Кровь на Дону

Когда воевода с гонцом остались одни, Савельев посмотрел на Калачева:

— Говори, Андрей Михайлович.

— Для тебя отдельно князь передал, чтобы покуда с сотней казаков дней десять стояли тут.

— Пошто так? — удивился Дмитрий.

— То решение Петра Семеновича, — пожал плечами гонец. — А связано оно с тем, что уже завтра или послезавтра на переволоку должны прибыть караван судов и обозы по суше с тяжелыми пушками, порохом, ядрами, провизией, людьми. Также к Карандару и Самаку намерен приехать сам Касим-паша, с капудан-пашой и помощником своим, Юнис-беем, ну и, понятно, с большой охраной.

— Так чего тут сидеть? — воскликнул Савельев. — Надо срочно вызывать всю станицу Лунина и пятью сотнями идти на переволоку и селения, дабы прибить Касим-пашу с его окружением, поджечь суда, дать бой подкреплению, уничтожить артиллерию турок…

— Не торопись, Дмитрий Владимирович, — улыбнулся гонец.

— А чего ты лыбишься, Андрей Михайлович? Действовать надо, коли такой случай подворачивается.

— У князя Серебряного другие планы. И он строго запретил тебе что-либо предпринимать, покуда Касим-паша со свитой не уйдет обратно в Азов.

— А как я узнаю, что паша ушел?

— Тебе передадут. Возможно, я.

— Мне треба встретиться с князем Серебряным, — заявил Савельев.

— То не можно, Дмитрий Владимирович, — твердо ответил Калачев. — Впрочем, вы еще встретитесь, но не сейчас. Слушай дале. Тот, кто привезет тебе весть об уходе Касим-паши от переволоки, сообщит и решение князя Серебряного по твоему плану нанесения четвертого удара.

— Что, и это воевода может запретить?

— То в его праве.

— А может, нас государь рассудит? Я не согласен с тем, как ведет войну князь Серебряный.

— Иван Васильевич, конечно, рассудил бы. Но он далеко. А ты подчинен князю Серебряному, если еще не забыл это.

— Ладно. Пусть будет так. Что-то еще сказать есть?

— Я надоел тебе?

— Если бы знал, как надоел.

— Потерпи, недолго осталось. А сказать есть что.

— Так говори, а не тяни кота за хвост.

Савельев был раздражен. Калачев видел это и старался, как мог, сгладить положение.

— Ты не злись, Дмитрий Владимирович. Ты и Петр Семенович имеете один чин, по положению равны, по отношению государя ты даже выше стал. Конечно, тебе обидно подчиняться, тем более рушить планы, но так надо.

— Не о том речи ведешь, сын боярский.

— Добре, давай по делу. Независимо от того, проведешь ли ты четвертый удар по Самаку или нет, но к началу сентября тебе с дружиной след быть в старой крепости Кельберек. Мыслю, там ты точно встретишься с князем Серебряным и выкажешь ему свое недовольство.

— Ты сказал, в Кельбереке? Но чего там делать? Главные сотни будут приходить из Астрахани, в степи, на переволоке, а что в крепости? Там что, смотреть за Азовом?

— Повторяю, Дмитрий Владимирович, новое задание тебе определит князь Серебряный. И это задание требует нахождения дружины в Кельбереке.

— С казацкой сотней?

— Нет! Сотня при подходе к крепости уйдет в станицу. Казаки дадут провизии, необходимые вещи, оружие. Сможешь увеличить обоз, но это на твое усмотрение. В Кельбереке можешь пробыть долго. Князь Серебряный советует запастись припасами на месяц вперед.

— Это мне весь обоз, что ныне у дружины и сотни, брать.

— Возьми. Атаман получит нужные указания.

— Ладно, о том решим позже. Сейчас есть работа на переволоке. — Гонец поднялся, прошелся по хате: — Ты, Дмитрий Владимирович, не обижайся на меня, я всего лишь передал тебе слова Петра Семеновича.

— Да не обижаюсь я. Разумею, весь замысел свой князь раскрыть не может.

— Верно.

После вечерней трапезы Савельев проводил Калачева с десятком и обошел стан дружины и сотни. Шалашей ставить не пришлось. На хуторе было много строений, хаты, конюшни, бани, клети, все разместились в них. Были выставлены посты охранения со всех сторон.

Убедившись, что все в порядке, он вернулся в хату.


Там вместе с ним обосновались сотник Малюга, Гордей Бессонов, десятник охранного десятка Чебарь, начальник отряда разведки Перелыга. В пристройке еще шестеро казаков.

Наступила ночь, звездная, теплая. Лето в этом году выдалось жаркое. Обмелели реки, жара грозила засухой. Но ратникам и казакам было не до того. Они спали, не ведая, что их ждет завтра.

А на следующий день началось тягостное ожидание.

Видя, что Савельев не в настроении, сотник подошел к нему:

— Что загрустил, Дмитрий Владимирович, по дому, семье тоскуешь?

— И это тоже.

— Что еще?

— То, что нам здесь быть по меньшей мере дней десять.

— А чего?

— Таков наказ князя Серебряного. Но можем сидеть на хуторе и дольше. Гонец будет, от него и зависит, чего делать.

— Как это, чего? Ты же говорил, еще нанесем удар по басурманам.

— Говорил, Антип, да только князь Серебряный может спутать все планы.

— Да-да, веселенькое дельце тут без дела торчать. Добре твоему ратнику Горбуну да Лидухе, что похорошела как-то, даже помолодела. Им каждый день — счастье.

— Это так, Антип. Пусть хоть им будет хорошо.

А в Карандар, который рабочие успели восстановить, тем временем прибыла большая свита с ратью во главе с Касимом-пашой. Встретить высоких гостей на околицу вышел мурза Шалар, его верный сотник Адир Вахир, десятник нукеров Али Бакари. Сотники Гамир и Доган, собравшие чуть более сотни, находились в поиске неизвестных врагов.

Паша вышел из повозки. Рядовые воины пали ниц, мурза, сотник и десятник низко поклонились:

— Ассолом аллейкум, уважаемый Касим-паша!

Командующий крымско-татарскими войсками сверкнул перстнями на руке:

— Ва аллейкум! Встаньте!

Все встали, но старались не глядеть на высокого вельможу.

Касим-паша подошел к Шалару:

— Рассказывай, мурза, как тебя потрепали русские.

— Русские? Почему вы называете неизвестных русскими?

— По-твоему, это ногаи пришли и атаковали переволоку?

— Могли быть казаки.

— Нет. За их станицами и хуторами смотрят. Это была дружина русского царя, подчиненная наверняка князю Серебряному, что стоит на обороне Астрахани. Не то столь важно, ты поведай мне, как отдельная дружина, которая не могла иметь большого количества, сотню от силы, сначала перебила охрану крайних восточных участков и потом тут же нанесла удар по Карандару? Сколько судов сожгли русские? Хотя можешь не отвечать, мне все известно. И сколько людей ты потерял — тоже.

Мурза с удивлением смотрел на пашу. Он сам-то точно не знал, сколько у него полегло людей. Примерно полторы сотни, может, две, но это только примерно.

— Где твои доблестные сотники Гамир и Доган? — спросил Касим-паша.

— Они ушли искать эту вражескую дружину.

— Сколько у них людей?

— Сотня.

— Если повезет, возможно, они и вернутся, если, конечно, очень повезет. Ты что, Шалар, не понимаешь, что надо было не искать дружину, а здесь готовить ей засаду.

— Вы считаете, что русские вернутся?

— Если не вернутся, то ты хотя бы не потеряешь еще сотню воинов.

— Я надеялся, что вы перебросите мне людей.

— Ты будешь терять людей, а я их тебе высылать, как баранов на убой? — скривился паша. — Со мной пришли люди, но то рабочие и невольники. Вскоре подойдет большая плавная рать на судах. Будут и суда с тяжелыми пушками, порохом, ядрами, провизией. Так, как ты копаешь канал, мы за долгие годы не дойдем до Волги. Посему я принял решение тащить галеры, галеоны, баржи, лодки волоком. Для того и привез с собой невольников, а ты должен принять их и охранять от набегов русских. Ты восстановил причал в Карандаре?

— Да, господин, — кивнул Шалар. — И причал восстановили, и дно вычистили. Также для причала судов есть годные многие места до и за селением.

— Вот и займись этой работой. Примешь суда работников, невольников, организуешь их отправление по переволоке.