Колода предзнаменования

– Хорошо, – она прочистила горло. – Церковь часто общалась со Зверем, так?

– Да, – Морис пристыженно посмотрел на них. – Мы использовали ритуал, чтобы связаться с ним и позволить углубиться в наши разумы. Это очерненная версия ритуала Сондерсов, которому научил нас Стивен.

– Когда вы говорили со Зверем, он упоминал что-нибудь о болезни?

– Кажется, да.

– Да? – Вайолет подалась вперед, и Харпер строго на нее покосилась. Это ее допрос.

– Он говорил… об угрозе, – Морис замешкался. – О чем-то, что выпустила Серость. О чем-то, что навредит всем.

– Значит, это не Зверь создал заразу, – Харпер не могла скрыть самодовольные нотки.

– Не думаю. Он старше нас всех… его страх берет истоки с основания Четверки Дорог.

– Ну, так почему сейчас? Почему эта зараза внезапно вырвалась на свободу?

– Боюсь, я не знаю.

Харпер нахмурилась и недовольно откинулась на спинку стула.

– Чудесно, – буркнула Мэй. – Это нам очень помогло.

– Может, я и не знаю, – продолжил Морис, – но у Церкви был свой архив. В нем хранилось много информации. Большинство было нам непонятно, но, возможно, вам она будет полезна.

– Моя мать конфисковала все ваши записи, – отмахнулась Мэй. – В них не было ничего ценного.

– Не все, – Морис показал на кухонную дверь. – Самые ценные документы хранились в моей спальне. Я могу показать вам их.

Сердцебиение Харпер участилось. Это действительно могло им помочь.

Она так долго боялась возвращаться домой, потому что это место многого ее лишило. Но теперь она понимала, что это место, где, вопреки всему, она выжила.

Она Харпер Карлайл – предательница, которую предали. Она была в Серости – первый раз случайно, второй намеренно. Она победила Готорнов. Нашла друзей, которые будут рядом, когда она не сможет выстоять в одиночку.

Сейчас, глядя на своего отца, Харпер наконец поняла, почему она боялась силы, к которой так стремилась. Всю свою жизнь она равнялась на Мориса Карлайла, а он использовал свои способности, чтобы запугивать, обманывать, причинять боль другим и поставить под угрозу безопасность города. Ее нападение на боярышник было ничем не лучше.

Но это одна ошибка. Она не определяла и не ограничивала ее, если Харпер сама ей не позволит. Это ничто в сравнении с бременем вины, которое ее отец будет нести всю оставшуюся жизнь из-за собственной глупости и жадности.

Она никогда не будет как он. Ни сейчас, ни в будущем. А значит, в этом доме ей больше нечего бояться.

Харпер отодвинула стул и поднялась.

– Ладно, давайте сделаем это.





16




Так называемый «архив», о котором упомянул Морис Карлайл, оказался коллекцией тетрадей и древних папок-гармошек, спрятанных в тайнике в корпусе его кровати. Вайолет отнесла их в особняк Сондерсов, где они с Мэй разложили документы на обеденном столе. Харпер было присоединилась к ним, но Вайолет видела, что последняя пара часов здорово ее потрепала.

– Я пойду к себе в комнату, – наконец сказала она. – Мне нужен небольшой перерыв от дел основателей. Скажите, если найдете что-нибудь интересное, ладно?

– Конечно, – ответила Вайолет. – Отдыхай.

Харпер кивнула с благодарностью и медленно, с трудом поднялась по лестнице. Вайолет даже не представляла, как ее подруга перенесла разговор с отцом. После того что он пытался с ней сделать, Вайолет потребовались все силы, чтобы не осыпать Мориса проклятиями за его дочь. Но Харпер говорила, что справится, и каким-то чудом это сделала.

– Ладно, – сказала она, возвращаясь к Мэй. – Ну что, будем действовать по схеме «разделяй и властвуй»? Тут не так уж много материала.

– Надеюсь, что-то из этого действительно нам поможет, – Мэй с сомнением взглянула на кипу бумаг перед ними. – Это первый день за многие годы, когда я не на патруле, и я не хочу тратить его впустую.

– Эй, ты сама согласилась помочь нам с отцом Харпер, – Вайолет взяла первую папку и достала лист бумаги. Это оказался план библиотеки. – Ты могла отказать.

– Ты прекрасно знаешь, что не могла, – Мэй вздохнула и открыла пожелтевшую газетную вырезку. – Я согласилась на то, чтобы мама лишила Церковь воспоминаний, потому что так было проще. Но в глубине души я понимала, что это неправильно. Мне не исправить всех ее ошибок, но я не такая уж снежная стерва, какой вы меня считаете. Я пытаюсь.

Мэй говорила максимально равнодушно, но Вайолет знала, что на самом деле все наоборот.

– Я так не думаю, – искренне сказала она. Мэй была более закрытой, чем даже Айзек. Может, поначалу Вайолет и приняла это за безразличие или пренебрежение. Но сейчас она знала, что это защитный механизм против мира, которому Мэй не доверяла.


– Ну конечно, – девушка покосилась на нее. – Я слышала, каким дерьмом люди тайком поливают мою мать. Обо мне говорят то же самое.

– Они – может быть. Я – нет. – Вайолет оторвалась от бумаг со схемами. – Мы с тобой часто оказываемся по разные стороны баррикад. Но, клянусь тебе, мы хотим одного и того же: обезопасить этот город.

– Я знаю. Но я уже сомневаюсь, что мою семью когда-либо заботила его безопасность.

Вайолет уже слышала от нее подобное. Безусловно, у нее были свои сомнения насчет Готорнов, да и всех основателей, но другое дело услышать это от человека, который всегда был таким скованным. Действия Мэй намекали, что она не одобряла поведение своей матери, однако она все равно помогала Августе. По крайней мере, так Вайолет казалось.

– Что ты имеешь в виду? – как можно мягче поинтересовалась она.

– Все сложно. – Губы Мэй, покрытые блеском, слегка приоткрылись, глаза немного остекленели, словно она видела что-то, чего не могли другие. – Как дочь Августы Готорн, я всегда чувствовала, будто должна что-то доказать – что я достойна ее. Джастин был лицом нашей семьи, а она скрывала все наши тайны. Я никогда не понимала, чего она от меня хочет, но одно было ясно: если я хотела, чтобы она начала меня во что-то ставить, я должна была тоже стать полезной.

– Но ты гадаешь по картам. Разве это не делает тебя наиболее полезной?

– Казалось бы, да? – Мэй нахмурилась. – Она все равно защищала Джастина. Врала ради него. Потому что он умеет заставить людей полюбить его, а я… нет.

Вайолет внезапно вспомнила одну черту Роузи, о которой она предпочитала не думать. Роузи с легкостью находила друзей, в то время как Вайолет обедала в одиночестве. Роузи позволяла ей плестись за собой – иногда из жалости. Роузи была ее лучшей подругой, единственной подругой, но сестра расширила свой мир, а для Вайолет в нем места все равно не нашлось.

Она безумно скучала по Роузи. Но она знала, каково чувствовать себя прицепом к человеку, который всегда находился в центре внимания.

– Кстати об этом… Джастин мой друг, но я никогда не понимала, почему Четверка Дорог так им одержима.

Мэй фыркнула.

– Если честно, я тоже. Он даже тосты не может сделать, чтобы не сжечь все вокруг, постоянно пользуется «Аксом», и в его комнате пахнет так, будто там кто-то умер.

– Забудь о заразе. Вот настоящая загадка этого города.

Мэй хихикнула, но затем замерла, и ее лицо исказилось от боли.

– Увы, но она решена. Людям больше не нравится Джастин, а я не знаю, как стать уверенной, как он, или властной, как Августа. Я не могу заполнить пробелы от их ошибок, но все равно буду стараться.

– Так не пытайся быть ими, – просто ответила Вайолет. – Будь собой. Кем бы ты ни была и какой бы силой ни обладала.

– Текст прямо с открытки ко Дню рождения, – Мэй закатила глаза, но Вайолет было ясно по ее тону и легкой улыбке, что ее слова попали в цель.

Между ними воцарилась гораздо более комфортная тишина, чем раньше, и они приступили к изучению документов. Харпер с Джастином считали подобное занятие скучным, но для Вайолет оно было желанным перерывом от бесконечных патрулей. Теперь, когда ее силы использовались в наступательных целях, она гораздо больше времени проводила в лесу, рисуя карту распространения гнили. Это изнурительная и кропотливая работа, которая в физическом плане выжимала все соки, так что было приятно размять мозг для разнообразия.

– Гм-м, – вдруг подала голос Мэй. Вайолет повернулась и увидела, что та изучает фрагмент чего-то – кусок бумаги, оторванной посредине. Она была старой, желтой и такой хрупкой, что могла рассыпаться прямо в руках, если бы кто-то не догадался хранить ее в пластиковом чехле. – А где вторая половина?

Вайолет застыла.

– Можно посмотреть на секунду? – спросила она, пытаясь сохранять спокойствие.

– Конечно, – Мэй аккуратно положила бумажку на стол. – Жаль, что она такая рваная. Смотри… – Постучала по имени и дате в углу. – Наверное, ее сохранили, потому что это письмо Белинды Карлайл. Она была одной из дочек Томаса Карлайла – прапрабабушкой Харпер, кажется. Хотя, полагаю, она так и не отправила это письмо.

Вайолет уставилась на витиеватую дату: «24-е октября 1910».

Ошибки быть не могло. Почерк полностью совпадал с тем фрагментом, что она нашла в архиве Салливанов.

Ее разум вскипел. Теперь Мэй Готорн с ней заодно, да, но могла ли она ей полностью доверять? Всего пару недель назад эта девушка грозила ворваться к ней в дом, чтобы приволочь Харпер к дереву. В Четверке Дорог доверие было очень ценно и столь же мимолетно.

Но Мэй вернула ей воспоминания. И она начала открываться – их беседа служила тому четким доказательством. Вайолет не хотела, чтобы их семьи продолжали традицию делиться на группки, но если она не будет раскрывать все свои карты, ничего не изменится.

– У меня есть вторая половина письма.

Мэй резко подняла голову, и ее глаза округлились.

– Что? Откуда?

– Долгая история.

Вайолет максимально осторожно принесла свою часть письма из спальни. Края совпадали не полностью, но и этого было достаточно, чтобы понять, что это определенно половинки одного письма. Середина частично отсутствовала, из-за чего пропали некоторые слова, но не настолько, чтобы было невозможно разобрать общее значение.

«Дорогой Сайлас!

Я с прискорбием сообщаю, что мы с Милли и Кларком обсудили твое предложение и вынуждены отказать».



– Сайлас? – Вайолет посмотрела на Мэй.

– Салливан, кажется, – девушка нахмурилась. – Милли определенно Готорн, и мы знаем, что это письмо от Карлайл…

– Значит, где-то в доме висит жуткое набитое чучело, посвященное этому Кларку.