Комната лжи

Ругаясь крепче, чем того требовала ситуация, Рут разворачивается на каблуках. И в этот момент она роняет ключи от машины и каблуком сталкивает в канаву. Слава богу, сейчас сухо, но все же. Рут закатывает глаза. Честное слово, она может выдернуть коренной зуб у десятилетки так, что тот даже не поморщится, а в обычной жизни претендует на олимпийское золото за умение споткнуться о собственные ноги. И дело не в вине. Не всегда. Если уж на то пошло, алкоголь обычно, наоборот, улучшает координацию.

Да-да, конечно, говорит голос. Расскажешь это полицейскому на штрафстоянке, старуха.

Она как раз собирается нагнуться и поднять ключи, когда улавливает что-то краешком глаза. Движение в окне через дорогу. В их окне. Окне Сюзанны. Наверное, показалось, окно темное, а если бы Сюзанна еще работала, она зажгла бы свет. В темном стекле отражается улица, как в остальных окнах их маленького домика. На улице никого, в домах тоже. Рут смотрит еще раз, теперь она уверена: там пусто, ни намека на движение. Только мерцание одинокого фонаря, дающего теплый, тусклый розовый свет, будто сдернутый с горизонта умирающего неба.

Рут поднимает ключи. Больше она не шатается. Неожиданная мрачность переулка отрезвила ее. Ей хочется побыстрее отыскать свою машину, но сначала она еще раз осматривается. Проверяет входные двери, небольшую улочку, ведущую к магазинам, просто чтобы убедиться, что никого нет ближе, чем она ожидает. И только убедившись, что вокруг никого, она еще раз смотрит на окно Сюзанны… и тут снова видит это.

Движение. На этот раз наверняка. Быстрая схватка теней, едва заметная в темноте.

Это неправильно. Что бы там ни происходило – что бы там ни творилось ранее – Рут внезапно уверена, что это неправильно. Сюзанна же не флиртует! Рут не понимает, о чем она только думала. А продление сеанса? Да никогда! В самом деле, Рут надо было сразу понять. Более того, нельзя было оставлять подругу одну.





22


Ничего не происходит. Боли, которую Сюзанна ожидала как освобождения, нет. Она открывает глаза: Адам прошел мимо и направляется к двери. У него нож, сумка, все его вещи, кроме писем Джейка. Как это ни невероятно, факт остается фактом: он уходит.

– Подожди…

Адам не останавливается, даже не оборачивается. Сюзанна беспомощно смотрит ему в спину, и страх внезапно трансформируется в ярость.

– СТОЙ!

Сюзанна вскакивает на ноги. Она не орет на Адама только потому, что на этот раз тот обернулся.

– И ты просто… уйдешь?

– Он закончился, Сюзанна. Наш сеанс терапии. Нам больше нечего друг другу сказать.

– Но ты не можешь просто взять и уйти!

Адам фыркает.

– Ты приготовила себе постель, Сюзанна. Приляг в нее. Смотри, как уютно.

– А что с Эмили? Где она? Что ты с ней сделал? Скажи, что ты сделал с моей дочерью!

Адам улыбается. Он отворачивается, и на этот раз Сюзанна знает, что он уже не повернется.

Мгновение она может только стоять и смотреть. Она готова взорваться от ярости, сама не знает, на что способна. Она чувствует, что в любой момент может потерять сознание. Но одновременно уверена, что, если захочет, сможет метать электрические разряды, молнии прямо из пальцев.

Он не уйдет.

Сюзанна не позволит.

Пусть сначала расскажет про Эмили.

Едва осознавая, что делает, она достает ножик из рукава. Это тот ножик, которым она в прошлый раз порезалась чуть не до кости. Сейчас она крепко держит его в руке и постепенно поднимает над головой, подходя ближе. Как и раньше, Сюзанна понятия не имеет, что собирается делать. Угрожать Адаму? Ранить его? Главное – чтобы он остался, это единственное, что она знает. Она готова пригвоздить его к стене, если потребуется.

Он уже берется за дверную ручку, когда слышит ее шаги. В комнате темно, видны одни тени, поэтому повернувшись, Адам, наверное, не сразу замечает нож. Сюзанна видит у него на лице злость и удивление. А потом он замечает поднятую руку Сюзанны, отблеск предмета у нее в руке и, бросив все свои вещи, молниеносно хватает ее за запястье.

– Что за…

Сюзанна издает звук, похожий не то на вопль, не то на крик. Она сопротивляется изо всех сил, и на мгновение появляется ужасное предчувствие, что она победит. Нож вонзится в плечо Адама, еще глубже, в сердце, пройдет насквозь, и Сюзанна его убьет.

Ее кровь. Снова она будет виновна в пролитии родной крови.

Наверное, осознание этого заставляет ее пошатнуться. А может быть – вполне возможно – Адам просто сильнее. Так или иначе, схватка длилась всего пару секунд. Сюзанна чувствует, как сгибается ее запястье, а потом что-то врезается в живот: кулак, колено, нога. Что бы ни ударило ее, это отбросило ее назад, прочь, она спотыкается и падает на пол. Голова откидывается и ударяется о деревянную панель стола, и несколько секунд она лежит оглушенная, раскинув руки.

Туман рассеивается, Адам смеется от ярости.

– Ты ненормальная.

Нож Сюзанны каким-то образом оказался у него в руке, вместо собственного, который он уронил. Он бросает нож ей в ноги, и Сюзанна пытается отскочить. Нож все равно задевает ее, но она не чувствует, порезал ли он кожу.

– Ты собиралась заколоть меня? – брызжа слюной, спрашивает Адам. – Ты собиралась заколоть меня?

Сюзанна стонет в ответ.

– Ты этого все время ждала? Чтобы я повернулся спиной? Гребаная сука!


Адам подходит ближе, сжимая кулаки. Смех бесследно испарился.

– Где ты взяла нож, Сюзанна? Ты хранишь его в ящике стола? На всякий случай? У тебя что, уже были такие клиенты? Или ты все время с ним ходишь, спишь с ножом под подушкой? – Что-то вдруг приходит Адаму в голову, и выражение лица начинает напоминать улыбку. – Интересно, он тебе для защиты? Или тебе иногда хочется самой использовать нож?

Адам пинает ее в ногу, лежащий рядом нож отлетает в сторону. Сюзанна снова кричит, на этот раз от боли в лодыжке.

– Или… ты принесла его с кухни? Так, Сюзанна? Он что, просто лежал там? Удивлен, что тебе хватило ума захватить его с собой, ты же такая трусиха. Взгляни на себя. Посмотри, какое ты ничтожество.

Сюзанна это понимает. Она представляет себя на полу, сломанную в стольких местах, что не сосчитать.

– Пожалуйста, – говорит она, когда Адам склоняется над ней. Остатки света, проникающего через окно, окрашивают его лицо в призрачный белый, цвет выкопанных костей. – Пожалуйста, – не сдается Сюзанна. – Эмили. Просто скажи мне, что ты сделал с Эмили. Ты… она…

– Она что? Что, Сюзанна? Мертва ли она? Ты об этом спрашиваешь? Умерла ли твоя дочь так же, как и сын?

Слова вырываются, как еще один удар Сюзанне под дых.

– Если я не скажу, ты можешь никогда не узнать, – протягивает Адам. – Потому что у тебя есть шансы не узнать. Есть вероятность, что тебе придется прекратить эту вторую жизнь, так и не узнав, что случилось с твоим вторым ребенком. – Он снова жутковато улыбается. – Должен сказать, мне это нравится: мысль, что тебе придется жить в неведении. Как я жил так долго. Как я был вынужден жить из-за тебя.

Сюзанна садится из последних сил.

– Они тебя найдут, – возражает она. – Поймают. Если ты ничего мне не расскажешь, я пойду в полицию, и они заставят тебя рассказать, где она.

– Ха. Что я отлично умею, так это исчезать. Может, потому, что меня никогда и не было.

Сюзанна издает не совсем человеческий звук. Плачущий, что-то среднее между писком и завыванием.

– Пожалуйста, – умоляет она. – Просто скажи, где моя дочь. Ты своего добился. Правда. Теперь я все поняла. Не наказывай Эмили за то, чего она не совершила. Она еще даже не родилась, когда все произошло!

Адам мрачнеет.

– Я тоже. – Он смотрит на нее, губы кривятся в узкой усмешке. – Ты понимаешь, что даже если найдешь ее, ты не сможешь ее вернуть.

– Что? Что это значит?

– Было так много вариантов, вот в чем проблема, – говорит Адам. – Понимаешь, она сама так захотела. Отчаянно хотела последовать за мной, куда бы я ни повел ее. Я подумывал запереть ее где-нибудь в подвале, как ту девчонку по телевизору. Думал столкнуть под поезд. А как здорово было бы проткнуть ее одним из ножей с крючков у тебя на кухне и оставить ее тело там, чтобы ты его нашла.

Сюзанна стонет.

– Но в итоге я выбрал самый простой путь. Самый очевидный. И боюсь, самый болезненный. Мне почти жаль, что я не увижу твоего лица, когда ты все обнаружишь. Если, конечно, это вообще произойдет.

Адам подбирает сумку и перекидывает ее через плечо. Находит, куда упал нож, подбирает его. Последний раз смотрит на Сюзанну, изломанной куклой лежащую на полу.

– Адам, подожди, я…

– Прощай, Сюзанна.

Она смотрит на его спину, он идет к двери. Открывает рот, закрывает, опять открывает.

– Твоя мама, – наконец произносит она.

В движениях Адама что-то меняется.

– Я думала о твоей маме, Адам, – продолжает Сюзанна. – И мне кажется, ты все не так понял.

Адам оборачивается, потом поворачивается всем телом.

– Не надо, – отвечает Адам. – Ничего больше.

– Она сменила имя, – с нажимом говорит Сюзанна, потому что ей уже нечего было терять. – Она вышла замуж за любовь своего детства, единственного, кому могла доверять. Возможно, она даже не любила его, не так, как он любил ее. Но они вместе уехали, спрятались, бросили свои семьи. Ради тебя, Адам. Она защищала тебя.

Адам внезапно оказывается над ней.

– Я же сказал, не надо. – Он нацеливает нож ей в левый глаз. – Мы это уже прошли, в эту игру мы уже играли. Ты знаешь, как все закончится.

Она знает. Они оба. Но в прошлый раз Сюзанна ошибалась. На этот раз она уверена, что права.

– Твоя мама заболела не по своей воле, Адам. Она не хотела оставить тебя одного. Но она оставила собственную жизнь ради тебя. Оставила карьеру. Свой шанс на справедливость, репутацию, на все. – Сюзанна сглатывает. – Если она правда не хотела тебя и оставила только из-за веры, то почему не отдала сразу? Она боролась за тебя. Боролась, чтобы сохранить тебя.

Сюзанна чувствует, как что-то потекло по ее щеке, но не может сказать, вода это или кровь. Нож Адама так близко, что лезвие расплывается пятном.

– Даже отец защищал тебя от правды. Возможно, он причинял тебе боль, – быстро добавляет Сюзанна, заметив гримасу Адама. – Но он никогда не предавал твою маму. Он никогда не изменял ее любви к тебе. Он знал, как много ты для нее значишь, именно поэтому он скрывал от тебя правду. Если бы он рассказал, он бы предал ее доверие.

Первый раз Адам оставался неподвижен. Весь сеанс он ходил, дергался, крутился, будто движение выдавливало из него злость. Это хороший знак? Он слушает? Или просто готовится к прыжку?

– Твоя мама тебя любила, – произносит Сюзанна. – Так же, как я люблю Эмили.