Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба
Часть 103 из 118 Информация о книге
В некоторых случаях убру не различали модальности глаголов. «Знать» могло означать «обладать знанием», но могло означать и нечто другое – «уметь или быть способным это знание добыть». 2 Между тем, пока они взбирались на гору, ночная тьма постепенно выцветала, и к тому моменту, когда Займан и Карл взошли на вершину, воздух стал прозрачным, наполнившись жемчужным сиянием наступившего утра. – Посмотри! – сказал Займан. – Мы называем это место Каменная Ладонь. Оттуда, где они остановились, плоская вершина Левого Клыка действительно напоминала большую человеческую ладонь с четырьмя прижатыми пальцами. На последней фаланге «указующего» стоял круглый, увенчанный конической крышей храм, недалеко от которого, но уже на «безымянном пальце» – росла маленькая кедровая роща, и у края ее располагалось древнее убрское кладбище. У основания же пятого – большого – пальца лежали руины какого-то сооружения, сложенного из циклопических гранитных блоков, сплошь заросшие кустами, затянутые лозами дикого винограда и покрытые лишайниками. А в центре ладони светилось перламутром овальное зеркало озера, вода в нем была неподвижна и прозрачна, как настоящее стекло. – Сейчас появится солнце, – Займан указал рукой на закрывавший восток горный кряж, и Карл повернул голову. И едва только отзвучали произнесенные слова, из-за кромки гор в глаза им ударили сверкающие, цвета расплавленного золота, лучи. – Посмотри на озеро, – предложил Займан. Горная гряда и встающее над ней солнце отразились в недвижимой прозрачной воде с такой точностью, что можно было предположить: «светильник богов» поднимается именно там. – Спокойная вода отражает окружающий мир во всех деталях, – Займан нагнулся и подобрал с тропы камень. – Но налетит ветер, – он размахнулся и швырнул камень в озеро. – И по воде пойдет рябь. Изображение останется, но будет искажено. – Что ты хочешь этим сказать? – спросил Карл, предвкушая явление еще одной притчи. – Чем стремительнее река, – продолжил Займан, игнорируя вопрос, – тем хуже отражается в ней действительный мир. – Чем сильнее воин, – попробовал угадать продолжение Карл, – тем больше он сосредоточен на себе. – Ишель сказал мне вчера, что, когда он говорит с тобой, у него создается впечатление, что этот разговор уже однажды состоялся и вы просто повторяете его для памяти. – Ну, не скажи, – возразил Карл. – Ишель единственный человек в ойкумене, после беседы с которым у меня начинает болеть голова. – Возможно, – усмехнулся в ответ Займан. – Но ты не можешь знать, Рогем, не будет ли болеть и моя голова после разговора с тобой? 3 – Те, чьи действия ты сумеешь предугадать, – сказал Займан, когда они закончили тренировку, оборвавшуюся для Карла на «четвертой ступени», которая была для него пределом, за который он еще ни разу не заглянул, – тебе не соперники, Рогем. Убей их, если таково твое намерение, или отпусти с миром, если в твоем сердце нет излишней жестокости. Они не опасны, потому что каждый раз, как они захотят на тебя подняться, ты будешь знать об этом заранее. Впрочем, наши учителя говорят, что поднявшегося в третий раз следует убить, чтобы избавить вино мудрости от еще одной капли глупости. – Хорошо сказано. – У Карла все еще немного кружилась голова, и звенело в ушах, но он быстро восстанавливал растраченные на упорную борьбу с самим собой силы. – Да, – кивнул Займан. Он, как знал Карл от Нагума, был способен подниматься на шестую ступень. – Но дело не в словах, а в том, что есть и такие – ты, например, Рогем, из этой породы – которым можно только отвечать и молиться Творцу, чтобы не запоздать с ответом. В поединке с таким противником, ты целиком зависишь от его воли. Предугадать его действия невозможно, а, отвечая на них, ты идешь по тропе, проложенной врагом. В этом случае, спасти тебя может только чудо, или ты должен подняться выше противника. – Но ты же сказал, что предугадать его действия невозможно, – возразил Карл. – Верно, – не стал спорить Займан. – Знаешь, как я попадаю в цель из лука, когда стреляю ночью вслепую? Я становлюсь зеркалом, отражающим цель, и добавляю к изображению врага свою стрелу, торчащую между его лопаток. – Красивый образ, – улыбнулся Карл. – Но как это сделать в реальности? – Пятая ступень, Рогем, – усмехнулся Стрелок. – Ты должен подняться на пятую ступень, и тогда никакой ветер и никакие камни, брошенные собственной ли, чужой ли рукой, не взбаламутят чистых вод твоей души. Ты будешь способен превращаться в зеркало и отражать своего противника. И… Ты ведь художник, Рогем, неужели ты не сможешь дополнить портрет врага смертельной раной, нанесенной твоим мечом? 4 Над могилами своих учителей убру клали плоские круглые камни, похожие на мельничные жернова или на большие круги сыра. Такова была традиция. Другая традиция предполагала, что, если учитель умер в пределах семи дней пути от Каменной Ладони, его следует похоронить на старом кладбище около храма. Поэтому могил здесь совсем немного, если учесть, разумеется, сколько веков существует это кладбище. А Займан погиб во время сражения на реке Кара. Князья Южного Договора решили, что могут претендовать на убрские земли. Они ошибались, разумеется. Ведь убру всегда были верны своим принципам и своему учению. Земля убру могла принадлежать только убру, и, узнав, что враг подступил к их границам, выступили в поход. Однако время для убру было плохое – на это, собственно, и рассчитывали южане – потому что на освященной земле, как убру называли свой край, оставалось очень мало бойцов. Поэтому южане смеялись перед боем и показывали на убрские порядки пальцами. Там было полно седых бород, и среди мужчин видны были женщины с поднятыми едва ли не до бедер юбками. И эти обнаженные, белые ноги, мелькавшие среди кожаных штанов, заправленных в короткие сапоги, уже не только веселили южан, но и распаляли – в их краях увидеть такой срам было невозможно. Но они зря смеялись. И вожделению их не суждено было излиться в лона побежденных убрских женщин. Это был третий поход южан на север, но они, разумеется, не знали, чему учит древняя традиция. Ни один южанин не вернулся домой. Они все умерли на берегах узкой степной реки, почти пересохшей от летнего зноя и к началу осени неспособной уже напоить две армии. Их убивали во время сражения и после него, настигая в степи бегущих и не слушая мольбы лежащих. Но победа досталась дорогой ценой. Там, на берегу Кары, с убрской стороны границы, появилось большое кладбище, где лежит половина тех, кто пришел, чтобы отразить южную волну. Там лежат старики и юнцы, мужчины и женщины, но Займана там нет. Его ученики совершили невозможное, они забальзамировали тело учителя на месте, потратив на это вечер и ночь после боя, и доставили на Каменную Ладонь за шесть дней, хотя даже быстрые всадники – одвуконь – проходят это расстояние за десять дней. Так говорит легенда. А как было на самом деле, теперь, спустя полстолетия, помнить, верно, уже некому. Однако, как бы то ни было, Займан сын Оби по прозвищу Стрелок похоронен на маленьком кладбище на указующем персте Каменной Ладони. Карл прошелся среди могил, постоял у камня Ишеля, пожалел, глядя на темно-зеленые кроны кедров, что нет здесь могилы Нагума, и, подойдя к тому месту, где лежал Займан, сел прямо на землю и, прикрыв глаза, «пошел по ступеням». На третьей он «встретил» их всех, такими, какими сохранила их облик его безупречная память. Он долго смотрел им в глаза, каждому по очереди, и думал о том, что, если верны традиция убру и их учение, сохранившие в себе многое из того, что уже давно забыто другими народами, то у его души вскоре будет возможность «поговорить» с ними, как равной с равными. Но сейчас они были не равны. Он был жив, а они – нет, поэтому, вспомнив друзей, Карл «спустился» обратно и снова посмотрел на круглый светлый камень. «Откуда взялось здесь озеро?» – спросил он Займана в то утро. «Здесь сражались боги», – просто ответил учитель. «Там, где пролита кровь богов… – Снова вспомнил Карл слова древней песни. – Там где боги разили богов». Оставалось только гадать, кто и за что проливал здесь свою – разъедающую даже камни – кровь. Не сохранилось об этом ни песни, ни рассказа, и достоверного известия не дошло до наших дней. 5 За спиной раздались тихие шаги. Человек ступал мягко, чтобы не потревожить ни покоя этого места, ни предавшегося в виду могилы размышлениям или молитвам Карла. Но он, вернее, она и не пыталась скрыть своего присутствия. Захочет Карл, заговорит, не захочет – шаги так же тихо унесут женщину прочь. – Почему вы пришли? – спросил Карл, не оборачиваясь. Возможно, невежливо начинать так разговор, но Карл спросил, и Виктория его поняла. «Ну, на то она и Видящая, не так ли?» – Потому что вы позвали. – Естественно, Виктория имела в виду не то, что, оставив всех остальных спутников Карла, пировать на берегу священного озера принесенными из Сдома дарами Великого Мастера Кузнецов, она подошла сейчас к нему, а то, что случилось то ли несколько мгновений, то ли несколько дней назад в зале Врат. – Вы услышали. – Карл не спрашивал, но Виктория снова поняла именно так, как следовало. – Очень странное ощущение, – сказала она через мгновение, потребовавшееся, чтобы сесть рядом. – Не голос, не чужая мысль, вторгающаяся в твои мысли. Вы понимаете? – Она замолчала, но ненадолго. – Чистое знание, так, пожалуй. Просто вдруг узнаешь, что кто-то нуждается в твоей помощи. Не призыв и даже не зов. – Как думаете, Виктория, – ее ответ был интересен сам по себе, но недостаточен, – кто-нибудь еще меня услышал? – Несомненно, – неожиданно улыбнулась Виктория, и хотя Карл этой улыбки не увидел, он ее услышал и тут же представил так ярко, как только могло ее воссоздать его не знающее границ воображение. – Вы сделали это в первый раз? – Да, – кивнул он. – И даже не знал, что сделал. – Великолепно! – Еще шире улыбнулась Виктория, которая, как показалось Карлу, полна была сейчас чистого, почти детского восторга. – Что именно? – спросил он, поражаясь и одновременно радуясь такой реакции. – Неужели, вы еще не поняли, Карл? – Подняла в удивлении брови волшебница, не отпуская улыбки, делавшей ее еще прекраснее. – Вы же умный, Карл! Как так возможно, что вы не хотите понять такую очевидную вещь? – Не знаю, – пожал он плечами. – В последнее время я начал сомневаться в остроте и живости своего ума. – Постойте! – Нынешний разговор живо напомнил Карлу другой разговор, произошедший всего несколько дней назад, или это случилось намного раньше? Тогда он обсуждал с Мартом проблему рефлетов, и Карл раз за разом отказывался признать очевидное. «Очевидное!» Если посмотреть сейчас беспристрастно на то, как открывались в нем – все до одной – странные и чуждые людям способности к темным искусствам, следовало признать, что знание, осознание, понимание приходили лишь после того, как он воспользовался уже очередным темным Даром. Все это происходило как бы случайно, по надобности или без видимости таковой, но только не намеренно. И означать это могло только одно. И ведь он уже размышлял о такой возможности в Сдоме! И в Мотте думал о том же. «Природная магия… Магия стихий…» – Я понял, – сказал он молчаливо ожидавшей ответа Виктории. – Возможно, и даже, скорее всего, вы правы, Виктория. Ведь я никогда не умел пользоваться арканами, формулами или чем-то еще из этого ряда просто потому, что никогда этому не обучался. А не учился я магическому искусству только вследствие полного отсутствия у меня Дара. Во всяком случае, никто и никогда не нашел у меня даже искры такого таланта, какой есть у вас или у Анны. Я просто делаю что-то, когда обстоятельства меня принуждают, а почему и как, не знаю. – Просто делаете… – Я вам уже говорил, что я не бог, – усмехнулся Карл, припоминая давний уже разговор на эту тему. – И вы можете это доказать? – усмехнулась в ответ Садовница. – Несомненно, – в свою божественную сущность Карл не верил. Ее не принимали ни его разум, ни душа, ни художественное чувство. На вкус Карла в этом предположении не имелось самого главного, естественной гармонии между содержанием и формой. – Во всяком случае, я могу доказать это от противного. – Отсутствие всемогущества или неведение о наличии оного, – Виктория, по-видимому, тоже помнила тот разговор в отеле ди Руже. – Увы, Карл, но это утверждение ничего не доказывает, потому что и само требует доказательства истинности. – Из меня выйдет никудышный бог, – у него не осталось сил улыбаться, но он все-таки улыбнулся. – Однако я польщен, богом меня еще никто не называл. Вы первая. – Это что-то меняет? – спросила, чуть нахмурившись, Виктория. – Для меня ничего, – пожал он плечами. – А для вас? – И для меня тоже, – все с той же чудной улыбкой в глазах и на губах сказала женщина. – Впрочем, у людей и зверей разные боги. – В самом деле? – О таком Карл никогда не слышал. Если честно, ему вообще не приходило в голову, что у зверей могут быть свои боги. – Да, – похоже, колдунья не шутила. – Только мы не персонализируем своих богов, Карл, как делают это люди и оборотни, и не даем им имена. Мы вообще с ними «не говорим», мы чувствуем их присутствие. – Вы давно уже не зверь, – возразил Карл, обдумывая между тем слова дамы Садовницы. – Возможно, – согласилась она. – Возможно, но тогда, кто я? – Я полагаю, вы человек, – Ответил Карл с улыбкой. – Молодая красивая женщина, умная, наделенная Даром поразительной силы, и очень человечная… Я что-то пропустил? – Человек… Вы, действительно, готовы признать меня человеком?