Квантовый волшебник

Белизариус пожал плечами.

– Учитывая эмбарго, даже когда люди покупают предметы искусства легально, они редко платят мне со счетов с нормальной репутацией. Это естественная цена бизнеса с моей стороны – точно знать, откуда мои деньги приходят и куда отправляются.

– Звучит грязно, – не терпящим возражений тоном заключила Кассандра.

Она не может иметь дела с Белом… его теневой стороной. По крайней мере, сейчас. И она ушла на кухню, маленькую, располагавшуюся рядом с рубкой. Ощущение было такое, будто она задыхается. Отсутствие математики, закономерностей, проверочных моделей, ее от этого просто трясло. Пристегнувшись к одному из кресел, она принялась играть с мыслью о том, чтобы войти в savant и провести некоторые расчеты. Внутрь кухни вплыл Белизариус. Закрыл дверь, сел в кресло напротив и тоже пристегнулся. В глаза ей он не глядел.

– Я не ожидал, что ты сможешь заставить меня устыдиться, – сказал он через некоторое время.

Кассандра не знала, куда деть руки. Или куда смотреть. Она злилась, но не понимала, как можно злиться, будучи здесь, рядом с Белом. Все перевернулось с ног на голову.

– Я не понимаю, как ты можешь пребывать среди всего этого обмана, – наконец прошептала она. Решила, что не будет на него смотреть. Тряхнула головой. – Я не понимаю, как ты можешь жить среди них.

– Какого именно обмана?

– Всего, прямо у меня на глазах. Ты сказал Куклам, что у нас мозги повреждены. Хотя тебе не надо было этого делать. Это ничего не решало. Или я что-то сделала настолько неправильно, что тебе надо было кому-то сказать, что у меня поврежден мозг, чтобы прикрыть меня?

– Я много лгу, Касси. По-крупному. По мелочи. Это часть жизни в большом мире. И это часть жизни афериста.

– Бел, ты ничего не делаешь без причины, – сказала она. – Я не знаю, зачем ты лгал Куклам, но…

Она умолкла. Начала в точности вспоминать слова того разговора. И посмотрела ему в глаза.

– У тебя была причина. Ты проверял меня.

Бел широко улыбнулся.

– И ты прошла.

Ей захотелось придушить его.

– Что?

– Конечно же, проверял! – прошептал он. – Почему ты еще не сказала это кому-то еще? Святому Матфею? Или Иеканджике?

– Потому что я не знаю, зачем ты все это говоришь! – ответила Кассандра, стараясь не повышать голос. – Я не знаю, какая ложь для забавы, а какая ложь приведет к гибели, если ты узнаешь.

– Это совершенно правильно.

– Бел, почему ты мне не доверяешь?

– Я тебе не лгал.

– Этого я не знаю. Половина твоих обманов настолько тонкие, что никакой разницы нет. О чем еще беспокоиться?

– Я испытываю людей, Касси. Это действительно опасно, и я должен четко знать, кто в какую сторону думает. И, кстати, половина моих обманов – правда.

– Кому еще ты лжешь, Бел? Кому еще ты не доверяешь? – спросила Кассандра.

– Доверие – смешное слово. Доверяю ли я людям, что они не предадут меня? Не совсем. Доверяю ли я тому, что правильно оценил каждого из членов команды? Скорее, да.

– Уильям? – спросила она, чувствуя, что это может оказаться для него слабым местом.

Бел отвернулся. Кивнул, не глядя на нее.

– Ты его оценил?

Бел вызывающе посмотрел на нее:

– И очень давно. Мы перестали работать вместе лишь потому, что я ушел.

– Он, похоже, самый хороший из всех, кто с нами. Самый мягкий.

– Он может и разозлиться – например, если ты разрываешь партнерские отношения потому, что он оказался не в состоянии провернуть свою часть аферы.

– И такое случилось? И теперь ты взял его в команду?

– Вероятно, он самый артистичный аферист из всех, кого я знал, однако десять лет назад я был другим человеком, как и он сам. Он поплыл. Стал неуверенным. Его голова была занята другим. А его ошибки могли стоить всего нам обоим.

– А теперь ты доверился ему, взвалив на него такую ношу? – спросила Кассандра. Она гнала от себя саму мысль о том, чтобы войти в Свободный Город Кукол в качестве Нумена, если хотя бы часть того, что рассказывают, – правда.

– Десять лет назад у него не было дочери. И десять лет назад он не умирал. Она центр всего для него, самое важное в его жизни, и именно поэтому он сделает свое дело.


На лице Бела было слишком много сигналов, чтобы разобрать их. Решимость. Печаль. Вина.

– Ты лгал Уильяму? – спросила она.

– Только когда это было необходимо.

Кассандра взмахнула руками и уронила голову на ладони.

– Меня тошнит ото всех этих манипуляций, Бел! Твоя жизнь пуста. Жизнь всех за пределами Гаррета пуста, – сказала она. – Бел, здесь нет ничего истинного. Ничего, имеющего постоянную ценность. Они борются за то, кто станет главным, у кого будет больше всего денег, а вопросы того, как живет космос вокруг них, остаются без ответа. Я здесь совсем недолго, а у меня внутри уже все зудит. Как ты смог выживать здесь двенадцать лет, не свихнувшись?

– Ты права, Касси. Мой мозг не утратил потребности в познании. Я не знаю, смогу ли и дальше выживать вдали от Гаррета. Большой мир мертв с точки зрения интеллекта. Пуст. Так что я просто сменил изучение одной сложной системы на другую. Я заменил научные и математические стимулы на интеллектуальную задачу осознания человеческого поведения и мошеннических схем.

– И это позволяет тебе жить? – с сомнением спросила Кассандра.

– Вопросы бихевиоризма потрясающе многовариантны.

– Но они не настоящие! Они не имеют значения! Ответ разнится от человека к человеку. Нельзя ничего обобщить, выразить графически.

– И именно поэтому я смог прожить годы, терпя тягу войти в фугу, – умоляюще прошептал Бел.

Кассандра внезапно ощутила, что смягчается и жалеет его. Мысль о том, что он оставил науку ради изучения людей, стала куда понятнее, когда она увидела, как он боится состояния фуги. Виновато подумала о том, что несколько недель назад сказала Иеканджика в столовой, как Бел едва не умер в состоянии фуги. Тогда Кассандра подумала, что Бел обманывал майора.

– Мы прокляты, Касси, точно так же, как Дворняги и Куклы.

– Мы совсем не такие, как они.

– Наши генетики встроили в нас новый вид голода, Касси. Дворняги умрут, если будут лишены давления воды их океана. Куклы умрут, если окажутся слишком далеко от Нуменов. А что нужно нам, Касси, ты знаешь.

Болезненное, тошнотворное ощущение отсутствия достаточной интеллектуальной стимуляции. Удушающее. Будто воздуха не хватает.

– Это делает нас чем-то большим, Бел. Мы учимся. Мы растем.

– Нет, Касси. Они дали нам иной способ быть несчастными. Так нечестно. Жизнь и так тяжела. Никто нас не спрашивал, хотим ли мы нести на себе еще и это.

– Я тоскую по дому, – сказала Кассандра.

– Дом там, где твой разум. А очень скоро ты увидишь столько, что твой мозг будет полон.

Она отвернулась. Иногда в глазах Бела был такой же жар, как у Иеканджики. У него хватило духа, чтобы покинуть Гаррет, хватило духа, чтобы жить среди чужих. Она так не сможет. Когда все это закончится, она со всех ног побежит домой. Однако пока что она выжила. Быть может, она выносливее, чем думала.

– Бел, как ты думаешь, ты сможешь когда-нибудь вернуться домой? – спросила она.

– Я не знаю.

– Неужели здесь лучше? – спросила Кассандра, обводя рукой старые пластиковые и металлические панели крохотной кухни.

– Я улетел не потому, что мне стало бы комфортнее в большом мире. Вовсе нет. Здесь слишком много внешних стимулов. Слишком мало красоты. Людям плевать на те вещи, на которые не плевать мне. И зачем? Ты хочешь, чтобы я вернулся?

Он выглядел застенчиво, неуверенно, но в его глазах была отчаянная надежда.

– Ты не разбил мне сердце, когда улетел, Бел. Но почти сделал это.

– Ты покончила с этим?

– Рана давно превратилась в шрам.

– А я себе сердце разбил, улетая.

– И ты покончил с этим?

– Рана давно превратилась в шрам.

– Не думаю, Бел, что когда-нибудь смогу понять, почему ты улетел. Нутром.

– Достаточно ли этого, чтобы принять меня?

– Для этого мне нужно доверие.

Бел кивнул, но на его лице все еще читались уязвимость и уныние.

– Бел, я не пытаюсь заставить тебя стыдиться себя.

– Знаю.

Он улыбнулся. И с ее груди будто часть груза сняли, но потом она поняла, что это лишь ложь, ложь для того, чтобы ей было лучше, что всего лишь месяц назад она бы и не различила настоящую улыбку и поддельную.