Колода предзнаменования

– Скорее всего.

«Дорогой Сайлас!

Я с прискорбием сообщаю, что мы с Милли и Кларком обсудили твое предложение и вынуждены отказать. Мы понимаем твои опасения по поводу хранения ____________________ тайны от детей, но подумай о бремени, которое она ____________________ к тому, что они уже несут как основатели.

Мы поклялись защищать ____________________ тайна должна умереть с нами.

Если Четверка Дорог узнает ____________________ это станет нашим концом. Если ты расскажешь им, что, когда основатели пришли в Четверку Дорог, здесь не было ничего, кроме леса, то уничтожишь секрет, который наши родители____________________ беречь.

Если ты в каком-либо виде сохранишь это письмо, то не доживешь до следующего рассвета. Но из тебя выйдет прекрасное украшение к моему саду.

Искренне твоя,

Белинда»



– То, о чем они говорят… – Вайолет не сводила глаз с записки. – О Звере. Об основателях…

– Нет, – прошептала Мэй. – Это не может быть правдой.

– Разве?

Позади их манил к себе лес, вершины деревьев медленно серебрились. Это мир, к которому, предположительно, привязали себя основатели, чтобы защитить его. Но Вайолет внезапно вспомнила насмешливую фразу Зверя. Она уже много недель не давала ей покоя…

«Ты действительно думаешь, что меня заточили сюда из альтруизма?»

– Мы тянем силы из Зверя. Наши семьи заточили его. Использовали его. Почему тебе кажется таким невероятным, что они создали его?



Мэй почти не помнила, как доехала домой. Обычно она водила с особой осторожностью, но сегодня небрежно рулила маминым серебристым пикапом, наплевав на тот факт, что получила права всего несколько месяцев назад. Радио играло так громко, как только возможно, из колонок громогласно лилась поп-музыка, пока Мэй подпрыгивала на ухабистых дорогах.

Ей не хотелось думать ни о письме, которое нашли они с Вайолет, ни о фотографии на телефоне, который лежал в подстаканнике. Но громких битов и визга шин было недостаточно, чтобы заглушить тревогу в ее разуме.

Если Зверя создали основатели, то все, что Мэй знала о предназначении своей семьи, было ложью. Они не герои, защищающие город, – они просто разбираются с собственной проблемой, которая стоила жизни бесчисленному количеству людей.

Мэй кое-как припарковалась у дома и взлетела по ступенькам, мечтая лишь о том, чтобы добраться до спальни без лишних приключений. Но ее планы тут же разрушил Джастин, вышедший с кухни, как только она хлопнула входной дверью.

– Что случилось? – спросил он с округленными глазами. – Опять зараза?

Мэй покачала головой. Готорны, такие суровые и бескомпромиссные, сердито смотрели на нее с фотографий на стенах в коридоре. В детстве ей казалось, что они выглядели могущественными. Теперь же она думала, что они просто выглядели несчастными. И это передавалось из поколения в поколение наряду с ритуалом и силами.

Мэй так устала разбираться со всем в одиночку.

– Мне нужно кое-что тебе показать, – прошептала она, доставая телефон из кармана. – Кое-что ужасное.

Она объяснила, что они с Вайолет и Харпер раздобыли в доме Карлайлов. Джастин прочел письмо на ее мобильном, и его лицо побледнело.

– Думаешь, это правда? – спросил он.

– Не знаю. Это всего лишь письмо, но Вайолет оно убедило.

– Но если это правда, то мы – обманщики.

– Я знаю.

– И вся наша жизнь была бессмысленной.

– Я знаю.

– Черт! – Мэй еще никогда не видела такого опустошения в глазах Джастина. – Мы даже не хорошие лжецы. Мы не можем решить проблему, которую, возможно, создали наши предки!

– Это не так.

Джастин скептически на нее посмотрел.

– Что?

Мэй замешкалась. Возможно, ее кровь основателя – это также кровь на ее руках. Мать ее не послушает. Отец просил не делать ничего опрометчивого, но она не могла забыть слов Вайолет.

Мэй знала, кто она. Знала, на что она способна. Ей хотелось доказать, что эти силы были даны ей неспроста; что эта зараза, захватившая город, не будет ее концом.


– Джастин, – тихо произнесла она. – Что, если я скажу тебе, что мы можем кое-что сделать, чтобы победить болезнь?



Боярышник умирал.

Из места, где раскололась каменная кора, ползли серебристо-серые вены, закручиваясь вокруг ствола и веток. Камень почти полностью отпал, а кора под ним таяла и менялась, серела и пульсировала. Переливчатые жилки впивались глубоко под поверхность дерева и вились к его сердцу. Почки по-прежнему оставались закрытыми – какая-никакая, а радость. От вони слезились глаза.

Мэй было невыносимо смотреть на боярышник. Это гораздо хуже, чем то, что сделала с ним Харпер Карлайл. Что-то значительно более коварное и опасное, что поглотит ее мир целиком, если она позволит.

– Уверена, что мы должны делать это здесь?

Мэй обернулась. Ей было знакомо это выражение лица, этот тон. Джастин боялся. Что-то заворошилось в ее груди – давнее воспоминание, мутное и туманное, как брат стоял перед ней с таким же лицом. Из двери позади них доносились крики.

«Не ходи вниз, Мэй, – сказал он. – Не надо».

– Мэй? – ласково позвал Джастин, и, часто заморгав, она вернулась в реальность. – С тобой все будет хорошо?

– Разумеется. – Мэй села на последний участок земли, который оставался чистым. – Но нужно торопиться. Я не знаю, сколько времени у нас осталось.

Она открыла деревянный коробок и достала колоду Предзнаменований. Это единственное, что казалось здесь правильным – небольшая связь с миром, в котором она хотела жить, вместо реального.

– Мне нужно, чтобы ты задал вопрос, – обратилась она к Джастину. – Насчет того, что ты хочешь изменить. Ты сможешь?

– Конечно, – Джастин нерешительно присел рядом с ней. – Как нам это исправить?

Тяжесть вопроса придавила душу Мэй. Перед ней, как всегда, открылся проход – но не такой, как когда-либо прежде. Эти корни отличались от тех, которые она обычно видела при гадании, обвивавших Четверку Дорог. Они были глубже – Мэй охватило чувство родства, которое натолкнуло на мысль, что они были ее собственными, хотя это и невозможно. Она не могла гадать самой себе.

Колода Предзнаменований тут же нагрелась в ее ладонях, и Мэй ощутила что-то на другом конце связи – что-то похожее на страх. Когда корни начали исчезать один за другим, они будто бежали, а не выбирали, кто направит ее на нужный путь.

Она сосредоточилась так же, как и тогда под каменным деревом. Подумала о заразе, извивающейся вокруг города. Подумала о своем страхе, родителях, мире – ранее понятном, а теперь превратившемся во что-то совершенно незнакомое. И снова почувствовала – на сей раз даже быстрее. Одна дорога закручивалась ярче, чем остальные. Другое будущее.

Мэй схватила его и потянула на себя. Вокруг нее закружился туман – прямо как тот, что она видела, когда коснулась дерева. Но на сей раз что-то было иначе. На земле перед ней лежал человек; он кричал и царапал свое вздутое тело. Под его кожей шевелились корни, расползаясь по рукам и шее, пока глаза не покрылись молочно-белой пленкой, лишаясь красок жизни. Его спина вздрогнула, а затем тело издало жуткий, тошнотворный хруст; торс и ноги выгнулись в противоположные стороны, словно чья-то рука подняла человека и скрутила пополам.

Мэй ахнула и, передернувшись, снова оказалась под деревом. Это просто видение. Это не реально, нет.

– Что произошло? – спросил Джастин с обеспокоенным видом.

Девушка отмахнулась.

– Ничего.

По ее щекам стекали кровавые слезы, в руках осталось три карты. Мэй приходилось прилагать больше усилий, чем обычно, чтобы удержать их. Она упрямо разложила их на земле и протянула руки брату.

– Ладно, – медленно произнесла она. – Давай посмотрим, что произойдет.

Его ладони, вспотевшие от нервного напряжения, дрожали в ее. Мэй отпустила их, чувствуя ужас, курсирующий по телу.

Затем перевернула первую карту. Она оказалась пустой.

– Что? – слово сорвалось с ее языка раньше, чем она успела прикусить его. Притвориться, будто так и должно быть.

– Что это значит? – спросил Джастин.

Желудок Мэй ухнул в пятки.

– Я не знаю.

Она еще не слышала о таком, чтобы колода Предзнаменований ничего не показала своему избраннику.

Девушка перевернула вторую карту, затем третью, но они тоже были пустыми.

– Я не понимаю, – прошептала она, не обращая внимания на кровь, капающую на ее воротник. – Что ты пытаешься мне сказать? Чего ты хочешь?

А затем над ней раздался звук. Ветки боярышника застонали и заскрипели от внезапного порыва ветра, и, ахнув, Мэй задрала голову.

Все почки над ней одновременно раскрылись, как десятки рук. Из них – быстрее, чем она успевала соображать – вырвался туман, омрачая небо.

Болезнь стала распростаняться по воздуху.

Мэй встретилась взглядом с Джастином и выдохнула:

– Беги!