Метро 2035: Эмбрион. Слияние

После этого сторожа пришлось задушить. На всякий случай, чтобы не сболтнул лишнего – кто приходил, сколько, что взяли.

Тачки, хоть и складские, на маленьких колесах, нашлись недалеко от входа. После этого оставалось только выбирать комплектующие – Кнутов придирчиво осматривал их, но без тестера проверить, конечно, не мог – и грузить на тележки.

– До Гнезда дотянут, а дальше и не нужны, – с сомнением покрутив колесики, заметил он. Мысленно. Вслух питомцы говорили только с посторонними, там уж деваться некуда.

Обратная дорога была проще – выйти на Ленинский проспект и идти себе до ДК Кирова, не заблудишься. Там они свернули на дамбу и уже готовы были подняться вверх, как начались ненужные встречи.

Первым попался на глаза странный человек в цветастых шортах и футболке, словно вышедший отдохнуть на пляж. Образу немного мешал автомат на ремне, который человек успел даже вскинуть, но Кнутов выстрелил первым. Пляжник, нелепо взмахнув загорелыми руками, упал.

– Зря только нашумели, – подумал один из питомцев, проверив убитого. – Ничего нет. И магазин пустой, просто пугал. Видимо, сумасшедший.

Безумными априори считались все люди, но этот мужичок переплюнул остальных с запасом: раз с оружием – ты угроза, а пугать здесь некого.

Насчет шума угадали верно: уже на подъеме возле мрачного здания строительного института навстречу показался усиленный патруль военных. Человек десять, на вид серьезные ребята. Та же амуниция, что и у недавно убитых перед Чернавским мостом, – броники, шлемы, автоматы. Только вот спрятаться от них с тележками не удалось, да и прыти у патруля было больше, чем у погибших.

– Генерал-майор Рудаков, – невнятно из-за глухого шлема представился один из военных, явно начальник – вон как остальные смотрят. – Вы стреляли? Кто вы есть, мародеры?

Он окинул взглядом питомцев, потом тележки и в конце повернулся к Кнутову. Остальные бойцы держали питомцев на прицеле, хотя и те отвечали им взаимностью: одно резкое движение, и здесь почти все полягут.

– Майор Кнутов, спецлаборатория ФСБ, – как можно более солидно представился питомец. – Выполняем особое задание руководства.

Генерал помолчал, потом негромко хмыкнул:

– У тебя документы какие-нибудь есть, сосед? На слово во всем этом раздрае, знаешь ли, поверить сложно…

Кнутов собрался было ответить, но посмотрел в сторону и замер: мимо двух ощетинившихся стволами групп прогулочным шагом шел невзрачный паренек. Или мужчина? Возраст определить совершенно невозможно: лицо с каждым шагом менялось, становясь то старше, то совсем юным.

– Мое почтение, – вежливо сказал прохожий и приподнял черную бейсболку с эмблемой какого-то футбольного клуба. Так только в кино про начало прошлого века здоровались, вот же фигляр!

Генерал от удивления тоже онемел. Прохожий между тем надел бейсболку на голову, скрыв пряди совершенно седых волос. При этом щетина на щеках – антрацитово-черная. Странный персонаж.

– Храни вас Господь во всех добрых начинаниях, – приторным голосом старушки из церкви сообщил мужчина – все-таки не пацан, вблизи заметно, да и басит заметно – и ушел в сторону общежитий строительного института. Никто почему-то не сделал ни малейшей попытки его остановить.

Растерялись? Возможно, и так.

– Охереть… – сказал наконец генерал. – Тут война, понимаешь, ядерная. А всякие бродят, аж зло берет. Так что с документами, майор?

– Нет. Ни единой бумажки с собой нет, – откликнулся Кнутов. Он не удивился прохожему, но как-то не по себе стало.

– Тогда так… – генерал-майор махнул рукой, – тачки здесь оставляете, а сами с нами. На Базу до выяснения.





* * *


Дервиш остановился между домов и обернулся, со скорбью глядя на вынужденных противников. Про него уже все забыли, а он стоял и смотрел, как началась стрельба.

Вот генерал Рудаков, которого не спасла вся его власть над Базой, упал с простреленной Кнутовым шеей. Вот один из питомцев – быстрые они, очень быстрые! – несколькими точными выстрелами срезает троих спецназовцев, давая порчам время для стрельбы.

Кнутов получил случайную пулю. Уже и сам выстрелил, и увернуться успел от бойца Базы, решившего взять его живым, а поди ж ты… Пуля оказалась быстрее, хоть и стрелял умирающий военный навскидку. Расцвела вишней на лбу Кнутова, откинула его назад, на асфальт, тем дело и кончилось.

Вдалеке взвыли собаки. Дервиш нервно тряхнул головой, будто освобождаясь от морока: живых военных уже не было, Кнутов и еще один питомец – та самая женщина, потерявшая семью волей Ираиды, – лежали на пыльном асфальте. Мирно так, словно просто устали и решили прикорнуть перед долгой дорогой.

– Прими их души, Вседержитель, и дай им покой вечный в садах райских, – прошептал Дервиш. – Ибо все мы грешны…

Остальные питомцы, не обращая внимания на убитых, перераспределились возле тележек и покатили их дальше, словно ничего и не произошло. Даже проверять не стали, живы ли их сородичи. Будто и так знали. Забрали только оружие и магазины с собой.

Собаки выли все ближе, а Дервиша будто тянуло дальше, на этот раз к цирку. Раз уж ты очевидец и искатель истины, то приходится смотреть на все, что происходит. Ныне, присно и во веки веков.





* * *


Степан Дмитриевич Шелуханов считал себя удачливым человеком.

Здоров как бык. Бабам симпатичен. Умен вроде как – дураком никто не называл, то ли опасались, то ли и правда не за что. И образование получил, хотя в их деревне дальше техникума никто не поднимался, а он – вон дома корочки лежат – политех окончил. На трояки, правда, и не особо престижный факультет, но это все детали.


Кому до них дело?

После политеха отслужил срочную, пиджаком, понятное дело – так звали кадровые таких вот годовасиков. Но честно отслужил, солдатики до сих пор икают небось, если кто выжил. Женился и неожиданно для всех устроился в тогда еще милицию. А что? Место дельное, пистолет и власть кое-какая. В основном над местными отроженскими алкашами и их отпрысками – те редко пили, больше по вене пускали.

Отрожка – это пригород Воронежа, если кто не знает, край географии и место, отмеченное на картах серым. Там можно родиться, прожить жизнь, не выезжая дальше моста на Хмельницкого, и умереть. Так многие и делали.

Сам он здесь не жил, только работал. Участковый – раньше, говорят, призвание было. Уважаемый человек. Шелуханов эту всю муть советского разлива не застал, просто работа, нудная и не особо денежная, если бы не это самое чувство мелкой власти. Форма и пистолет.

Были и другие менты, правильные, некоторые как в кино по НТВ показывали, а он вот такой. Нормальный, в принципе, человек. Не особо пьющий, с редкими и нестрашными заскоками. У всех нечто подобное встречается – как говорится, уголовный кодекс не против.

Степан Дмитриевич любил две вещи: оружие как символ превосходства и все, что связано с викингами. С детства собирал пластиковые фигурки воинов, потом настал черед книг и фильмов, а потом…

Но это уже потом. В этот день он который раз порадовался, что пистолет остался при нем. Тяжеленный табельный «макар», из которого и умеючи попасть в кого-то проблема, тем не менее был куда круче монтировок, ножей и даже раритетных сабель, украденных из музея, которыми сейчас спешно вооружилась шпана. Впрочем, и нормальные люди тоже поняли – законы три дня назад остались в прошлом навсегда.

Теперь один закон – у кого кулак больше.

Ему, как фанату Рюрика и поклоннику Одина, такой расклад был более чем понятен. Хорошо, что не повелся на зазывания Жорки Зинченко уйти на контракт в армию. Знакомство полезное, спорить не о чем, но… Сидел бы сейчас в какой-нибудь норе, сверху начальников тьма и одна привилегия – сдохнуть за родину. А так получилось все правильно, сам себе командир.

Жаль, только жена погибла… Тогда еще, в сам Черный День. Она в аптеке работала в Шилове, а там, говорят, всех сразу накрыло. Взрыв-то рядом был. Вроде не ядерный, чтобы гриб на сто верст в небо, а поменьше. Но тоже с гарантией – он и проверять не стал. Баб вокруг много. И пацанов своих отыскал уже троих, вместе они – сила. Еще бы свое убежище, чтобы зажить по своим правилам, и вовсе ништяк.

Кстати, о бабах – вон одна бредет. Миха сказал, он на часах нынче, пока остальные отсыпались. Сидели они сейчас в офисном здании прямо с видом на цирк – так себе местечко, зато видно кругом хорошо. И беженцев, чтобы ошкурить от лишних вещей, и патрули военных. На последних не нападали, конечно, не враги себе. Военные – ребята суровые.

– Никит, слышь: идет бабец какой-то. С ребенком, правда, но нам же похер?

– Нам-то – да, – проворчал Шелуханов. – И чего, симпатичная?

– Сиськи мощные, а рожу не рассмотрел. Вроде не крокодил. Пошли вниз, пощупаем.

За двумя устало бредущими фигурками наблюдали не только они – сзади женщину догонял Шамаев, уже осознавший свою силу и теперь активно привлекавший людей, чтобы увести за собой. Он выбрал Шиловский лес – там было странно, что-то творилось с безумно растущими деревьями, но почему-то язык радиоактивного заражения плеснул в сторону, сделав заросли почти до завода умеренно безопасным местом.

Там и подземное убежище отыскалось, жить можно.

– Эй, гражданочка! Предъявите…

– …сиськи! – закончил фразу Миха и довольно заржал.

Шелуханов покосился на него: пацан правильный, но дура-а-ак…

– Миха, тебе с твоим юморком на удавкоме цены бы не было.

– Эта чего такое?

– Сайт это в интернете. Впрочем, теперь какая разница. Теперь уже – ничего.

Впрочем, женщине с ребенком было не до жеребячьих шуток. Она остановилась на месте, крепко держа за руку девчушку лет семи с косичками, перевязанными бантами ленточек – синей и красной. Дочка баюкала плюшевого медведя, крепко прижав к себе свободной рукой.

– Что вам надо? – нервно спросила женщина, оглядываясь в поисках помощи.

Шамаев, следивший за ней, решил вперед не лезть. Не успеет он подчинить этих двух верзил, они вон как зло смотрят – скорее застрелят с ходу. Разговора ни ему, ни Дервишу, наблюдавшему за всей сценой со стороны, слышно не было.

Но и так понятная пантомима: вот тот мужик, что крупнее, что-то спросил у женщины. Она мотнула головой, второй верзила заржал, оскалив крупные зубы и запрокинув голову. Вот старший пощупал женщину за грудь, деловито, как лошадь на ярмарке. Она отшатнулась и ударила его в лицо – не кулаком, а так, по-женски, скорее стараясь оттолкнуть или расцарапать.

Приятель старшего перестал смеяться и потянул с плеча автомат, но второй отстранил его и достал нож. Даже издалека видно – не нож, а целый тесак, сантиметров тридцать длиной и загнутый на манер сабли. Где только взял такое чудовище… Но страшен как обычно не клинок, каким бы большим он ни был, а тот, в чьих он руках. Такая вот несложная истина.

Старший спокойно, почти без замаха ударил тесаком женщину в грудь, задержал руку и с явным наслаждением рванул сталь вниз, вспарывая живот. Девочка что-то закричала, когда мать упала, уронила игрушку и наклонилась за ней к асфальту, но старший не успокоился – он с силой ударил ногой снизу, попав в лицо девчушке. Та куклой улетела назад, почти кувыркнувшись через голову, упала и замерла неподвижно. Женщина каталась по асфальту, она уже ничем никому помочь не могла.

– Вот тварь ты, парень, – прошептал Шамаев. Он хорошо запомнил старшего из двух бандитов. При встрече точно узнает, сколько бы ни прошло времени.

– Спаси Господи… – выдохнул Дервиш, но не отвернулся. Стоял и смотрел. Это его тяжкое бремя. Невыносимое. Страшное. Но только его – смотреть и запоминать, раз уж ничего здесь не поделать.

Женщина билась на асфальте, из-под нее брызгала кровь на пыль, на серую бугристую поверхность дороги, но никто из бандитов не обращал внимания. Младший что-то сказал, а старший, сунув вытертый о рукав нож на место, подошел к трупу ребенка, наклонился и с прядей волос сорвал оба банта: сперва синий, потом красный.

Толстыми пальцами развязал узлы и начал прилаживать красную ленточку себе на руку, словно повязку дежурного или нечто вроде.

Синюю ленточку, подумав, он отдал Михе.

– Носи. Будем считать это знаком отличия, – пробурчал Шелуханов. – Пошли, братву разбудим, пора в северный чапать. Есть у меня там одна задумка. Будем в скандинавов играть, они ребята были конкретные.

Шамаев внимательно смотрел им в спину. Если бы он мог – убил бы взглядом. Дервиш его не видел, но мысли у обоих совершенно разных людей удивительно точно совпадали. До мелочей.





18. Последнее задание палача