Лесные призраки

Но эсэсовцы, особенно ублюдки Дирлевангера, вымещали бессильную ярость на беззащитных жителях.

Они могли и не пожалеть драгоценного времени (которого действительно не хватало), чтобы устроить кровавую казнь. Вот только нередко это выходило боком карателям…

24 июля 1944 года

Конный отряд не спеша пробирается сквозь лес. Времени должно хватить, тем более «рысь» среди густо растущих деревьев до добра не доведёт. Да и не способны невысокие крестьянские кобылки на бодрую скачку.

Решение обзавестись лошадьми пришло как-то спонтанно. Перехватили однажды конный полицайский патруль, затем отбили несколько лошадей при разгроме небольшого участка. Оказалось, что большинство моих белорусов неплохо сидят в седле, крестьянская жизнь обязывает, за моими же плечами школа верховой езды в Пуатье.

Кобылы в отличие от жеребцов не выдают себя громким ржанием, а если за ними тщательно следить и ухаживать, то отряд не смогут обнаружить и по острой лошадиной вони. Зато мобильность в тёплое время года повысилась в разы, появилась реальная возможность не застаиваться на одном месте и наносить внезапные удары на совершенно разных участках дороги. Кроме того, лошадь в случае чего – это несколько десятков килограммов свежего мяса, хотя на подобный шаг мы шли только в крайнем случае.

В штате отряда появилась новая должность: конюший. Он даже на задания не ходит, настолько ценным оказался специалистом невысокий зрелый мужик с больной спиной. Прозвище у него интересное: Колчан.

…Мыслями о лошадях я гоню жуткие картины бойни, устроенной эсэсовцами. Вот только не хотят они уходить, раз за разом всплывая перед глазами.

После того, как к нам прискакал связной от Атюфеева, практически загнавший кобылу, отряд тут же выступил. Но, к сожалению, спасти жителей небольшой деревни, на свою беду оказавшихся на пути отступающих эсэсовцев Дирлевангера, мы не успели.

В том, что это выродки из бывших зэков, сомнений быть не может: двое спасшихся малышей явственно разглядели на петлицах палачей скрещенные «колотушки».

Из оставленных следов и бессвязных рассказов до смерти запуганных детей я определил численность эсэсовцев примерно в сотню человек. Они отступают на двух уцелевших бронетранспортёрах и четырёх грузовиках, и дорога у них только одна. Неплохая грунтовка, что по длинной дуге охватывает лес и выходит к небольшому деревянному мосту. Вслед, конечно, не догнать, но через лес мы втрое коротаем путь.

У меня полсотни партизан вместе с пополнением от Атюфеева. Семнадцать человек, вооружённых трофейными карабинами и двумя ручными пулемётами, ДП и «зброевкой», в своё время подаренных моими бойцами. Боевой опыт «атюфеевцев» ограничился схваткой в деревне, так что воины они те ещё. Зато жажда мести и ненависть к эсэсовцам у «атюфеевцев» на высоте, драться мужики будут стойко.

Оставшиеся тридцать человек – это непосредственно мой боевой отряд. В своих людях я уверен, как в самом себе, благо у них три года боевых операций и непрерывных тренировок. Мои партизаны достигли уровня вполне приличных разведчиков и диверсантов.

Структура подразделения практически та же, как и при первом развёртывании, вот только помимо двух отделений подрывников в составе отряда есть штурмовая группа. В ней также имеется снайперская пара и пулемётный расчёт (группа прикрытия), а оставшиеся шесть человек вместе с отделённым – это самые быстрые и бесшумные бойцы отряда, лучшие рукопашники. Как правило, я использую их для захвата языков или снятия часовых. «Штурмовики» вооружены пистолетами-пулемётами, и именно их отделение в случае чего способно пробить брешь во вражеском кольце.

…Как я и предполагал, мы вышли к мосту раньше немцев. Пока что рёва моторов не слышно, и нашу фору я оцениваю примерно в полчаса.

Тридцать минут – это очень мало для подготовки засады. Но опытные подрывники, не раз рисковавшие при установке мин на «железке», справляются. Опоры ветхого мостка заминированы, вдоль дороги расставлены немногочисленные противопехотные «подарки».

Пулемётные расчёты и снайперы отряда заняли позиции со стороны леса, партизан Атюфеева с ручниками я расположил за мостом: они смогут вести огонь по фронту колонны и с противоположного от нас фланга. Кроме того, при прорыве встретят пересёкших реку эсэсовцев.

От кромки леса до моста не менее трёхсот метров, но это оптимальная дистанция как для снайперов, так и для пулемётчиков. И подрывников, и штурмовиков я спрятал в разросшихся у реки камышах, с дороги их не заметить, только с моста. Расположить весь отряд ближе к грунтовке нереально: немцы неплохо в своё время потрудились, расчищая подходы к «стратегическому объекту».

Раньше на мосту регулярно дежурили полицаи с замаскированным «максимом». Кроме того, на пике развития партизанского движения переправу контролировал стационарный немецкий пост с броневиком и парой мотоциклов.

Но всё в прошлом. Часть полицаев отступила с немцами, остальные попрятались по родне, кто-то даже рискнул податься в леса. Во время победного советского наступления мало кто из местных предателей готов отдать жизнь за далёкий рейх и нацистов. Педантичные немцы в свою очередь ни за что бы не оставили переправу, но тут наложилось два фактора: основные бои идут севернее и советское наступление развивается слишком стремительно. Разгром целых армий в «котлах» многому научил фрицев, сейчас они стараются спрямить линию фронта, одновременно сокращая коммуникации и наращивая оборону. Третьесортная переправа, непригодная для прохода даже средних танков и располагающаяся в стороне от основных магистралей, оказалась просто забыта.

Вот и моторы… Поудобнее устраиваюсь с трофейной снайперской винтовкой за небольшим бруствером. Сегодня бой будут вести командиры отделений, я же после нескольких тяжёлых ранений стараюсь не высовываться вперёд. Достаточно испытывать судьбу.

Малодушно? Может быть. Но никто в отряде не посмеет упрекнуть меня в трусости, зная, сколько раз я шёл впереди. Кроме того, после Козакова я лучший стрелок в отряде и неплохо справляюсь с обязанностями снайпера.

А вот и немцы. Всё, как говорили малыши: два «ганомага» и три «опеля». Четвёртый грузовик, трофейная полуторка, замыкает группу. Хорошая, проходимая машина, служащая ещё и маскировкой: благодаря ей колонну с хвоста можно принять за советскую.

Кто-то из эсэсовцев здесь уже воевал, иначе они бы не вышли к мосту. Может быть, мы даже сражались. Впрочем, счёт к вам, ребята, у нас и без того значительный. Сейчас и расплатитесь… кровью.

Командир колонны оказался мужиком осторожным. Вся техника замерла у моста, вперёд осторожно двинулся первый БТР, оставив десант на дороге. Покидают машины и остальные эсэсовцы. Боятся, что техника с людьми не пройдёт, решили поочерёдно пропустить бронетранспортеры с грузовиками, а потом уже перейти пехоте. Перестраховщики, мост все 20 тонн выдержит.

Как плохо! Я рассчитывал, что «ганомаги» с десантом с ходу погонят по мосту и сапёры, подорвав опоры, утопят как минимум один, а то и оба БТР. В то же время по кузовам грузовиков, набитых пехотой, ударили бы пулемёты, ещё в машинах уничтожив как минимум треть живой силы противника.

А теперь немцы бодро покидают грузовики. Залечь им – одна секунда. Вдобавок эсэсовцы в любой момент могут заметить плохо замаскированные мины, и тогда эффект внезапности будет потерян.

Медленно газуя, 9-тонный «ганомаг» аккуратно въезжает на мост. Да что ж ты. механ. такой нерешительный! Даже я вижу, что выдержит! Ну прибавь ты газку, черепаха!

Крепко вжав приклад в плечо, упираю винтовку на бруствер для устойчивости. В прицел ловлю голову пулемётчика на втором БТР: сейчас он один из самых опасных противников.

В висках гулко бухает, тело покрывается испариной. Как всегда, всё идёт не по плану. Конечно, на то она и война, да и переиграть с засадой мы уже не сможем: немцы с моста разглядят засевших в камышах подрывников. Но потери, потери…

Кто-то из фрицев делает несколько шагов от дороги, видимо, по малой нужде. Понимая, что всё начнётся через пару мгновений, наконец-то разрешаю сознанию воскресить в памяти картины расправы над жителями. По телу словно разливается огонь, сердце начинает биться быстрее. Автоматически замирая на выдохе, указательным пальцем правой плавно тяну за спусковой крючок…

– Achtung!!!

Напряжённо вглядывающийся в сторону леса пулемётчик успевает дёрнуться, но и только: пуля бьёт его в голову по касательной, опрокидывая на заднюю стенку борта.

Одновременно с моим выстрелом залпом стучат шесть винтовочных, синхронно заревели пулемёты. Очереди бронебойно-зажигательных патронов МГ-42, предназначенные тонкой бортовой броне «ганомага», дырявят тела десанта. Эти пули наносят страшные, трудно заживающие раны и зачастую парализуют болевым шоком.

Как символично. Вы жгли людей, а теперь горите сами…

Механ БТР при первых выстрелах даёт резкий газ и в несколько секунд проскакивает мосток. Не ожидавшие такой прыти подрывники откровенно «зевнули». Взрыв разнёс опоры в тот момент, когда передние колёса «ганомага» уже ступили на дорогу.

Но обмануть судьбу немецкому экипажу всё-таки не удалось. Задняя часть полугусеничной машины, повисшая над рекой, перетянула БТР. «Ганомаг» опрокинулся в воду кормой и с грохотом перевернулся.

В первые секунды боя эсэсовцы заметались под огнём. Прогрохотала тройка взрывов, на минах подорвалось несколько человек.


Однако наиболее опытные залегли и, как это уже часто бывало, открыли плотный и точный ответный огонь по пулемётным вспышкам.

Складывается патовая ситуация: с одной стороны, я не могу подать сигнал к атаке штурмовикам и сапёрам. Их меньше двух десятков, немцы просто задавят моих бойцов числом.

С другой стороны, если мои пулемётчики вынуждены менять позиции под вражеским огнём (уже послышались отчётливые шлепки пуль о тело и глухие вскрики), то практически каждый снайперский выстрел или ранит, или убивает противника. Семь человек, ведущих убийственно точный огонь, – это сила. В отличие от расчётов трофейных МГ, мы легко меняем позиции, нас значительно сложнее засечь. Если так пойдёт и дальше, мы просто перестреляем немцев, неподвижно залёгших на дороге.

Видимо, это понял и вражеский командир, следующий на втором БТР. Механ завёл замолкший было двигатель и, развернув «ганомаг» лбом к лесу, бросил машину вперёд. Эсэсовцы, повинные во многих грехах, но никак не в трусости, бросились вслед за БТР.

Справа от меня ударили два пулемёта, выкашивая ряды фрицев и здорово сдерживая их атаку. Часть бойцов противника снова залегла, остальные замедлились.

Одновременно из-за реки залпом ударили «атюфеевцы». Их ручники вполне способны выкосить весь правый фланг врага, но, к сожалению, опыта партизанским расчётам явно не хватает. Да и где им было его набираться? Частые и слишком длинные очереди необученных пулемётчиков рассеиваются, не нанося фрицам особого вреда. Но держащиеся за «ганомагом» эсэсовцы всё же вынуждены залечь.

Перекрестье 4-кратного оптического прицела Zielfernrohr совпадает с пулемётной турелью на «ганомаге». Проклятье! Щиток надёжно прикрывает немца, нужно умудриться попасть в тонкую прорезь между броневыми листами.

Выстрел!

Пуля ожидаемо рикошетит от брони, зато ставший к турели немецкий командир засекает вспышку. Пулемётная очередь напрочь срезает бруствер маленького окопчика, в который мне приходится до упора вжаться. Земляная крошка больно жалит тело, но ещё чуть-чуть, и мою плоть начнут рвать пули. Твою же…

Меня выручают оставшиеся снайперы: поняв, в какую непростую ситуацию попал командир, они сосредотачивают огонь на «ганомаге». Чей-то удачный выстрел всё-таки достаёт немца, оборвав пулемётную очередь.

Среди фрицев, залёгших под огнём с того берега, начинают рваться гранаты: в бой вступили сапёры и штурмовики. Они метко бросают трофейные «колотушки» с задержками в две-три секунды, и многие взрываются в воздухе, накрывая противника градом осколков. Немцы начинают пятиться, из камышей же по ним метко бьют винтовочные выстрелы и короткие автоматные очереди.

Уже все эсэсовцы залегают на поле. В их рядах образуется несколько очагов обороны, которые цементируют уцелевших и не дают им побежать. Собрав вокруг себя наиболее боеспособных солдат, ведут ответный огонь унтера, не умолкают уцелевшие пулемётные расчёты. Но наш снайперский огонь быстро выбивает лишённых защиты вражеских пулемётчиков, а трофейные МГ-42, со скорострельностью 20 выстрелов в секунду, в пару-тройку минут давят огрызающихся немцев. С того берега добавляют наконец-то пристрелявшиеся «атюфеевцы».

…В общей сложности бой занял 43 минуты. Часть эсэсовцев, попавших в огненный мешок, пыталась бежать, оставшиеся поднялись в атаку: одна группа побежала в сторону леса, вторая попыталась прорваться через неширокую и не очень глубокую реку. До леса не добежал никто: плотный пулемётный огонь и точные снайперские выстрелы напрочь выкосили атакующую шеренгу. У реки же фрицев встретили кинжальным огнём штурмовики. Уцелевших набралось человек десять, они яростно бросились в штыковую, уже не пытаясь выжить, а лишь желая забрать с собой как можно больше партизан. Но и мои бойцы горели лютой ненавистью к врагу, а их выучка в рукопашном бою на порядок превосходила противника. В жаркой схватке погиб один штурмовик и два сапёра, среди немцев же уцелевших не оказалось: пленных не брали, да эсэсовцы и не ждали пощады.

Так закончился этот бой. Практически весь карательный отряд был уничтожен, мы же потеряли в бою троих, ещё один умер от ран к вечеру. Легкораненых насчиталось человек семь. Именно тогда я принял решение преследовать отступающие части дивизии СС «Дирлевангер» и заодно попытаться связаться с поляками.

Однако наш путь обернулся не только налётами на отбившихся эсэсовцев и ударами из засад, но и настоящим полевым сражением, в котором мы приняли непосредственное участие. Правда, подробности этой схватки я не успел занести в журнал…

3 августа 1944 года

Мы движемся по грунтовке, тянущейся параллельно шоссе. Беловежская пуща ближе к границе сдаёт позиции и прорезается множеством открытых участков, мы же стараемся держаться леса.

Фырканье лошадей, негромкие разговоры бойцов слышатся словно сквозь пелену: свинцовая усталость сковывает тело и поглощает сознание, в мерно покачивающемся седле очень хочется спать. Все мы вымотаны недельным броском, и люди, и животные. За это время нам всего один раз удалось перехватить группу эсэсовцев в пару отделений, отдыхающих в небольшом хуторе. Они выставили два дозорных поста, но часовых сняли ножами набравшиеся опыта в подобных делах штурмовики. Остальных мы просто вырезали во сне. Немногих успевших проснуться и потянуться к оружию прошило сразу по две-три автоматные очереди. Два дома, в которых отдыхали немцы, озарялись огненными вспышками бьющих в упор очередей, но на поднятый шум реагировать было уже некому.

Однако одна удачная операция не оправдывает нашей гонки. Мы сильно оторвались от базы, рядом с которой у многих партизан жила уцелевшая родня и где была хоть какая-то обжитость, определённое постоянство. Теперь же мы следуем в никуда: драпающих немцев не так просто нагнать, по крайней мере тех же эсэсовцев, к которым все мы имеем личные счета.

Логичнее было бы соединиться с частями Красной армии, механизированные группы которой нас уже фактически нагнали. И хотя бойцы верят в меня, как в командира, все они задаются ненужными для меня, но вполне логичными вопросами. Ведь у нас нет запасных лошадей, а крестьянские кобылки практически падают от усталости; если животные могут хотя бы поесть, то у самих партизан с харчами очень туго. После боя в хуторе, где мы запаслись и продуктами, и трофейными консервами, прошло уже четыре дня. Последние деревенские гостинцы подъедены вчера, если сегодня не выйдем к людям, придётся вскрывать НЗ.

Кроме того, все бойцы понимают, что после воссоединения с частями РККА нас всех ждёт энкавэдэшная проверка. И хотя у меня с собой прихвачен журнал учёта боевых действий, расписывающий наши подвиги, а по карманам партизан рассованы по две-три немецкие солдатские книжки, все размышляют об одном простом вопросе: чем мы будем объяснять наш внезапный рывок в немецкую сторону, когда оставалось подождать пару дней до прихода советской армии? Этот вопрос, кстати, терзает и меня. Ведь полицаи-то тоже отступают, и они, не будь дураками, называют себя партизанами, как только встречаются с армией. Кстати, по той же причине мы не выходим на шоссе: по нам может отработать не только фрицевская, но и своя собственная авиация.

Грянувший как раскатистый удар грома орудийный выстрел вырвал меня из полудремы и невесёлых мыслей. За ним тут же последовал второй, в ответ (уши артиллериста прекрасно различают положение орудий и даже их калибр) ударило несколько частых и явно неточных пушечных залпов. Бой разгорается на шоссе, совсем близко от нас, буквально метрах в 400. С обеих сторон бьют, если не ошибся, трёхдюймовки.

– Рассредоточились! Колчан, уведи лошадей в лес! Остальные: «волчье логово»!

«Волчье логово» – это тип засады на дороге. Давно сложившийся и отработавший свои действия отряд мгновенно маскируется и занимает позицию в лесу у грунтовки. Почему я так назвал эту команду? По рассказу одного из сельчан-старожилов. Он как-то вспомнил, что однажды ночью зимой в деревню вошла волчья сука в течке. Начавшие было брехать кобели замолкли и потянулись за сукой. Она увела их в близлежащий овраг, где на потерявших чутьё собак с двух сторон набросилась многочисленная волчья стая. Волки порезали всех кобелей и уже на следующую ночь пришли в беззащитную деревню, лишившуюся брехастых сторожей…

Сам я быстро забираюсь на высокую ель, помогая себе ножом и поясом. Опыта хоть отбавляй, забираюсь в минуту. Ель – дерево с многочисленными мохнатыми лапами, и меня за ними разглядишь не сразу. Вот и карабкаться несложно. Может, верхушка дерева и не самая удачная позиция для снайпера, зато для наблюдателя, вооружённого трофейной цейссовской оптикой, самое то.

Четыре дымных столба на шоссе я заметил, ещё карабкаясь по стволу ели. Теперь же мне открылась вся картина боя. На дороге застыли советские танки (по числу столбов) и два разбитых грузовика. К сожалению, с современными моделями бронетехники Красной Армии я незнаком даже во время подготовки в «Бранденбурге» мы изучали только Т-26 и БТ-7. Судя по внушительным размерам, скошенной броне и достаточно длинной трёхдюймовой пушке, передо мной знаменитые Т-34. Правда, достаточно толстая (по предвоенным меркам) бортовая броня, установленная под рациональными углами, не спасла от снарядов длинноствольных орудий немецких самоходок. Я разглядел обе «штуги» на небольшом холме, возвышающемся над дорогой. «Штурм гешютц», штурмовое орудие пехотных дивизий, идеально подходило для танковых засад ещё в далёком 41-м, имея для этого малую высоту и крепкую лобовую броню. Только тогда в рубке самоходки была утоплена короткая пушка-огрызок, теперь же по советским танкам ведут огонь длинноствольные 7 5-миллиметровые орудия, бронепробиваемость которых выросла в разы.

Немцы как всегда подготовились основательно. Располагая всего двумя истребителями танков, они выбрали идеальную позицию на холме, с которого контролируется 2-километровый участок шоссе. От самой дороги до засады не меньше 800 метров, дистанция практически идеальная для фрицев: если их пушки уверенно возьмут даже лобовую броню советских танков, то более короткие трёхдюймовки «тридцатьчетвёрок» не достанут по рубку закопанные самоходки. Кроме того, вдоль обочины шоссе закопаны противотанковые «сюрпризы»: один из горящих танков погиб именно на мине.

Судя по ответному огню «тридцатьчетвёрок», съехавших в кювет, уцелело 6 машин. Значит, в засаду попала или усиленная танковая рота, или, что вернее, потрёпанный в боях танковый батальон. Вполне возможно, при отсутствии мин комбат бросил бы машины в лобовую атаку, но метров за 200 их встретили бы 50-миллиметровые противотанковые пушки. Мелкие орудия хорошо замаскированы, я разглядел их случайно. Пока они молчат, но на пистолетной дистанции кумулятивные или подкалиберные снаряды на раз сожгут советские танки.

Кроме самоходок и противотанковой батареи на холме окопалась примерно рота пехоты. Одиночные винтовочные выстрелы с их стороны и пулемётный огонь с разных точек сосредоточены на танкистах, пытающихся корректировать навесной огонь. Достаётся и танковому десанту, залёгшему у кромки кювета и пытающемуся отвечать стрелкам противника. Только с той стороны огонь ведётся с пулемётных станков с оптическими прицелами и снайперами. У десантников мало шансов в этом противостоянии.

В воздухе повис противный свист мин. Ого! Это бьёт с немецкой опушки целая батарея немецких «самоваров», причём солидного калибра, миллиметров на 120. Такими «огурцами» можно и танк зажечь, попав в моторное отделение, и уж наверняка порвать гусеницы, рассеять пехоту. Немцы вынуждают танкистов атаковать. Попали ребята…

Лихорадочно размышляю, чем мы можем помочь своим. Атака с тыла на ведущих бой немцев обречена на провал при самых удачных для нас раскладах.

После засады на мосту мы взяли в качестве трофеев десяток «фаустпатронов» – одноразовых гранатомётов, прожигающих практически любую броню кумулятивной струёй. Вот только прицельная дальность у них не более 30 метров. Может, мы и пробьёмся к «штугам», ударив всем отрядом, и даже сожжём их. Но наши танки не успеют на помощь: бой взвода против роты обречён на провал. Да и не сумеем мы пробиться: уж дозорную группу с пулемётом немцы наверняка оставили в тылу. И танки наши фрицы всё равно уделают: наверняка у них имеются те же гранатомёты, плюс замаскированная батарея в упор ударит…

Открытый участок, лишённый деревьев, делает справа от холма хороший крюк. По нему удобно было бы обойти засаду, большая часть возможного маршрута находится в мёртвой зоне для самоходок. На месте комбата я бы сейчас попробовал поставить дымовую завесу и рвануть тремя машинами с десантом не вперёд, а вбок на полном газу. Если бы получилось, то один, а может, и два танка вышли бы из-под огня «штуг». Последние, в свою очередь, были бы вынуждены покинуть капониры, чтобы встретить опасность. И вот в этот момент хорошо бы нанести удар оставшимися «тридцатьчетвёрками», желательно оставив в резерве лучших наводчиков.

Только слишком сложно, да и немцы наверняка предположили такой вариант действий, приготовили сюрприз в виде противотанковой батареи и мин. Хотя… Участков просевшей земли с пожелтевшей травой на этом маршруте я не наблюдаю. Да и 4-орудийная батарея 50-миллиметровых Рак.38 развёрнута именно к шоссе. Что-то тут явно не так, не может же немецкий командир быть таким придурком, чтобы оставить готовый путь для успешной атаки на высоту!

Судя по всему, так думает и командир танкистов. В сущности, его ситуация не столь и безнадёжна, как видится на первый взгляд. Миномётов у фрицев не так и много, хоть калибр и внушительный, но прямое попадание в танк навесным огнём случается редко. Из строя выйдет одна, максимум две машины, но высоту накроют или штурмовиками, или дальнобойной артиллерией. Потери танков так или иначе будут меньше, чем при попытке атаковать.

Мои размышления прерывает какое-то движение внизу метрах в 20 от моей ели. Я заметил их краем глаза, но тут же насторожился.

Ёлы-палы… Как хоть мы-то не попались им на глаза? Грунтовку, тянущуюся параллельно шоссе, контролирует пулемётный расчёт. Немцы, затянутые в эсэсовские (ну а кого же ещё поставить в прикрытие?) камуфляжные куртки, затихарились в небольшом окопчике рядом со скорострельным МГ-42. Тыловое охранение, дозор?