Метро 2033. Реактор

– И ретивый, – добавила другая.

– Аркадьич! – воскликнул второй мужик. – Ты чего, опять? Позвать позвал, а на столе ничего нет!

Аркадьич виновато потупил взор.

– Ничего, мы ему щас поможем. Мужик все-таки. Один живет, – сказала одна из женщин. – Санна, пойдем.

И они со второй бабой исчезли в другой комнате. Беременная тяжело присела на лавку в углу. Мужики стали ставить лавки вдоль стола и выставлять на него граненые стаканы и бутыли с мутной жидкостью. На друзей они перестали обращать внимание. Выставив все, мужчины собрались вокруг стола. Наполнив стаканы, они подняли их. Один из мужиков обернулся к беременной и спросил:

– Катюнь, ты ж не против?

Беременная Катюнь кокетливо хихикнула и, закатив глаза, махнула толстой рукой.

– Да пейте уж, чего там.

Мужики, крякнув, опрокинули содержимое стаканов в глотки и зажмурились. Аркадьич, занюхав рукавом, повернулся к Диме и просипел:

– Полезно. Нуклеиды выводит. Будешь?

Дмитрий на всякий случай отрицательно замотал головой. Аркадьич пожал плечами.

– Ну, как хочешь.

Мужики со стуком поставили стаканы на стол и расселись по лавкам. Из кухни тем временем вовсю доносился запах чего-то мясного. Зорин вспомнил, что не ел уже полдня, и желудок его призывно заурчал, во рту появилась слюна. Егор тоже стал принюхиваться.

Между тем сидящие за столом выказывали все возрастающее нетерпение. Один не выдержал:

– Эй, ну скоро там?

– Подождешь, – послышалось в ответ, и крикун замолк.

Через некоторое время из кухни высунулась одна из женщин:

– Мужчины в доме есть? А ну, помогите.

Двое поднялись и проследовали за женщиной. Через минуту они вошли в комнату, неся на руках огромный поднос с наваленными на него кусками мяса. Мужчины поставили поднос на стол, и товарищи смогли рассмотреть то, что на нем лежало.

На подносе большой горой возвышались сваренные в кипятке части человеческих тел – стопы, кисти, голени, предплечья. В отдельной миске были разложены куски поменьше – носы, уши, глазные яблоки. А следом женщины вынесли большой вертел с насаженным на него прокопченным человеческим туловищем.

Плахов выпучил глаза. Его лицо стало белым, по вискам потекли крупные капли пота. Он замотал головой и с усилием вытолкнул мокрую тряпку изо рта. И завыл в голос, не в силах оторвать взгляда от чудовищного пира. Через секунду его тело сотрясли спазмы, и Егор опорожнил желудок прямо на пол перед собой.

Дмитрий от увиденного похолодел. Тело мгновенно стало мокрым от выступившего пота, голову словно сжало стальным обручем. Желудок подскочил в область шеи. Зорин инстинктивно задержал дыхание, но долго находиться в таком состоянии он не мог. Помимо его воли в нос ворвался аромат вареного мяса. Диму замутило и вывернуло прямо на собственные колени. В глазах потемнело, и он обмяк в кресле в глубоком обмороке.





Глава 11. Пленники общины




Последующие два часа Зорин и Платов провели словно в кошмарном сне. Каждый раз, поочередно выныривая из небытия, они лицезрели перед собой пьющих, жующих и веселящихся каннибалов. Про них словно все забыли, не обращая абсолютно никакого внимания. Однако их посадили во главе стола, словно специально для того, чтобы несчастные не упустили ни одной детали этого чудовищного пиршества. Открывая глаза, Дима видел обглоданные пальцы, стопы, текущий по бородам и грязным лицам жир. Его несколько раз вырвало, однако это никоим образом не помешало продолжению трапезы. То же самое творилось и с Егором. В конце концов они опустошили желудки полностью, и их просто сотрясали рвотные позывы, истощая и без того находящиеся на пределе силы.

Наконец все было съедено и выпито. Женщины убрали со стола, и друзья получили возможность отдохнуть от этого ужасающего зрелища. Гости, как того и требовали правила вежливости, некоторое время посидели за столом, разговаривая друг с другом о том о сем, а затем начали расходиться.

– Жду вас завтра! – крикнул им вслед хозяин и пошел в комнату. Его слегка покачивало от выпитого. Дмитрий наблюдал за ним в безразличном отупении. Грязный костюм химзащиты кисло вонял рвотой, связанные руки и ноги успели затечь и немилосердно болели. Зорин поднял голову и вяло спросил:

– Зачем?

Аркадьич остановился на полпути в кухню и обернулся.

– Чего – зачем?

Дима кивнул на стол, на себя, на Егора, который отрешенно смотрел в пустоту.

– Вот это все – зачем? Мы здесь зачем?

Аркадьич присел на лавку. Некоторое время он пьяно смотрел на пленника.

– Понимаешь ли, друг мой ситный. Завтра у нас праздник большой будет, в связи с особым угощением. Как ты, наверное, понял, главное угощение – это вы.

Егор нервно дернулся. Аркадьич недовольно поморщился.


– Да не парьтесь вы, расслабьтесь, подумайте о прошлом. Смиритесь, вы не первые здесь сидите. Были и посильнее, и попроворнее. Тоже дергались, грозились, купить пытались. А в итоге где оказались? В очке, на заднем дворе. Ну, конечно, после некоторой переработки. – Аркадьич хохотнул над очередной удачной собственной шуткой.

– А здесь вы, мил-человеки, чтобы нас повеселить да и самим подготовиться. Как? Сейчас объясню. Тут у нас все по-научному, не смотри, что лапти деревенские. Когда скотину забиваешь, она, знаешь ли, пугается не в меру. Неподготовленной скотина оказывается к смерти своей. Стресс, адреналин всякий выделяется. И представляешь, мясо после этого горчить начинает. Есть, конечно, можно, но все-таки. А однажды посадили мы за стол с нами одного, так, поиздеваться перед готовкой. Тот тоже дергался, блевал, орал что-то, а потом вот с таким же, как у тебя сейчас, взглядом сидел, – Аркадьич кивнул на Егора. – Тихонько так сидел, а взгляд пустой-пустой. А как мы его приготовили да попробовали, так и обалдели. Мясо мягкое, вкусненькое. – Аркадьич причмокнул и зажмурился. – Мы потом так много раз делали, всегда срабатывало. Ты вот сейчас что ощущаешь?

Дима, сидевший все это время с опущенной головой, не шелохнулся, добитый услышанным.

– Правильно, – продолжал Аркадьич. – Пустоту ты ощущаешь. Отчаяние и безысходность. Отличное сочетание. Именно то что надо. А почему? Адреналин у вас кончился. Ну, и остальные ненужные, как их, эти… Ну, вещества, короче. А сейчас я вас отвезу в другое место, там вы «домаринуетесь» до конца.

Аркадьич еще раз внимательно оглядел Зорина. Потыкал то там, то здесь пальцем. Потом подошел к Плахову. Тот при приближении садиста попытался отодвинуться и тихонько завыл. Дима понял, что еще немного – и его друг окончательно и бесповоротно съедет с катушек.

– Да, редкой упитанности экземпляры. Давненько у нас таких не было. Нам, знаешь ли, самим иной раз есть нечего, а уж скотина тем более зачастую впроголодь сидит. Худющие, только на холодец и годны. Да ты и сам сейчас все увидишь. А вас там, в Томске, хорошо кормят. Надо бы к вам как-нибудь наведаться.

С этими словами Аркадьич взялся за ручки Диминой коляски и покатил его во двор. Возле большого, крепко сколоченного амбара достал из штанов огромный ржавый ключ и начал открывать навесной замок. Наконец он распахнул створки дверей, и на Дмитрия пахнуло тяжелым смрадом человеческих нечистот и давно не мытых тел. Послышались шорох и невнятное мычание. Аркадьич взял длинную железную трубу, стоящую рядом с воротами, и с силой долбанул по висящей в проеме короткой рельсе.

– А ну, твари, по загонам, а то я за себя не отвечаю!

Торопливый удаляющийся шум показал, что угроза возымела действие. В сарае мгновенно воцарилась тишина. Аркадьич заглянул внутрь и удовлетворенно хмыкнул.

– Боятся, суки.

Он закатил Зорина внутрь и поставил коляску посреди амбара.

– Ну, ты тут посиди до утра, с коллективом познакомься. Только сильно ни к кому не привязывайся, все равно это ненадолго. Извини, развязывать не буду. Боюсь, что рельсой тебя не напугать, еще сбежишь. Перед гостями неудобно будет.

Довольно заржав, он повернулся и вышел из сарая.

– Эй, а второго когда привезешь? – крикнул Дима, видя, что Аркадьич собирается закрыть ворота.

– Второй в другом месте ночевать будет, – ответил тот. – А то вас одних оставлять – беды потом не оберешься. Так ведь? Мы здесь не дураки.

Створки ворот захлопнулись, лязгнул закрывающийся замок. Вокруг стало темно, только редкие лучики света проникали внутрь сквозь дыры и щели в стенках сарая.

Дмитрий сидел на коляске абсолютно неподвижно. Увиденное и услышанное сегодня полностью подорвало его моральные и физические силы. Мозг, казалось, сжался до размеров маленькой горошины и спрятался в самом дальнем уголке черепа, боясь пошевелиться. Не было ни мыслей, ни желаний, ни стремлений. Сейчас Зорин ощущал себя именно той пустой оболочкой из мяса, о которой только что говорил ему Аркадьич.

Тем временем пространство вокруг него постепенно оживало. Послышались шорохи, робкие шажки и бормотание. Из темноты начали выступать тощие сгорбленные фигуры. Они обступили Диму и молча стали разглядывать нового соседа. Дмитрий в свою очередь поднял голову и начал равнодушно рассматривать их.

Окружающие его особи (а людьми назвать их было трудно) могли бы вызвать у Зорина жалость, если бы не его собственное положение. Худющие тела были покрыты слоями грязи вперемешку с фекалиями. Многочисленные ссадины, синяки и гноящиеся раны говорили о суровых условиях местного быта. У большинства во рту не наблюдалось ни единого зуба. И все вокруг – мужчины, женщины, дети – были абсолютно голыми, что, впрочем, никого, по-видимому, не смущало. И у всех был одинаковый взгляд – пустой, забитый, с искорками навсегда поселившегося там страха. Обитатели амбара выглядели относительно молодыми, не старше тридцати лет. Правда, имелся и один старик. Он стоял позади всех и в общую сутолоку не лез. На носу у него была гнутая металлическая оправа от очков, стекла в которой отсутствовали.

Один из пленников осмелел и начал ощупывать ткань Диминого костюма. Лицо аборигена выразило удивление.

– Одежда, – прошептал он, повернувшись к остальным. Толпа возбужденно зашумела и сделала шаг вперед. Теперь по телу Зорина шарили уже десятки рук. На его глазах один из исследователей залез пятерней в застывшую рвоту, зачерпнул ее, принюхался и отправил в рот. Через минуту костюм был буквально вылизан до первоначальной чистоты. Дима выдержал эту процедуру, сидя с закрытыми глазами. За этот день он уже устал удивляться и ужасаться. Несколько местных попытались оторвать от костюма рукава и капюшон, но крепкая прорезиненная ткань выдержала насилие и не поддалась.

Закончив с костюмом, аборигены переключились на самого Зорина. Грязные пальцы начали ползать по его лицу, залезли за шиворот. Один схватил Диму за щеку и начал больно трясти из стороны в сторону.

– Толстый! – проговорил он.

– Еда. Вкусно, – пустил слюну другой и вцепился Зорину в правое ухо, но из-за отсутствия зубов только обсосал его.

Сквозь толпу пробрался старик в очках. По-видимому, он был здесь вроде старосты.

Оттолкнул самых бойких и грозно сказал:

– Нельзя, – и ткнул пальцем в сторону ворот. – Хозяин, – ударил старик кулаком по ладони.

– Ну-у-у… – заканючил один и протянул грязную лапу к Дмитрию.

Старик размахнулся и несильно ударил попрошайку по лицу. Впрочем, тому этого хватило. Упав на загаженные опилки, он прижал руку к ушибленной щеке и, скуля, отполз в сторону. Остальные подались назад.

– Нельзя! – отрезал старик, глядя на них. Толпа недовольно начала расходиться. Староста, видимо, чтобы не смущать местное население, взялся за ручки коляски и откатил Зорина в дальний, темный угол. Дмитрий болтался в кресле, как привязанная кукла. Поставив коляску спинкой к стене, старик присел рядом на деревянный чурбачок. С минуту сидел неподвижно, разглядывая новичка.

– Вы, молодой человек, их не бойтесь, – неожиданно четко и вежливо сказал он. – Они так-то безобидные. Боятся всего, так что без разрешения ничего вам не сделают. Скот, что тут сказать.

И горестно вздохнул. Зорин от удивления вылупился на него. Старик заметил этот взгляд и усмехнулся.

– Что, удивляетесь, что я не такой, как эти? – он кивнул в сторону бесцельно бродящих вокруг людей. – Ничего удивительного. Родились, как скот, выросли, как скот. Ничего, кроме этого амбара, и не знают. А я здесь вроде смотрителя. Я ведь родился еще до Апокалипсиса, как вы сами, наверное, поняли. Жил здесь с самого рождения. После Конца помогал хозяйство восстанавливать, одним из старейшин деревни был. А потом Силантьевы этой непотребщиной заниматься начали.

Видно было, что старик получал удовольствие от общения с кем-то, близким по интеллекту. Заполучив благодарного слушателя, который, судя по всему, еще не знал рассказываемой истории, дед прислонился спиной к стене и продолжил, глядя в пространство:

– Мы ж сначала всерьез их не восприняли, думали, люди с голодухи дуркуют. А потом, как народ пропадать начал, спохватились, да поздно. Ванька всю свою родню по общине собрал, да еще несколько домов к ним присоединилось. Попытались против них выступить, так они сразу особо ретивых вилами положили, а остальных связали и заставили смотреть, как они тех жрали. Многие тогда с ума посходили. А потом заперли нас в сарай, на развод, так сказать. Это Ванька тогда придумал людей, как скотину, разводить. «Продовольственная реформа», – все говорил. Ну, его, как самого башковитого, председателем и назначили.

Старик на некоторое время замолчал, снова переживая события прошлых лет.

– Поначалу, конечно, бунтовать пытались. Наиболее активные что-то вроде подполья образовали, планы строили. Только в сарае-то, думаете, что-нибудь утаишь? Вычислили их, родненьких, да и съели в ближайший праздник. Не помню, вроде на Первомай? Помню, что весна была. А что ты смотришь? Они хоть и нехристи, а праздники-то помнят и чтят. Так о чем это я? А, так вот, съели подпольщиков, как повелось, на глазах у остальных. А те, как посмотрели на все это, последние силы потеряли. Смирились, отчаялись. За неделю в скотов превратились, страшно вспомнить. Вроде только недавно были люди как люди, а теперь сидят, глаза пустые, и жрут, и жрут. А между жрачками сношаются. Ну, чистые животные. Потом и дети пошли. Сюда-то молодняк и отсаживают, как от титьки оторвутся, а старики в другом сарае сидят. Поэтому здесь все такие дикие, знают только несколько слов: «жрать» да «хозяин». Больше-то и не надо.

За стеной сарая послышался еле заметный шум, словно кто-то скребся снаружи. Дима насторожился, прислушиваясь. Спустя некоторое время шум повторился. Зорин осторожно, чтобы старик не заметил, повернул голову. В щель между досками он заметил мелькнувший маленький силуэт, тщедушный и голый. Потом в просвете появилось уродливое безносое лицо. «Голлум?» – с удивлением узнал Дмитрий. Что он тут делает? Зорин быстро взглянул на своего собеседника – не заметил ли тот что-нибудь. Однако старик сидел по – прежнему, закрыв глаза и ничего не замечая, полностью погрузившись в собственные воспоминания. Что-то в том, как он рассказывал свою историю, не нравилось Диме. Дед словно ностальгировал по тем событиям, и воспоминания приносили ему удовольствие. И в том, что старик сдаст его при малейшей попытке к бегству, у Дмитрия не было никаких сомнений. Чтоб поддержать старика в мечтательном состоянии, он спросил: