Королевство

– Видно же, что они несчастны, это в любом случае утешает.

– Если они несчастны, зачем тогда живут вместе? У них даже детей нет.

– Есть, – сказала Грета. – Их дитя – отель. Он станет ее шедевром, и поэтому Шеннон от Карла зависит. Чтобы заполучить то, что любишь, ты впадаешь в зависимость к тому, кого ненавидишь, – слыхал о таком?

Посасывая портвейн, Грета посматривала на меня. Стянутые щеки, губы, словно целующие соломинку. Я встал – больше не мог там сидеть, – вышел в коридор, надел куртку.

– Уходишь? – Ко мне подошел Стэнли.

– Прогуляюсь до площади, – сказал я. – Надо бы голову проветрить.

– До полуночи еще час.

– Буду медленно идти и думать, – сказал я. – Увидимся.

Сгорбившись, я шел вдоль шоссе. Ветер продувал меня насквозь, сметая все. Облака с неба. Надежду из сердца. Туман, обволакивавший случившееся. Шеннон знала об измене Карла. До того как ехать в Нотодден, она со мной связалась, чтобы от него не отстать. Мари того же хотела. Разумеется. Повтор. Я опять наткнулся на собственные следы – на тот же самый заколдованный круг. Разорвать его невозможно. Зачем тогда бороться, почему бы просто не сесть и не заснуть на морозе?

Мимо проехал автомобиль – новенький красный «Ауди А1». Это он стоял перед домом Дана Кране. А значит, этот человек сел за руль пьяным – я не заметил, чтобы кто-то не пил то желтое пойло. Я увидел, как зажглись стоп-сигналы, когда машина, не доехав до площади, свернула в направлении Нергарда.

На площади уже стали собираться люди, по большей части молодые, группами по четыре-пять человек, бесцельно бродившие туда-сюда. И все же любой жест или поступок имел намерение, план, был частью охоты. Люди шли со всех сторон. И хотя по открытой площади гулял ветер, над ней висел запах адреналина, как перед футбольным матчем. Или боксерским поединком. Или боем быков. Да, именно. Кто-то умрет. Я забился в проулок между магазинами спорттоваров и детской одежды Даля – с этой точки мне открывался обзор, а вот самого меня видно не было. Как я предполагал.

От компании отделилась какая-то девушка – как будто поделилась клетка: походкой девушка шла нетвердой, но двигалась в моем направлении.

– Привет, Рой! – Оказалось, это Юлия. Из-за алкоголя она осипла и говорила невнятно. Опершись руками о мою грудь, она протолкнула меня дальше в проулок. Крепко обвила меня руками. – С Новым годом, – прошептала она и, прежде чем я успел среагировать, прижала свои губы к моим. Ее язык уткнулся мне в зубы.

– Юлия, – простонал я, сжав челюсти.

– Рой, – простонала она в ответ, судя по всему неправильно меня поняв.

– Нам нельзя, – сказал я.

– Новогодний поцелуй, – ответила она. – Все…

– Что здесь происходит?

За спиной Юлии раздался чей-то голос. Она обернулась – там стоял Алекс. Парень Юлии унаследует ферму в Рибу, а ребята, наследующие фермы, обычно крупные, правда – есть исключения вроде меня. Густые, коротко подстриженные волосы – голову как будто покрасили, а пробор, гель и пряди, как у футболиста-итальянца. Я оценил ситуацию. Алекс с виду тоже нетвердо держался на ногах, да и руки засунул в карманы пальто. Он захочет подольше побеседовать, прежде чем ударит, – выступит с заявлением. Я оттолкнул Юлию.

Она обернулась и, конечно же, поняла, что сейчас будет.

– Нет! – крикнула она. – Алекс, не надо!

– Чего не надо? – словно удивляясь, спросил Алекс. – Я же только хотел сказать Опгарду спасибо за все то, что они с братом сделали для деревни. – Он протянул правую руку.

Ясно, заявлений не будет, но по его позе – слегка выставленной вперед ноге – я четко понял, что он задумал. Старый прием, замаскированный под рукопожатие. Он же совсем юный и не знает, скольким парням типа него я устроил взбучку. А может, знает, а еще понимает, что выбора у него нет: он мужчина и обязан защищать территорию. Мне бы просто уйти с того места, куда он метил, протянуть руку, чтобы он потерял равновесие, достигнутое им благодаря положению ног. Я взял его руку. И сразу же увидел в его глазах страх. Все-таки он меня боялся? Или боялся просто из-за мысли, что вот-вот потеряет любимую, которая, как он до недавнего времени надеялся, будет принадлежать ему. Что ж, скоро он окажется на земле и почувствует боль: снова поражение, снова унижение, снова напоминание, что он особо ничего не стоит, а Юлия, утешая, лишь посыплет рану солью. Короче, повтор того вечера в Лунде, в Кристиансанде. Повтор случая на кухне жестянщика. Повтор всех вечеров, проведенных мною в Ортуне с того момента, как мне исполнилось восемнадцать. Уезжая отсюда, я повешу себе на пояс еще один скальп, но по-прежнему останусь лузером. Я такого больше не хотел, хотел вырваться, разорвать замкнутый круг, исчезнуть. Будь что будет.

Потянув меня к себе, он тут же нанес удар. При столкновении его черепа с моим носом я услышал треск. Сделав шаг назад, я увидел, как он отводит для удара правое плечо. Я вполне мог отойти – вместо этого я сделал шаг вперед и подставился под удар. Ударив меня прямо под глазом, он заорал. Готовясь принять следующий удар, я выпрямился. Правое запястье парнишка разбил, но рук-то у него две. Он решил бить ногами. Грамотный выбор. Удар в живот, и я сжался. Затем он локтем попал мне в висок. На мгновение все почернело.

– Алекс, прекрати!

Но Алекс не прекратил – по ощущениям у меня было сотрясение мозга, а боль прорезала темноту, словно молния, пока наконец все не погрузилось во тьму.

Было ли мгновение, когда я мечтал о наступлении конца? Поймавшая и потащившая меня под воду сеть, осознание того, что я наконец понесу наказание – и за совершенные поступки, и за то, чего я делать не стал. Как говорится, сожаление об упущенных возможностях. Моему отцу гореть в аду за то, что он не прекратил то, что делал с Карлом. Потому что он мог. И я мог. Так что гореть и мне. Меня потащило ко дну, меня там ждали.

– Рой?

Жизнь.

По своей сути жизнь устроена просто, и ее единственная цель – получить максимум удовольствия. Даже корни нашего хваленого любопытства, нашей тяги изучать вселенную и человеческую природу кроются в желании усилить и продлить удовольствие. И поэтому, когда баланс уходит в минус, когда жизнь приносит больше боли, чем удовлетворения, а надежды на перемены нет, мы сводим с жизнью счеты. Напиваемся или обжираемся, как свиньи, плывем туда, где течение посильнее, курим в постели, садимся пьяными за руль, тянем с визитом к врачу, хоть на шее растет шишка. Или просто-напросто вешаемся в амбаре. Банально, но, когда до тебя наконец дойдет, что план вполне осуществим, даже не возникнет ощущения, что ты принял важнейшее в жизни решение. Построить дом или получить образование – эти решения оказались куда важнее, чем прервать жизнь до ее естественного завершения.

И на этот раз я решил не сопротивляться. Я окоченею до смерти.

– Рой.

Я сказал, окоченею до смерти.

– Рой.

Звавший меня голос оказался глубоким, словно мужской, но мягким, какой бывает только у женщин, без намека на акцент, и мне очень понравилось, как она произносит мое имя, катая и лаская звук р.

– Рой.

Загвоздка, разумеется, в том, что Алексу, тому самому парнишке, грозил приговор суда, нимало не соответствующий проступку. Да это был и не проступок, а вполне разумное действие, если учесть, что он все неправильно понял.


– Рой, нельзя здесь лежать.

Меня потрясла рука. Маленькая. Я открыл глаза. И увидел тревожные карие глаза Шеннон. Это правда она, или мне все только снится – точно не знаю, да это и не столь важно.

– Нельзя здесь лежать, – повторила она.

– А? – переспросил я, приподнимая голову. В проулке мы были одни, но на площади что-то кричали хором. – Я чье-то место занял?

Шеннон долго на меня смотрела.

– Да, – сказала она. – Ты об этом знал.

– Шеннон, – невнятно пробормотал я, – я л…

Остальное потонуло в шуме: небо над ее головой с шипением взорвалось яркими красками.

Она взялась за рукава моей куртки и помогла встать на ноги. В горле комом стояла тошнота, и все вокруг кружилось, а Шеннон выталкивала меня из проулка позади магазина спорттоваров. Она провела меня к шоссе, по всей вероятности, относительно незаметно, ведь все собравшиеся на площади глазели вверх на фейерверки – порывы ветра швыряли их из стороны в сторону. Над самыми крышами с шипением пронеслась одна ракета, а вторая – наверняка одна из мощных сигнальных ракет Виллумсена – взмыла в небо, где, описав белую параболу, понеслась к царству гор со скоростью в две сотни километров в час.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

Мы в это время сосредоточили внимание на том, чтобы переставлять ноги по очереди, одну за другой.

– Меня поцеловала Юлия, и…

– Да, это она мне сказала, а потом парень ее увел. Я имею в виду, что ты в Усе делаешь?

– Новый год праздную, – объяснил я. – У Стэнли.

– Карл говорил. Но ты на мой вопрос не отвечаешь.

– Ты спрашиваешь, из-за тебя ли я приехал?

Она не ответила. Я ответил сам:

– Да. Я приехал, чтобы попросить тебя остаться со мной.

– Ты с ума сошел.

– Да, – сказал я. – Я сошел с ума, потому что решил, что нужен тебе. Надо было мне понять. Ты была со мной, чтобы Карлу отомстить.

Она дернула меня за руку, и я понял, что она поскользнулась и на мгновение потеряла равновесие.

– Откуда ты знаешь? – спросила она.

– Грета. Она сказала мне, что весной рассказала тебе про Карла и Мари.

Шеннон медленно кивнула.

– Так это правда? – спросил я. – То, что между нами было, – для тебя это просто месть?

– Это лишь наполовину правда, – сказала она.

– Наполовину?

– Карл и раньше мне изменял – Мари далеко не первая. Но первая из тех, к кому, как мне известно, он испытывает чувства. Поэтому, Рой, этим человеком должен был оказаться ты.

– Да?

– Чтобы отплатить той же монетой, мне надо было изменить с тем, к кому я испытываю какие-то чувства.

Я не мог не рассмеяться. Смешок вылетел краткий. Жесткий.

– Вот бред.

Она вздохнула:

– Да, бред.

– Вот видишь.

Вдруг Шеннон выпустила мою руку и встала передо мной. За этой маленькой женщиной простиралось шоссе, в ночи напоминавшее белую пуповину.

– Бред, – сказала она. – Бред: влюбиться в брата собственного мужа от того, как он поглаживает грудку птицы у тебя в руках и рассказывает тебе о ней. Бред: влюбиться в него из-за историй, которые о нем рассказывал брат.

– Шеннон, не…