Милая

– У меня есть адвокат? – Он был искренне удивлен. Я изо всех сил старалась не упустить ни одного слова из их разговора. Я знала, что Ради был тем парнем, который на фирме «Live Wire» отвечал за поиск новых исполнителей и их продвижение, и встречи с ним Уилл избегал любой ценой. Я понимала, что Уилл оказался в заднице, не желая сотрудничать с гением, которого наняла фирма для того, чтобы выпустить песню.

По общему мнению, Брент Блэктон был крупным знатоком студийной работы, выпустившим больше хитов, чем Джимми Джем[34], но Уилл считал его лжецом, отчасти потому, что в первый же день, когда они познакомились, Блэктон спросил, какого рода музыку исполняет Уилл.

– Боже мой, твою мать, вы не знаете, какую музыку я играю? Я играю дерьмовую шведскую фольклорную музыку – засунь ее себе в задницу.

Не стоит говорить, что Блэктону это не понравилось, а в музыкальном бизнесе первое впечатление решает все.

– Они хотят, чтобы ты подписал контракт, прежде чем они потратят хотя бы десять центов на эту песню. Блэктон хочет, чтобы Соня подпевала на бэк-вокале, и фирма на сто процентов на его стороне.

– Нет! Ни за что, черт побери! Ты должен был бороться за меня, Фрэнк. Вот за что ты получаешь свои десять процентов.

– Я не видел ни цента, Уилл, я не увижу их до тех пор, пока ты не подпишешь контракт и не станешь сотрудничать с этими людьми.

– Что же случилось со свободой артиста? Я попал в дерьмо! – Он хохотал, произнося эти слова. – Вы, ребята, окунули меня в дерьмо, вы хотите, чтобы я продал душу дьяволу. Я не стану, Фрэнк, я не стану продавать свою душу. – Потом он посмотрел на меня и ткнул пальцем мне в лицо. – Не стану! – Это был Уилл-неврастеник во всей красе.

– Успокойся, – решительно сказала я. – За кем последнее слово? Он еще ничего не подписал.

– Послушай, здесь большая шумиха вокруг Уилла, и в этом повинна Соня. Фирма хочет поймать эту волну.

Я видела, что Уилла разрывает на части. Он был на грани того, чтобы принять непоправимое и безрассудное решение.

– Дайте ему один день. Вы можете встретиться завтра. Он пять часов провел в самолете, дайте ему отоспаться. – Улыбнувшись, я бесстыдно хлопала ресницами, глядя на Фрэнка.

– Это от меня не зависит, милая, но я попытаюсь.

Фрэнк оставил нас ждать на улице. Струйка пота стекала у меня по лбу. Для Южной Калифорнии я была слишком тепло одета, несмотря на то что стояла зима.

– С ума сойти, в январе двадцать градусов – кошмар.

Я посмотрела на Уилла, явно переживавшего космический провал. Его лицо горело, и он дрожал, бессмысленно уставившись себе под ноги. Он был одет в черные джинсы, ботинки со стальной пластинкой на носке и серую толстовку поверх теплой майки с длинным рукавом. Я не могла понять, почему ему не жарко. Когда он, скрестив руки, снова задрожал, я приложила ладонь к его лбу.

– У тебя жар. – Я заглянула ему в глаза, но он продолжал смотреть на пустую парковку у меня за спиной.

Плечи у него поникли, а лицо осунулось.

– Нет, так бывает, когда люди, которым ты доверяешь, вырывают у тебя из груди сердце и подбрасывают в воздухе.

Мне хотелось завернуть его в одеяло и положить себе в карман для сохранности.

Как раз в этот момент из здания ленивой походкой вышла Соня и, подойдя к нам, положила руку Уиллу на плечо. Прежде чем заговорить с ним, она взглянула на меня и ухмыльнулась.

– Уилли, что случилось? Ты сердишься? – Она говорила визгливым голосом, словно скребла ногтями по школьной доске. Меня чуть не стошнило, а потом я тряхнула головой. Уилл, не поднимая глаз, не обращал на нее внимания. На ней было узкое розовое кружевное платье, не позволяющее разгуляться воображению, но ее туфли по-настоящему поразили меня. Она была обута в белые туфли на платформе не менее двадцати пяти сантиметров высотой. Ее стопа была изогнута под таким крутым углом, что я подумала, что у нее, должно быть очень гибкие суставы. Я таращила на нее глаза, размышляя о том, как это вообще возможно. Ее худая невысокая фигурка почти сравнялась ростом с Уиллом, рост которого был выше метра восьмидесяти.

– Думаю, Уилл хочет остаться один.

– Тогда ты тут лишняя… – У нее было привлекательное кукольное личико, пухлые алые губы, карие глаза и тонкие черные брови, похожие на стрелы. Хотя она неплохо пела, когда она говорила, ее голос едва можно было вынести. Изогнув свои стрелы, она ждала, что я отвечу.

– Ну, я – подруга Уилла. – В тот момент, когда я произнесла эти слова, Уилл посмотрел на меня с проблеском надежды в глазах. Его рот искривился в беззастенчивой ухмылке. Если бы меня спросили, что он чувствует, я бы сказала вот что: он рад тому, что я назвалась его подружкой, и вдобавок заинтригован перспективой склоки между Соней и мной. Посмотрев на него, я закатила глаза.

– Соня, это Миа. Миа, это Соня.

– Привет, – сказала я с вежливой улыбкой. – Мне нравится твоя юбка.

– Это платье.

– Не важно. Ты готов, Уилл?

Он не спеша снял руку Сони со своей шеи и отошел от нее, словно она была коброй, готовой ужалить.

– Подожди! Постой. Я просто хотела поблагодарить тебя за то, что ты выступал на разогреве. Ты отлично поработал и… – она с ухмылкой посмотрела на меня, – спасибо за ту ночь в Сан-Диего. Я не забуду ее. – Последние слова она прошептала знойным голосом.

Уилл сдвинул брови, словно ему было жаль ее, и мне стало очевидно – она несет полную ахинею.

Появился Фрэнк, вывалившись из-за двери.

– Вы можете идти, ребятки.

Он отдал Уиллу диск.

– Она уже записала вокальную дорожку, просто послушай ее. – Он посмотрел на Соню.

– Неплохо, дорогая, но я думаю, что Уилл хочет дебютировать с чем-нибудь более оригинальным.

– Фрэнк, тебе известно, что ты не можешь говорить со мной лично. За это я, черт побери, плачу людям деньги. Поговори с моим менеджером. – А потом, отмахнувшись, повернулась на своих огромных каблуках и ушла.


– Пойдем отсюда, я чувствую себя полным дерьмом, – сказал Уилл, подталкивая меня к машине.

Сидя на заднем сиденье «таун-кара», он уткнулся в меня носом и начал покрывать легкими поцелуями мою ключицу.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Я просто хочу напиться с тобой и понять, существует ли Бог, – пробормотал он, снова поцеловав меня в шею, а потом прикусил мне мочку уха.

Я вздрогнула. Его рука оказалась у меня между ног, а потом он нежно поцеловал меня, проведя языком по моей нижней губе.

– Что это было вчера ночью, а? – прошептала я.

– Шаг вперед, но я думаю, мне нужно быть более убедительным.

Машина затормозила перед наши отелем, нависавшим над пирсом городка Санта-Моника. Едва увидев гигантское колесо обозрения, я схватила Уилла за руку.

– Нам нужно прокатиться на этой штуке! Сейчас же!

– Это безопасно?

– Пойдем!

Когда большая красная, похожая на чашу кабинка оторвалась от земли, Уилл крепко сжал мою руку. Мы молчали, ошеломленные оранжево-белым, как фруктовый лед, закатом над океаном. Волны бились о берег, их шум был похож на восхитительные фрагменты неоконченного музыкального шедевра. Мы сидели неподвижно, слушая, как океан играет, словно на рояле «Steinway».

Одновременно повернувшись, мы, совершенно удовлетворенные, пристально посмотрели друг другу в глаза.

– У тебя было что-то с Соней?

– Нет. А ты не хочешь рассказать мне, кто такой Джейсон?

– Старый друг. Он приходил ко мне поужинать вместе с невестой.

Он фыркнул. Я знала, что до сих пор его это мучило, но все разъяснилось так просто, и мы наконец соединились. Я не решалась затрагивать тему «Live Wire», поскольку он, видимо, почувствовал себя лучше, жар прошел, и он больше не дрожал.

– Ты собираешься подписать контракт и дать ей возможность спеть?

Он без колебаний ответил:

– Нет, – и страстно поцеловал меня, усаживая к себе на колени. Его губы были настойчивы, а ладони сжимали мое лицо, как тиски. На земле все аплодировали этому театральному зрелищу, когда мы пролетали мимо.

Уилл избегал этой темы, и мне пришлось отступить. На следующий день мы должны были встретиться с официальными лицами из «Live Wire», но в тот вечер Ради устроил ужин, арендовав ресторан для группы «Second Chance Charlie», музыкантов Уилла, менеджеров и всех друзей или родственников, которые пожелали туда прийти. Для двух групп, пути которых расходились, это было своего рода точкой в конце предложения. Если бы Уилл не появился, это стало бы настоящей пощечиной, независимо от того, какое решение он собирался принять на следующий день. Кроме того, думаю, все, включая меня, хотели воспользоваться этой возможностью и убедить его подписать контракт.





Трек 18: Скрипка




Я обошла наши роскошные апартаменты, в которых вдобавок ко всему были кабинетный рояль и выложенный камнем камин. Мраморные полы покрывали персидские ковры с витиеватым рисунком, а ванная была совершенно белой, и в ней пахло ландышами.

– Вот это да, Уилл, не могу поверить, что фирма «Live Wire» оплатила такой номер.

– Не оплатила. Просто я подумал, что ты, возможно, приедешь ко мне.

– Ты сам заплатил за это?

Он медленно кивнул, словно слегка сомневался, стоит ли упоминать о таком любопытном факте.

– Спасибо тебе. Это удивительно и так мило с твоей стороны, – сказала я. – Думаю, нам нужно пойти на ужин с твоей группой.

– Отлично, но сначала…

В это время мы оба, не сознавая того, раздевали друг друга. Я толкнула его на кровать и легла на него сверху. Он затаил дыхание и улыбнулся, тогда я наклонилась и нежно поцеловала его, оттянув его нижнюю губу, а затем уселась на него и стала двигаться. Я не спешила, наслаждаясь ощущением того, что он чувствует меня. Он отвечал на мои движения. Одной рукой он сжал мое бедро, а указательным пальцем другой руки водил меж моих грудей, медленно передвигая большой палец ниже, к комку нервов, где соединялись наши тела. Он точно знал, что делать своими проворными руками гитариста, а я про себя отметила, что нужно поблагодарить того, кто его всему этому научил. Я двигалась резкими толчками, извиваясь от напряжения. Другой рукой он крепко сжимал мое бедро. Выгнув спину и опустив голову, я забылась, ощущая Уилла в себе, и в этот момент мы оба вскрикнули. Он сел, все еще не отпуская меня, и всем телом прижался ко мне, заключив в объятия.

– Я люблю тебя, Миа.

– Я знаю.

Я не находила слов, потому что любовь извлекла из глубин моей души новое ощущение, которого я никогда не испытывала, находясь в связи с мужчиной… страх. Досадная, непреодолимая печаль, которая омрачает счастье, порожденное настоящей любовью. Только сумасшедший может подумать, что любовь принесет ему свободу. Любовь равносильна болезненному и беспрестанному страху потерять другого человека. Это маниакальный страх несчастного случая, страх того, что на землю из космоса упадет метеорит и убьет его, не оставив от него ничего, кроме дымящихся ботинок. Это страх безвременной кончины от болезни – внезапно, в день его тридцатилетия, маленькая трещинка в его сердце раскроется до предела и заберет его во сне, когда он обнимает тебя. Единственный способ узнать, что вы в самом деле влюблены, – спросить себя, что тяжелее, видеть, как он умирает, или знать, что он видит, как умираю я? Кому мы сострадаем больше – тому, кто наблюдает, или тому, кто умирает? Тогда вы поймете, что на самом деле означает убийство из милосердия: это когда вы испытываете любовь, доходящую до степени мучительной тревоги. Любовь – это не розы и не морские волны, это страшная боль, и она может вынудить человека бежать от нее, как от проказы. Любить – значит быть храбрым, а Уилл был самым храбрым человеком из всех, кого я знала.

Войдя в ресторан, мы увидели, что нас подкарауливает Ради. Он был в черном костюме их мохера, из кармана торчали очки-авиаторы «Ray-Ban». Он был симпатичным, пусть и толстым. Казалось, он съел на завтрак Райана Сикреста[35]. Он вразвалочку подошел к Уиллу, держа в руках черную гитару марки «Gibson».