спорить я с тобой не стану. Пусть это останется на твоей совести.

– За мою совесть можешь не беспокоиться, – холодно ответила Глова.

– Я не за совесть твою переживаю, а за твой желудок. – Юноша перевел свои радужные глаза на рыбу. – Сырым этого карася есть опасно – есть риск подхватить кишечных червей, а приготовить, как следует, ты его не сможешь. Поблизости нет ни деревьев, ни ветвей, чтобы развести костер.

Глова с тоской взглянула на карася: блестящая чешуя дразнила, отражая розовый закат.

– Есть и другой вариант: если ты все-таки решишь поделиться этой рыбой, то мы сварим из нее целый котелок наваристой ухи. У нас и поленья имеются, и даже немного овощей найдется. – Юноша двинулся с котелком к своей обуви. – Мы в любом случае отужинаем своими запасами, а вот ты, вероятней всего, уснешь голодная.

Глова медлила с ответом, пытаясь рассудить ситуацию. На одной чаше весов находилась ноющая боль нарастающего голода, на другой – в противовес, риск при встрече с незнакомыми вооруженными мужчинами. Юноша же, в свою очередь, не казался ей опасным и грозным воителем.


Чаша весов, утяжеленная голодом, склонилась в сторону.

Юноша натягивал свои сапоги, когда Глова приблизилась к нему и сбросила с шеста рыбу прямо в котелок.

– Вот это – верное решение! – произнес юноша, наблюдая, как карась опускается на дно котелка.

– Только не давай мне повода пожалеть об этом, – твердо произнесла Глова.

– Обещаю, что тебя и пальцем не тронут, если только на это не найдется особой причины.

– Обещаю, что пущу в ход свое оружие, если на это найдется хоть одна причина, – отпарировала Глова, перекинув стальной шест с руки на руку. Клинок звучно рассек воздух, соглашаясь с ней.

Юноша улыбнулся девушке и протянул свою руку:

– Генто Зеленый, сын Ренто Зеленого.

– Глова Гойл, Тень Волчицы, – ответила Глова, протягивая навстречу свою руку.

– Твое оружие и твоя одежда – выглядишь как великий воин, – произнес Генто, поднимая с земли котелок.

– В великих сражениях я не участвовала, но протыкать людей насквозь мне все же приходилось. – Глова закинула за острое ухо выпавшую из серых волос черную прядь. – А теперь веди меня к своим людям – я ужасно голодна.

Юноша обхватил увесистый котелок двумя руками и двинулся к подъему.

– Что это за воин, который не может перетерпеть голод час-другой? – громко съязвил через плечо Генто.

Глова непроизвольно улыбнулась, спрятав улыбку в землю, после чего последовала за юношей.



Разбитый на скорую руку лагерь разместился рядом с пыльной дорогой на две колеи. Среди высокой травы прятались трое мужчин, разведенный костер и небольшая повозка, кузов которой был накрыт плотным непросвечивающим полотном. Как ни странно, повозка не была запряжена ни лошадью, ни любым другим копытным зверем. Трое мужчин что-то бурно обсуждали, подначивая друг друга и гогоча во все горло, но, при виде вооруженной девушки, резко умолкли как по команде. Три пары радужных глаз вопросительно уставились на Генто и его новую подружку.

– Кого это ты к нам привел, а, Генто? – спросил мужчина с заплетенной косой на плече и голосом хриплым, как рев старого медведя.

– Ее зовут Глова Гойл, Тень Волчицы, она не с наших земель, – ответил Генто, закрепляя котелок над костром.

– И на кой ляд она нам нужна? – сердито пробубнил второй, с пробивающейся плешью средь темных волос. На его поясе скрещивались два метательных топора.

Глова собиралась что-то ответить, но ее опередил третий мужчина – самый молодой из трех, но, все же, намного старше Генто. Лицо его было привлекательным, но картину портили дырявые, словно изъеденные молью, почерневшие зубы.

– Друзья мои, ну что ж вы сходу набросились на эту милую, прекрасную девушку? – обратился он к своим старшим товарищам, после чего поднялся на ноги, опираясь на перекрестие меча.

Глова настороженно обхватила стальной шест двумя руками.

– Прошу вас, Глова, простить моих спутников за их грубость. Они – воины, и порой бывают черствее сухарей. – Мужчина оставил в земле свой меч и смело подошел к Глове, чуть склоняясь пред ней. – Я – Брак, сын Брока, а те двое неотесанных мужей – Вольф и Хирио.

Брак потянулся за правой рукой Гловы, вероятно, чтоб одарить вежливым поцелуем, но девушка перехватила его ладонь и резко вывернула ее кверху. Мужчина припал на колени и чуть пискнул от боли, но успел с силой сжать губы, чтобы сквозь них не просочилось стыдное нытье.

Глова склонилась над ухом Брака, продолжая больно скручивать его кисть:

– Благодарю тебя за вежливость, Брак, сын Брока, но в следующий раз я отсеку ту часть твоего тела, что посмеет дотронуться до меня. – Глова отпихнула от себя мужчину, и тот умудрился сделать целый оборот по земле, прежде чем оказался на ягодицах. – И впредь не вздумай назвать меня милой или любезной. – Девушка хладнокровно указала клинком стального шеста на закипающий котел. – Или я брошу твой язык в бульон.

Брак прижал к груди свою руку с пульсирующей болью. Двое других мужчин ехидно хихикали, глядя как Брак, съежившись, отползает в сторону.

– Это и вас, мужланов, касается, – произнесла Глова голосом, которым можно было забивать гвозди, от чего Вольф и Хирио вмиг притихли и уставились на огонь.

Генто скромно улыбался и крошил в котелок стручки моркови.

Все пятеро просидели в голодном ожидании до самых сумерек, пока красное солнце не спряталось за травянистым горизонтом, унося с собой остатки тепла и света. Генто лениво елозил в котелке деревянной ложкой, время от времени пробуя варево на вкус. Трое взрослых воинов накинули на свои плечи потертые кожаные плащи и подтянулись поближе к костру. Глова, почувствовав на своей спине вечернюю прохладу, тянущуюся с пруда, последовала их примеру.

– Из каких земель же ты сюда пожаловала, воительница? – отважился на разговор Вольф, перебив треск костра своим громоздким и сухим голосом.

– Великий Север, – ответила Глова, согревая свои руки жаром огня.

Молчание вернулось в лагерь на несколько минут, после чего пугливо отскочило от вопроса Брака:

– С каких это пор север стал великим? Одни болотистые озера, да голые горы. – Брак горько сплюнул в костер, продолжая таить обиду на Глову за недавнюю выходку.

– Вероятно, она не имела ввиду наши северные земли, дядя Брак, – вмешался Генто, не отвлекаясь от котелка. – Глова сказала, что прибыла сюда из очень отдаленных мест.

Хирио привстал, чтобы поправить под свою замерзшую задницу подол плаща:

– Знавал я недавно одного чужака в наших краях – тот забрел сюда аж с самого Ржавого Перешейка. Веселый был парень, байки все травил без умолку. – Хирио взглянул на Глову и одарил ее мерзкой улыбкой. – Жаль только, что невезучим был – от моего топора не смог увернуться.