Маленький друг
Часть 23 из 92 Информация о книге
– Слушай, ты тогда змею схватил низковато. Она бы тебя укусила. – Да заткнись ты! – на миг Хили сердито умолк, потом закричал: – Это все из-за тебя! Я ее поймал! Если бы ты не. – Осторожно. Сзади! – Мокасин? – он пригнулся, вскинул ружье. – Где? Где этот сукин сын? – Вон там, – сказала Гарриет и, шагнув вперед, снова с досадой ткнула пальцем, – да вон же. Из травы слепо вскинулась заостренная головка – мелькнула бледная кожица под мускулистой нижней челюстью, – и змея, слегка вильнув телом, снова улеглась. – Ууу, ну это маленькая, – разочарованно сказал Хили, нагнувшись, чтоб получше ее разглядеть. – Неважно, какого она… Хили! – вскрикнула она, неуклюже отпрыгнув в сторону – медноголовка красным сполохом метнулась к ее лодыжке. Ее осыпало градом вареного арахиса, затем просвистел и шлепнулся на землю целлофановый пакетик с орехами. Гарриет потеряла равновесие, покачнулась, запрыгала на одной ноге, и тут медноголовка, которую она буквально на секунду потеряла из виду, снова набросилась на нее. Пискнула воздушка – Гарриет небольно щелкнуло по кеду, обожгло икру, – она взвизгнула и отпрыгнула от пуль, затрещавших в пыли у нее под ногами. Но змея уже рассвирепела и даже под пулями не ослабляла напора: она все метила в ногу Гарриет, ни на секунду не отклоняясь от цели. Гарриет попятилась обратно, к асфальту – ее мутило, перед глазами все плыло. Она вскинула руку, заслонила лицо (после слепящего солнца перед глазами у нее бодро мельтешили прозрачные сгустки-кляксы, которые, будто амебы в капле озерной воды под микроскопом, то и дело сталкивались и слипались), а когда в глазах все прояснилось, Гарриет увидела, что маленькая медноголовка лежит неподалеку и, вскинув голову, спокойно и без особого интереса наблюдает за ней. Хили так исступленно палил из воздушки, что ее заклинило. Он что-то бессвязно выкрикнул, отшвырнул ружье и помчался за рогатиной. – Подожди! Ей пришлось напрячь все силы, чтобы отвести взгляд от холодных, ясных, как колокольный звон, глаз змеи. Да что со мной такое, вяло подумала она, пятясь поближе к центру плавящейся от жары дороги, – тепловой удар? – Эй-эй! – откуда-то донесся голос Хили, но она не понимала, где он. – Гарриет! – Подожди. Плохо соображая, что происходит, Гарриет сделала еще шаг назад (ноги у нее вдруг зашатались, одеревенели, будто у марионетки, которой она совсем не знала, как управлять) и с размаху шлепнулась прямо на раскаленный асфальт. – Эй, подруга, ты в порядке? – Отстань, – услышала Гарриет собственный голос. Сквозь зажмуренные веки жарило красное солнце. Перед глазами у нее злобной вывороткой искрил выжженный светом змеиный взгляд: черные радужки, кислотно-желтые полоски зрачков. Она дышала ртом, вонь от вымокших в канаве штанов на жаре так обострилась, что Гарриет ощущала ее на языке; вдруг до нее дошло, что лежать на дороге – опасно, она попыталась было встать, но земля ушла у нее из-под ног… – Гарриет! – голос Хили раздавался где-то вдалеке. – Что с тобой? Не пугай меня! Она моргнула, белый свет жег глаза, будто в них прыснули лимонным соком – и до чего же пугала ее эта жара, и эта ее незрячесть, и эти непослушные руки и ноги. Теперь она лежала на спине. Небо пылало немилосердной безоблачной синевой. Время словно на минутку притормозило, будто бы она задремала и тут же, резко дернувшись, проснулась. Внезапно над ней сгустилась чернота. В панике Гарриет закрыла лицо обеими руками, но черная тень только сдвинулась, переметнулась на другую сторону, стала еще темнее. – Гарриет, ну хватит. Это просто вода. Где-то в глубине сознания она расслышала эти слова, расслышала, но не услышала. И тут внезапно что-то холодное коснулось уголка ее рта, и Гарриет принялась отбиваться, вопя что было сил. – Ну вы и придурки, – сказал Пембертон. – Такая жара, а вы поперлись в эту дырищу на великах. Да температура вон под сотню[12]. Гарриет лежала на заднем сиденье “кадиллака” и глядела, как над головой у нее в прохладном кружеве ветвей мелькает небо. Деревья – это значит, что они наконец-то выехали с лысой Дубовой Лужайки на старую добрую городскую дорогу. Она закрыла глаза. В динамиках ревела рок-музыка; под сомкнутыми веками свет казался красным и по нему, дрожа, проносились тени-пятнышки – редкие, неровные. – На кортах ни души, – проорал Пем, перекрикивая ветер и музыку. – Даже в бассейне никого. Все сидят в зале, смотрят “Одну жизнь, чтобы жить”[13]. Десятицентовик для звонка им все-таки пригодился. Героический Хили, который перегрелся и перепугался не меньше Гарриет, вскочил на велосипед и, несмотря на жару и на то, что ноги у него сводило судорогой, жал на педали почти полмили, пока не добрался до парковки возле магазинчика “Джиффи КвикМарт”, где стояла телефонная будка. Однако Гарриет, которая сорок адских минут прождала его, поджариваясь на асфальте в кишевшем змеями тупике, было так жарко и тошно, что особой благодарности она не испытывала. Она слегка привстала, и теперь ей были видны волосы Пембертона, которые рваным желтым знаменем развевались на ветру – из-за хлорки в бассейне концы волос были посекшиеся, скрученные. Даже с заднего сиденья можно было учуять его острый, отчетливо взрослый запах: под слоем кокосового лосьона для загара едкий мужской пот мешался с сигаретным душком и чем-то похожим на ладан. – Зачем вы вообще потащились в такую даль? У вас там друзья живут? – Не, – Хили всегда разговаривал с братом вялым безучастным тоном. – Ну и чего вы там тогда делали? – Ловили змею, чтобы… Отстань! – вскрикнул Хили, вскинув руку к голове, потому что Гарриет дернула его за волосы. – Ну, если задумали змею поймать, там самое для этого место, – лениво протянул Пембертон. – Уэйн, который у нас в клубе механиком, мне рассказывал, что как-то они одной тамошней бабульке бассейн рыли, так ребята там змей убили – штук пятьдесят. В одном дворе. – Ядовитых? – Да какая разница. Я бы в этой чертовой дыре и за миллион долларов жить бы не стал, – Пембертон снисходительно, высокомерно покачал головой. – Тот же Уэйн рассказывал, что под одним таким вонючим домом дезинсектор нашел триста штук змей. Под одним домом. Случись вдруг наводнение, с которым не справятся инженерные войска и эти их мешочки с песком, да там каждую мамашку-домохозяйку закусают до смерти. – Я поймал мокасина, – важно сказал Хили. – Ну да, ага. И что ты с ним сделал? – Подержал и отпустил. – Ну это конечно, – Пембертон глянул на него искоса. – Он погнался за тобой? – Не, – Хили чуточку сполз вниз. – Знаешь, мне наплевать, что там говорят – будто эта змея, мол, тебя боится больше, чем ты ее. Водяные мокасины – злобные твари. Будут гнаться, пока не укусят. Однажды мы с Тинком Питтманом были на озере Октобеа, и там на нас набросился здоровенный мокасин, а мы ведь и близко к нему не подходили, нет, он нас увидел и как рванет к нам через все озеро, – Пем резко, дергано завилял рукой. – Из воды только белая пасть и торчала. А потом он так – бам! бам! – стал долбить башкой в алюминиевый бок нашего каноэ. Народ сбежался на пирс – поглазеть. – И что вы сделали? – Гарриет уселась, придвинулась поближе к передним сиденьям. – Ну привет, Тигра. А я думал, придется тебя к врачу везти. Гарриет вздрогнула, увидев лицо Пема в зеркале заднего вида: губы у него были белые как мел, нос измазан кремом от загара, а лицо такое красное, будто его обморозило в полярной экспедиции доктора Скотта. – Значит, любишь змей ловить? – спросил он у отражения Гарриет. – Нет, – ответила Гарриет, насмешливый тон Пема ее и смутил, и обидел. Она снова отодвинулась подальше. – Тут нечего стесняться. – А кто сказал, что я стесняюсь? Пем расхохотался. – Ты крутышка, Гарриет, – сказал он. – Ты классная. Но вот что я вам скажу, ребята, вы чокнутые, что стали рогатиной ее ловить. Надо всего-то достать кусок алюминиевой трубы и протянуть через нее бельевую веревку с петлей на конце. Тогда вам только и останется, что накинуть петлю змее на голову и хорошенько затянуть. Все, поймали. И тогда уж кладите ее в банку и тащите на Научную ярмарку, чтоб перед всеми покрасоваться. – Он вскинул руку, щелкнул Хили по уху. – Дело я говорю? – Заткнись! – завопил Хили, сердито потирая ухо. Уж Пем ни за что не даст ему забыть эту историю с куколкой бабочки, которую Хили принес в школу на Научную ярмарку. Он полтора месяца выхаживал эту куколку, читал книжки, делал записи, следил за температурой, в общем, делал все, что полагалось, но когда он принес кокон с так и не проклюнувшейся из него бабочкой в школу на Научную ярмарку – принес в шкатулке для драгоценностей, на хлопковой подушечке, – то оказалось, что это никакая не куколка, а окаменевшая кошачья какашка. – Может, тебе показалось, что ты поймал водяного мокасина, – хохотал Пем, перекрикивая запальчивые оскорбления, которыми его осыпал Хили. – Может, это и не змея была никакая. Если так посмотреть, то огромная свеженькая собачья какашка, когда лежит так горкой в траве, здорово похожа… – …на тебя! – кричал Хили и молотил кулаками по плечу брата. – Я же сказал, закроем тему, ясно? – Хили ей это уже раз десять сказал. Они с Гарриет держались за бортики, покачиваясь на воде у глубокого края бассейна. Близился вечер, сгущались тени. Штук пять или шесть малышей вопили и плескались в лягушатнике, не обращая никакого внимания на взволнованную толстуху-мамашу, которая металась рядом и умоляла их вылезти. Поближе к бару на шезлонгах растянулась стайка старшеклассниц – они кутались в полотенца, болтали, хихикали. Пембертон сегодня не работал. Хили почти никогда не плавал, если Пем дежурил на спасательной вышке, потому что Пем вечно к нему цеплялся, выкрикивая сверху обидные словечки и приказы (типа “Не бегать возле бассейна!”, хотя Хили вовсе и не бегал, просто быстро шел), и поэтому Хили, перед тем как пойти в бассейн, всегда старательно сверялся с висевшим на холодильнике расписанием смен Пема. А это было вообще не круто, потому что летом ему каждый день хотелось плавать. – Дурак, – бормотал он, вспоминая Пема. Он до сих пор злился, что Пем вспомнил эту историю с кошачьей какашкой на Научной ярмарке. Гарриет глядела на него пустым, тусклым взглядом. Волосы у нее намокли и прилипли к голове, по лицу крест-накрест бежали волнистые дорожки света, от чего глаза у нее казались маленькими, а сама она – страхолюдиной. Хили она весь день бесила, он и сам не заметил, как его стыд и смущение переросли в обиду, а теперь он и вовсе пришел в ярость. Гарриет смеялась над какашкой вместе со всеми учителями, судьями и посетителями Научной ярмарки, и стоило ему это вспомнить, он так и вскипал от злости. Она все глядела на него. В ответ он выпучил глаза. – Чего смотришь? – спросил он. Гарриет оттолкнулась ногами от бортика и – довольно выпендрежно – сделала кувырок назад. Тоже мне номер, подумал Хили. Опомниться не успеешь, как она опять решит проверить, кто из них дольше может не дышать под водой, а эту игру Хили терпеть не мог, потому что Гарриет всегда выигрывала, а он – еще ни разу. Когда она вынырнула, Хили притворился, будто и не замечает, что она сердится. Как будто бы ненароком он брызнул в нее водой – метко пущенная струя угодила ей прямо в глаз. – Ровер, Ровер, Ровер, милый пес, – пропел он сладеньким голоском, который Гарриет терпеть не могла, Жаль, не увернулся ты из-под колес, Твоя левая нога Была мне дорога… – Ну и не ходи со мной завтра. Мне одной даже лучше будет. – … но ее уже кто-то унес, – громко пел Хили, перекрикивая Гарриет, глядя в небо с невиннейшим выражением лица. – Мне все равно, пойдешь ты со мной или нет.