Метро 2033. Сетунь

– Ты бы душ приняла, что ли? Ты когда последний раз мылась? – буркнул он.

– Не твое дело, – огрызнулась та. – Может, я воду экономлю.

Впрочем, немного погодя девушка все же отсела чуть дальше.

Еще здесь был средних лет мужчина с бледным лицом. При взгляде на него Михаил решил, что он явно чем-то болен, но держится бодро. Бледный подвинул Михаилу табурет – тот опустился на него, вдруг ощутив, как же он устал. А может, ноги подкосились от волнения, он ведь и не надеялся тут кого-то встретить, хотел просто присмотреть убежище на будущее.

– Ну здравствуй, Миша! – проговорил дядя Гена, внимательно изучая его. – Откуда, какими судьбами? Вот видишь, как встретиться-то довелось – не думали, не гадали. Все профукали, гады, до чего довели… – И он смачно выругался, не обращая внимания на женщин. – А ты прям как с неба свалился – где ж ты был все это время?

Остальные словно бы слегка расслабились – Устинья, кажется, тоже узнала его, по крайней мере глядела внимательно. А Гарик подошел и обнял, потрепал по плечу – он и прежде был общительным, хотя чувства свои так бурно не выражал.

– Ну ты даешь, старик! Ты крут! – только и сказал он. Федор же только кивнул – кажется, он не разделял всеобщей радости.

– Нет, это просто чудо какое-то, – воскликнул бледный с излишним, на взгляд Михаила, восторгом. – Мы думали, снаружи уже давно никого из живых не осталось. А если остались, то только такие… – Он выразительно покрутил пальцем у виска.

– Наш спаситель – Антон, – представил его дядя Гена.

– Ну уж и спаситель, – смутился тот. – Помогаю в меру сил поддерживать существование, осуществляю, так сказать, продовольственное снабжение. Сейчас вот приболел.

– Ну рассказывай, откуда свалился на нашу голову, – тепло улыбнувшись, поторопил Гарик.

– Из метро, – сказал Михаил. – Я с Киевской дошел.

На лицах окружающих читалось искреннее изумление, только дядя Гена, казалось, не слишком удивился.

– Следовало ожидать, что спасаться будут в подземке, – сказал он. – А кто не успел – сам видишь.

Михаил огляделся. В сущности, это был обычный подвал, который кто-то попытался приспособить под бункер. Окна были заложены кирпичами, пол кое-где выстелен досками, несколько отсеков были отделены деревянными перегородками.

– Ты уж извини, парень, что мы так с тобой, – сказал один из тех, кто скрутил его у входа и чьего имени Михаил не запомнил. – Осторожность прежде всего.

У мужика было простое усталое лицо, Михаил охотно пожал протянутую ему руку.

– Ну расскажи, как там, в метро, сколько народу? – впился взглядом дядя Гена. И внимательно слушал Михаила, кивая каким-то собственным мыслям.

– Когда все началось, нам в метро бежать было нереально, а многие даже не поняли, что происходит, – сказал он потом. – Мы сюда-то еле успели. Раньше нас больше было. Но, сам понимаешь – естественная убыль… Кто-то от стресса умер, кто-то от нехватки лекарств, кто-то дозу успел схватить. Здесь явно до нас потрудились – сделали запас еды, воды, даже средства индивидуальной защиты приготовили. Но кто бы это ни был, в нужную минуту сюда он не успел. А я кое-что ремонтировать раньше здесь помогал, у меня ключ от подвала был. Но сперва, конечно, тут такое творилось. Во-первых, нас чуть блохи всех не сожрали в первые дни. Этим паразитам, видно, даже радиация нипочем, возрадовались, что столько еды вдруг привалило. Небось не могли понять, по какому поводу банкет – раньше-то тут в основном кошки да крысы обитали. Еле-еле удалось извести гадских кровососов. И потом, конечно, когда запасы кончились, туго сперва пришлось.

Михаил вспомнил – ему рассказывали, что дядя Гена пенсионер такого ведомства, где все обязаны все знать. Оттого он и сообразил, куда бежать. И прихватил с собой, судя по всему, тех, кто первым под руку попался. А тот что-то продолжал рассказывать про генератор, с которым тоже пришлось повозиться. И о том, что бензин сливают из баков автомобилей, а их поблизости не так уж и много, и скоро это станет проблемой. И что они думали уже, как сделать печку, но ведь тогда столб дыма будет виден далеко вокруг – и не явились бы сюда какие-нибудь незваные гости. Один раз добытчики уже видели странное существо, похожее на человека, но передвигавшееся на четвереньках. Кто его знает, сколько еще таких бродит вокруг?

– Однако, что ж мы сидим, – спохватился старик вдруг. – Гуля, накроешь?

Гуля без единого слова скрылась куда-то и вскоре появилась вновь, неся несколько банок консервов и кастрюлю с кашей. Дядя Гена потер руки:

– Устроим пир в честь гостя.

Михаил так и не понял, что это была за каша, но пахла она вкусно – особенно когда ему плюхнули в миску кусок тушенки в белом жире. Врач жадно накинулся на еду.

– Кушайте на здоровье, – приговаривал тем временем дядя Гена. – Эти консервы хоть сто лет пролежат – и ничего им не будет.

Михаил был даже озадачен таким теплым приемом. Казалось бы, обитатели бункера вовсе не должны радоваться лишнему рту. Но, как выяснилось, у дяди Гены были далеко идущие планы.

– Так ты из метро-то совсем ушел? Или так, прогуляться вышел?

– Сложно, – сказал Михаил. – Я бы совсем ушел, только я там не один. Я с Ланкой.

– Так в чем проблема? Приходите вместе.

– Ей рожать скоро, – откровенно сказал Михаил. Глаза дяди Гены вспыхнули интересом. Устинья едва заметно скривилась.

– Беда-а! – протянул дядя Гена. – Когда родит, младенца не понесешь сюда. Да и женщину беременную я бы поостерегся из метро тащить по поверхности на такое расстояние. Тогда уж сам смотри. А только не прими за обиду, но при родах всякое бывает. Тем более теперь, когда и условий-то никаких. Ребенок, прости старика за откровенность, может и не выжить. Светочка крепким здоровьем, помню, не отличалась, бедная девочка.

– Посмотрим, – просто ответил Михаил. Ему казалось, он видит старика насквозь. Тот явно понимал, что снабжающий их продовольствием Антон недолго еще протянет. В лице Михаила нашлась бы ему хорошая замена, потому что один из доставивших Михаила в бункер добытчиков тоже явно был уже болен. А сидящие за столом двое парней, судя по всему, ни на что особо не годились, и старик небось сто раз пожалел, что притащил их сюда с собой.

– Пока мне надо вернуться, – сказал Михаил, – но, может быть, через некоторое время… Я ведь даже не ожидал, что вас здесь найду, думал, приду – и нет никого, одни мертвые.

Дядя Гена вздохнул.

– Чего ж явился тогда? – устало проронил он. – А впрочем, понятно. Чего и спрашивать. Потянуло на дом родной посмотреть. Ладно, приходи, как сможешь. Ты ж вроде в медицинском учился? Врач-то нам ой как нужен. Только бы зиму пережить. Ноги у меня не ходят почти – беда. И собаки эти наверху. Приходят, скулят, но не пускать же их сюда. Самим скоро есть нечего будет. Да и потом, эти собаки – уже не те, что прежде. От них лучше подальше держаться.

– Это вы о чем? – уточнил Михаил. Впрочем, кажется, он и сам уже понимал – о чем.

– Да ты подумай – вот остались они без хозяев. Сбились в стаю. А кормить-то их уже некому. А вокруг-то – трупы валяются. Как думаешь, что они тут ели все эти месяцы? То-то. Наших ребят-то они, вроде, знают и не трогают, но кто их разберет. Все когда-нибудь в первый раз бывает. Думаю, если кто посторонний придет вдруг, они его и порвать могут.


– Меня сперва тоже чуть было не порвали, – сказал Михаил. – А вы думаете, сюда могут и другие наведаться?

– Почему нет? Ты вот пришел, может, и еще кто придет. Может, уже приходили, да на собак нарвались. Конечно, про бункер люди не знают, но если вдруг кто мимо пойдет, может следы увидеть.

Михаил подумал, что насчет «переживем ли зиму» старик явно прибедняется – наверняка позаботился о том, чтоб запасы сделать, гоняя наверх безотказного Антона и двоих добытчиков. Дядя Гена, несмотря на кажущуюся немощь, явно был идейным вдохновителем и организатором, ненавязчиво руководившим жизнью бункера.

Они поговорили еще немного и Михаил посоветовал дяде Гене, что принимать, чтоб облегчить боль, хотя и понимал, что старость не лечится.

– Пора мне обратно, – спохватился он наконец, – надо успеть до рассвета, иначе хватятся. Ну, вы держитесь. Кто знает, может, и вернусь – с Ланкой вместе.

– Особо-то не задерживайся, старик, если соберешься, чтоб хоть кого из нас в живых застать, – хмыкнул Гарик.

– Будем ждать, – эхом отозвалась Устинья, прежде едва замечавшая его при встрече.

– Думаю, излишне просить тебя, чтобы ты о нашем убежище не распространялся? – словно бы мимоходом бросил дядя Гена.

– Никому ни слова, – твердо сказал Михаил. – Понимаю, не маленький.

Как только он вышел наружу, к нему вновь, скуля и визжа, кинулся Мальчик.

– Я скоро вернусь, друг, – бормотал Михаил, гладя его по спине, почесывая за ушами. – Ты только дождись меня, ладно? Я тебя подлечу, лохматый, ты только постарайся пережить зиму.

Сердце у него щемило, словно Мальчик и впрямь понимал его слова. Это было даже хуже, чем в прежней жизни врать родителям. Но тут Михаил вспомнил, что говорил о псах дядя Гена, и внутренне содрогнулся. Может ли быть, чтобы собаки, уже отведавшие человеческого мяса, все же делили людей на своих и чужих? Но он не мог относиться к Мальчику как к хищнику, в конце концов, в том, что случилось с псами, виноваты были сами люди.

Обратный путь дался куда тяжелее. Михаил ощущал, как свинцом наливаются ноги, дышать в противогазе становилось все труднее. Вскарабкавшись вверх, к Мосфильмовской, куда пес уже не решился его провожать, он так устал, что впору было возвращаться обратно, в бункер. И эта мысль, что греха таить, показалась ему соблазнительной. Но он тут же одернул себя – а как же Ланка? Нет, можно было, конечно, остаток ночи и весь следующий день пересидеть в бункере, а на следующую ночь вернуться в метро. Но он рисковал навлечь на себя подозрения – начальник станции не дурак и вряд ли поверит, что он решил провести день в одной из пустых квартир. Да и Ланку надолго оставлять опасно. Кто знает, на что решится оголтелое бабье – обстановка до того накалилась, что любая мелочь могла спровоцировать самосуд. Представив себе на миг такую картину, Михаил даже головой замотал. Но что делать? Летать он, увы, не умел, а пешком не дойдет, рухнет на полпути от усталости. Настанет день, и палящее солнце изжарит его как цыпленка табака. Положение казалось безвыходным, и тут он вдруг уставился на застывший на проезжей части «Вольво». Машина была пуста, дверца призывно приоткрыта, ключи торчали в замке зажигания. Михаил попытался завести машину, и это ему почти удалось, мотор зафырчал было, но, кашлянув несколько раз, умолк – и кажется, уже навсегда. Тогда Михаил вылез и принялся осматривать другие автомобили. Сначала он обходил те, где за стеклом виднелись останки, но потом перестал церемониться. Сочтя красную «Ауди» подходящей для своих целей, он вытащил труп прежней владелицы и положил на обочине.

– Прости, – сказал он мертвой девушке, – но тебе машина уже ни к чему. Мне она нужнее.

И все же на душе было нехорошо, словно он разрыл могилу, чтобы ограбить покойницу, лишив ее последнего пристанища. Но хоронить ее не было ни времени, ни сил. Да и вокруг лежало столько непогребенных, что это уже ничего не меняло. Михаил для очистки совести произнес короткую молитву, неумело перекрестился на видневшиеся вдали, за рекой, купола Новодевичьего. «Справа налево», – вспомнилось ему. Нет, он не верил в бога и сам не знал, зачем это сделал, но ему почему-то стало спокойнее.

«Пережитки прошлого, – подумал он. – Придется от многого отвыкать теперь. От прежней жизни осталось много лишнего – вот эти вот муки совести, например. И если вовремя не избавиться от них, то в новой жизни места не найти, теперь другие правила. Придется или приспособиться, или погибнуть».

Мотор завелся, и Михаил осторожно поехал вперед, к Бережковской набережной – дорога шла под уклон и пришлось включить фары, чтобы в темноте не врезаться в какой-нибудь еще автомобиль. Объезжая застывшие машины, Михаил думал – интересно, видит ли его сейчас кто из добытчиков с других станций, а может, с той же Киевской, и если видит, то что думает? Не исключено, что после этой ночи по метро начнут ходить рассказы о призрачном автомобиле с мертвым водителем за рулем. Эти мысли так отвлекли его, что уже подъезжая к Киевской, он все же врезался в огромный черный джип. Отделался лишь легким испугом и шишкой, а вот обе машины были помяты. Он хихикнул, представив себе, что сделал бы с ним хозяин джипа в прежней жизни. И не без сожаления вылез из покореженной «Ауди». Свою службу она сослужила – доставила его почти к цели. И он на прощание ласково похлопал ее по капоту. Следовало еще завернуть куда-нибудь в поисках еды. Михаил явился на станцию уже на рассвете.

– Чего так долго, – поинтересовался начальник, с удовольствием рассматривая добычу. Он попросил Михаила рассортировать лекарства – часть следовало отдать в лазарет, а более редкие оставить для обмена с соседними станциями.

– С дверью в квартиру провозился, никак не открывалась, – посетовал Михаил. – Одному-то тяжело.

Но с этого времени настроение у него стало чуть лучше, и казалось, его бодрость загадочным образом передалась и Ланке, хотя он и ей ничего не рассказал. Просто намекнул, что может, они со временем переберутся куда-нибудь с Киевской.

– Господи, что же я натворила? – однажды сказала она. – Ты так обо мне заботишься. Я же всегда в глубине души знала – лучше, чем с тобой, мне ни с кем не будет. Мы могли бы быть вместе, а теперь…

– А что – теперь? – спросил он.

– Я все испортила. У меня будет ребенок, и ты…

– Ну и что – ребенок? Значит, у нас будет ребенок.

Про себя же он подумал – в таких условиях чудом будет, если ребенок родится живым.

– А кто он, Лана? Кто отец? – спросил он, надеясь, что хоть теперь она скажет. Но Ланка сразу опять замкнулась. И все же она как-то больше стала интересоваться окружающим, однажды даже соизволила подежурить по кухне, чем немало удивила Аллу.

Михаил начал было надеяться, что все обойдется. Он упрашивал Ланку:

– Будь попроще, постарайся с кем-нибудь подружиться. И выкинь ты куда-нибудь свои камни, кости предков эти, а то люди косятся.

– Как ты не понимаешь. Миша, – говорила она. – Люди меня не любят, я же чувствую. А эти камешки – я беру их в руки, и словно бы они мне сил придают.

Роды у Ланки начались внезапно. Ночью Михаил проснулся оттого, что она толкала его в бок.

– Миш, больно, – выдохнула она.

– Какая боль? Схваткообразная? – спросил он, торопливо ощупывая ее живот. Почувствовал, как она напряглась, потом выдохнула. – Потерпи, так и надо. Давай до лазарета дойдем, пока ты всерьез рожать не начала.

– Миш, я не могу, – хныкала Ланка.

– Постарайся уж! – прикрикнул он. Про себя он молился, чтобы все прошло без осложнений. Поддерживая ее, помог добраться до подсобки, в которой был оборудован лазарет, устроил на железной кровати, покрытой матрасом в пятнах и застиранной серой простыней, и разбудил спавшую медсестру.

– Чего ж ты – другого времени выбрать не могла? – недовольно ворчала та. Ланка стонала, пытаясь лечь поудобнее. Михаил сидел рядом и думал, как быть, если что-то пойдет не так. С тоской вспоминал прежние времена, когда были и больницы, и инструменты, и лекарства. Тех, что сейчас находились в его распоряжении, явно не хватало. Ладно хоть обезболивающего пока было достаточно, об этом он позаботился во время вылазок на поверхность. И когда Ланка начала особенно громко стонать, сделал ей укол. Впрочем, кажется, укол не особо помог.

– Тужься! Дыши, – недовольно прикрикивала на роженицу пожилая медсестра, которой хотелось спать.

И наконец, младенец появился на свет – красный, сморщенный. Медсестра приподняла его за ногу, шлепнула по попе, и лазарет огласил рев.

– Мальчик, – одобрительно сказала медсестра. – Ой, а что это у него?