Лунная дорога в никуда

– Ну что, так и будешь прятаться? – негромко спросил он. – Может, хоть поговоришь со мной? Я зайду?

Ольга молча отступила на шаг, и он зашел в квартиру, мгновенно заполнив собой немаленькую прихожую. Это был все тот же Олег, высокий, широкоплечий, красивый, любимый до последней веснушки на лице. Словно и не было года, прожитого в далеком Переславле. Школа, ученики, маленький Илья, его хмурый отец – все казалось далеким и размытым, словно старый диафильм. Олег притянул ее к себе. Мягко захлопнулась входная дверь, отрезая их от окружающего мира.

– Выпьешь чаю перед дорогой? – спросила Ольга, когда волшебство осталось позади, а впереди были лишь последствия того, что они совершили.

– Я никуда не поеду. А чаю хочу. И яичницу с колбасой. Сделаешь?

– Что значит – никуда не поедешь? Тебя же на даче ждут.

– Я сказал, что надо на дежурство, мол, коллега заболел. Меня уже никто нигде не ждет.

– А если отец проверит? Не боишься?

Олег пожал крепкими плечами:

– Он не проверит. Но если узнает, то никому не скажет. А если и скажет, мне наплевать! Я тебя люблю.

Они провели вместе ночь, всю субботу и последующую за ней ночь тоже. В воскресенье утром Ольга начала собираться на дачу. Олег, лежа на кровати, с любопытством смотрел на нее:

– Ты куда?

– На дачу, за вещами, а затем в Переславль.

– Зачем? – Он искренне не понимал, и Ольга даже мимолетно огорчилась, что он такой глупый. – Послушай, ну нам же хорошо вместе. Конечно, я не мог не жениться на беременной девушке, но сейчас, что нам мешает? Ксюшка уже родилась, я всегда буду ей помогать. Многие же разводятся, Оль!

– Я никогда не уведу из семьи отца моей родной племянницы, – отчеканила Ольга. – То, что мы сделали за эти два дня, – подлость. И я знаю, что буду расплачиваться за нее долго: бессонницей, тахикардией, слезами, – но причиной горя моей сестры я не стану! Вставай, Олег, мне нужно успеть на утреннюю электричку.

В Переславль она приехала в последний понедельник июня. Впереди был еще почти весь отпуск, который нужно куда-то деть. Школа оказалась закрыта на лето, в ней шел ремонт. Большинство коллег разъехались. Ноги сами собой понесли Ольгу к дому, где жили отец и сын Тихомировы, только и здесь было заперто.

– На юг они уехали, на море, – охотно пояснила соседка. – Сергей давно пацану обещал.

– Когда?

– В пятницу.

Следующие три недели были унылыми и однообразными, как стеклышки в сломавшемся калейдоскопе, в одночасье ставшем бесцветным. Ольга ходила на Плещеево озеро, читала книги, что-то готовила, много спала. В то утро, когда она увидела бегущего к ней по песку Илью, Ольга так обрадовалась, что вскочила на ноги, подхватила мальчишку на руки, прижала к себе, расцеловала в обе щеки, а потом, от избытка чувств, чмокнула и подошедшего Сергея. От ее прикосновения он замер, но ничего не сказал.

Теперь дни шли уже веселее – Ольга согласилась присматривать за Ильей днем, пока вышедший из отпуска Сергей был на работе. Она варила суп, жарила картошку, ходила с мальчиком на пляж, читала ему книжки и остро ощущала свою нужность. А потом поняла, что беременна.

Осознание этого было острым, как удар ножа. Что делать, Ольга не знала. Избавиться от ребенка Олега? Это невозможно. Как говорила Мэгги в «Поющих в терновнике», «несмотря на то что никогда ты не был моим, мне досталось от тебя самое лучшее». Но как вырастить ребенка одной? Вернуться к родителям? Это невозможно, потому что всегда поблизости будет Олег, а плоть слаба и воля тоже. Она не сможет удержаться от соблазна, если отец ее ребенка будет рядом, значит, это не выход.

– В какой-то момент я вдруг решила, что все скажу Сергею. Мне казалось, он должен меня понять, – говорила Ольга внимательно слушающим ее Макарову и Даше. – Я несколько дней думала, как построить этот разговор. Если бы он согласился жениться на мне, это решило бы все проблемы: я получала мужа, а мой ребенок защиту. Никто бы ни о чем не догадался – ни Света, ни родители, ни Олег. Господи, если бы я только воплотила в жизнь мой план! Все могло сложиться иначе, вся жизнь.

– А что же случилось? – спросила Даша. В голосе ее звучало сострадание.

– Сергей пришел ко мне под вечер, принес большой букет цветов. Он сказал, что давно любит меня и хочет жениться. Он обещал всю жизнь носить меня на руках. Я уже готова была сказать все то, что тщательно отрепетировала, но тут он сказал, что мечтает о нашем общем ребенке. Обязательно девочке. И я вдруг подумала, что могу ничего ему и не говорить, а просто выйти за него замуж. Все сложится так, как я придумала и как хочет Сергей, причем одновременно. Я вдруг испугалась – он не сможет полюбить моего ребенка, зная, что он неродной. Срок был небольшой, и я решила промолчать. Солгать.

– Вы просто согласились выйти за него замуж.

– Да, я согласилась стать его женой, скрыв, что беременна от другого мужчины, – глухо сказала Ольга.

– И что было дальше?

– Дальше, пожалуй, были самые счастливые месяцы моей жизни. Сергей действительно носил меня на руках и сдувал пылинки. Мы стали близки в тот первый вечер, когда он сделал мне предложение, и спустя четыре недели я сказала ему, что беременна. Он был совсем простой человек, мало в этих вопросах понимал и был так счастлив, что даже заплакал. И Илюша радовался. Только я боялась, что все раскроется. И как в воду глядела.

Из рассказа Ольги выходило: когда она родила Сашу, муж искренне поверил, что девочка появилась на свет на полтора месяца раньше срока. Как на грех, дочка оказалась крупненькой – 3800, но даже несмотря на этот вопиющий факт, Сергей Тихомиров все равно не видел очевидного. Не хотел замечать и задумываться.

Переславль – город маленький, а потому слухи и пересуды, конечно, пошли, не без этого. Конечно, никто не подозревал учительницу в неверности, просто все местные кумушки были уверены: у Тихомирова с его новой женой все сложилось задолго до свадьбы, а поженились они именно для того, чтобы «прикрыть грех».

Когда кто-то с усмешкой сказал про это Сергею, тот, естественно, не сразу понял, о чем речь. А когда сообразил, для начала дал обидчику в морду, а потом задумался. Любимой женщине он ничего не сказал, зато внимательно изучил все, что имеет отношение к беременности и ее срокам, что-то высчитывал и прикидывал, сравнивал даты Ольгиной поездки в Москву и их с Илюшей отъезда на море.

Стал он непривычно молчалив, на вопросы Ольги отвечал, что на работе неприятности, а затем отправил жену и детей в Москву, проведать дедушку с бабушкой. К родителям Ольга уехала с радостью – знала, что Света со своей семьей отбыла в санаторий. Встреча с Олегом ей не грозила, а показать внучку бабушке с дедушкой очень хотелось.

Спустя три дня ей позвонил Сергей и глухим голосом попросил срочно приехать домой, но одной, без детей. Ольга слегка встревожилась, но поехала. Дома ее ждала незапертая дверь. Уже поняв, что случилась беда, молодая женщина вбежала внутрь и в бессилии опустилась на пол. На крюке от люстры покачивалось уже остывшее тело мужа.

– Он оставил две предсмертные записки, – закрыв лицо руками и глотая слезы, рассказывала Ольга. – В первой он писал, что не может забыть первую жену, второй брак ничего не изменил и он уходит к ней. Вторая оказалась письмом ко мне со словами о том, как больно ему было узнать о моей лжи. Он очень сильно меня любил, но больше никогда не сможет доверять, и именно это заставило его сделать роковой шаг. В последних строках он писал о том, что оставляет за мной право выбора, какую записку отдать милиции: ту, в которой он признается мне в любви, но открывает мою чудовищную ложь, или ту, где мне отведена роль постылой жены.

– Вы выбрали первую, – сказал Макаров.

– Да, даже после его смерти я выбрала ложь, – горько сказала Ольга и отняла ладони от лица. Глаза у нее были воспаленные, почти безумные. – Конечно, соседи меня жалели. Илюша вырос с убеждением, что отец предал и его и меня. Он очень меня любит и убежден, что я – жертва, хотя я-то ни на минуту за все эти годы не забывала, что я – преступница. Я убила Сергея. Убила вернее, чем если бы сама вышибла у него из-под ног эту чертову табуретку. Вся моя дальнейшая жизнь построена на лжи и убийстве, а Илья называет меня мамой и обожает так, что я все время боюсь – эта безумная сыновняя любовь сломает ему жизнь. Ну и Саша… Вы же видите, какая она. Это тоже моя кара, мое проклятие.

– Оля, никто не должен судить, – сказала Даша. – Голос девушки звучал горячо и напористо, и Макаров уставился на нее в изумлении, потому что ранее не замечал за ней подобной экспрессии. – Ваш муж проявил слабость. Он говорил, что любит вас, но оставил наедине с огромным чувством вины. Он бросил своего сына, который стал круглым сиротой. Это не по-человечески. Возможно, вы поступили неправильно, когда смалодушничали и не сказали правды. Но в смерти Сергея вы не виноваты. Каждый сам в ответе за свою жизнь.


– Вы правда так думаете? – с надеждой в голосе спросила Ольга. – Тогда скажите, как вы считаете: я должна рассказать Илюше правду?

– Мне трудно давать вам советы, потому что я и со своей жизнью разобраться не могу, – призналась Даша. – Но я бы на вашем месте не стала. Мальчик вас любит, вы его вырастили. Он уже потерял мать и отца. Будет несправедливо, если Илья потеряет приемную мать и сестру, которую искренне считает родной. Живите, Оля! Просто живите, и пусть мертвое прошлое хоронит своих мертвецов.

– Ремарк. – Ольга чуть заметно улыбнулась и вытерла мокрые щеки. – Я подумаю над тем, что вы сказали. Может быть, вы и правы.

– Все это очень интересно. – Макаров сам слышал, каким скрипучим и неприятным стал его голос, – только ни на минуту не приближает нас к разгадке убийства Сэма Голдберга. Вы вряд ли могли быть его незаконнорожденной дочерью.

– Ну, конечно, нет! – воскликнула Ольга. – Что за глупость? У меня был и есть родной отец.

– Ну почему глупость: ваша мама могла забеременеть от иностранца в дни Олимпиады и уже беременной выйти замуж за вашего отца. То есть поступить так же, как вы сами спустя двадцать с лишним лет.

– А вы, оказывается, жестокий, – сказала Даша, с осуждением глядя на Макарова.

Он внезапно разозлился:

– Я не жестокий, я убийство расследую. И все эти сопли, которые вы тут распустили, к нему не имеют никакого отношения. Ольга, отвечайте, вы когда-нибудь раньше слышали о Сэме Голдберге?

– Нет, конечно. И чтобы окончательно заверить, что напрасно меня подозреваете, скажу, что мои родители поженились в 1976 году, и у них до меня был еще один ребенок, мой старший брат, только он умер от пневмонии в возрасте полутора лет, и уже после этого родились мы со Светой. Моя мама никак не могла быть тем Жаворонком, о котором рассказывал американец. А теперь извините, мне нужно идти. Надо проверить, чем там занята Саша.

Она вышла из комнаты, и на лестнице послышались ее тяжелые шаги.

– Злитесь? – спросил Макаров у Даши. – Вижу, что злитесь.

– Я не знаю, – честно призналась та. – Все так перепуталось. Мне очень жалко Ольгу, правда, но и Сэма тоже. Поэтому, если вы можете найти его убийцу, то сделайте это, пожалуйста.

– Я стараюсь, – ответил Макаров. Он и сам не знал, почему ему хочется достойно выглядеть в глазах этой женщины. Пожалуй, даже лучше, чем он есть на самом деле. – Что ж, мы сделали большое дело. Вычеркнули еще одного человека из списка подозреваемых.

– Это очень тяжело…

– Что именно?

– Ваша работа. Если каждый раз вам приходится выслушивать признания, которые выдираются из души и памяти с кровью, то это очень трудно.

– Наверное, я привык, – подумав, сказал Макаров. – Говорят, что у каждого врача есть свое кладбище. Психологам и полицейским действительно приходится слышать много того, что они предпочли бы не знать. Но поверьте мне, Даша, в жизни каждого человека есть страницы, которые не хочется перелистывать, истории, к которым не хочется возвращаться, и периоды, которыми нельзя гордиться. Это нормально.

– Свой скелет в шкафу, – задумчиво сказала молодая женщина.

– Вот именно.

Макаров открыл форточку, словно желая выпустить из комнаты витающую в ней горечь Ольгиного рассказа, и они с Дашей спустились на веранду, где почти никого не осталось. Актриса Холодова уже закончила на сегодня свое занятие и ушла к себе. Маргарита собирала разбросанный реквизит, а за дверью Татьяна и Михаил в четыре руки накрывали столы к ужину.

Через окно было видно бредущего от своего домика Игоря Арнольдовича, в беседке, тесно прижавшись друг к другу, стояли Игнат и Настя, а у залитого водой мангала разговаривала по телефону «австриячка» Анна. Интересно, почему она все время уединяется, чтобы позвонить?

Елизавета, сидя у камина, читала книгу. Паулины, Ольги и Ильи нигде не было видно, как и девочки Саши, трудного ребенка с синдромом Аспергера. Лишь на столике в углу остался рисунок, над которым она с упоением трудилась почти весь день. Сам не зная зачем, Макаров подошел поближе и взял листок в руки. За спиной он слышал дыхание Даши, его добровольной помощницы, которая, кажется, большая молодец.

Перевернув листок, Макаров вдруг почувствовал, что перестал дышать. На бумаге с помощью обычной шариковой ручки был нарисован пчак. Тот самый, который до сих пор торчал из груди запертого в своем люксе Сэма Голдберга.





Глава седьмая




Стоящий рядом мужчина волновал Дашу. С учетом того, что после развода мужчин она панически боялась и старалась обходить по большой дуге, это было странно. Волнение, от которого внутри колыхалось что-то вроде лимонного желе, она списывала на необычность ситуации.

Еще бы, до этого ей никогда не приходилось становиться героиней классического детектива, в котором труп и с десяток подозреваемых оказывались отрезанными от остального мира стихией, к примеру, сошедшей горной лавиной или сильным снегопадом. В их случае речь шла о размытой дороге, но сути дела это не меняло.

Мужчина – герой детективного романа – сейчас был отчего-то взволнован. Это было тоже странно, поскольку еще пару минут назад, во время разговора с Ольгой Тихомировой, он держался спокойно и отстраненно, словно трагическая история женщины не вызывала в нем никакого отклика, хотя в глубине души Даша была убеждена, что это не так.

Зато сейчас он разволновался только от того, что держал в руках листок бумаги с рисунком какого-то кинжала – мастерски выполненным, надо признать.

– Это что-то значит? – тихонько спросила Даша.

Он дико посмотрел на нее, словно не понимая сути вопроса.

– Что?

– Вы так разволновались из-за этого рисунка. Он что-то значит?

Евгений словно отмер, шумно выдохнул, взлохматил волосы. Прическа у него была не очень аккуратная, словно стригся он от случая к случаю и не у очень хорошего мастера. Бывший Дашин муж уделял этому вопросу гораздо больше внимания.