Мир миров

Январь 1969 года по старому календарю, пятьдесят четвертый год Предела, семнадцатый год Мира, Краков



Кости курицы лежали рядом с остатками скелетов рыбы и кролика. Тот, кто собрал эту кучку, вероятно, не опасался смешивать ни мясо, ни напитки. Он как раз разрывал большими зубами кусок мяса, запивая попеременно водкой, медом и пивом. При этом он чавкал, сёрбал и вообще шумел сверх меры, но не привлекал ничьего внимания, не считая Малгоськи, которая беззлобно качала головой, и Кутшебы, который, словно загипнотизированный, не мог отвести удивленного взгляда от этой варварской трапезы.

Корыцкий, уже не полковник, сидел рядом с ненасытным монстром и пил только пиво, хотя даже его он потягивал мелкими глотками, совсем не так, как когда-то.

– Всё как-то изменилось. – Кутшеба первым отвел взгляд от великана с перекошенным лицом. Он посмотрел на правую руку Корыцкого, где на пальце красовалось кольцо с выгравированным заклинанием верности.

– Не дождалась Малгоська твоего дружка. И, похоже, правильно сделала. – Корыцкий как-то странно криво улыбнулся. – Взяла себе меня. Хоть убей, не знаю, как так вышло. Я даже приказал проверить, не зачаровал ли меня кто. Ан нет. Просто сидел я себе за столом, и тут на тебе! – его глаза весело заблестели. – К чертям свободу!

– А этот великан? На нем ты тоже женился?

Наблюдая за Корыцким, Кутшеба задумался, может ли он еще для чего-то пригодиться. Когда-то дерзкий грубиян, он превратился в спокойного и покорного подкаблучника. Если только это не была его новая роль.

– Вроде того. Это, представь себе, мой охранник. Серый.

Монстр на мгновение перестал разгрызать большую кость. Он прорычал что-то Кутшебе и кивнул головой. Тот ответил коротким кивком, но собеседник уже потерял к нему интерес.

– Серый… В смысле – не привлекает внимание?

– Как раз наоборот. Этот паб многое повидал, а вот на улицах… На него постоянно оглядываются. Это, видишь ли, не обычный великан, а какая-то помесь великана сам не знаю с чем. Он притащился сюда из Германии, прямо с приграничья. Он там патриотично подрался с какими-то высокопоставленными фрицами, вот и был вынужден исчезнуть.

– Патриотично?

– У него все перемешалось. Поляки, видишь ли, говорят, что он поляк, а немцы – что немец. Есть парочка легенд на эту тему, но их никак не удается согласовать между собой, вот он и путается. По правде говоря, поляков он тоже отделал неплохо, но ему как-то удалось выйти сухим из воды, значит, не нарвался на какую-нибудь шишку.

– Да уж, ну ты и выбрал себе компаньона. А почему ты ушел из разведки?

Корыцкий инстинктивно покрутил на пальце обручальное кольцо. Буркнул что-то на тему, что как частное лицо, он зарабатывает больше, а поскольку добавились расходы, связанные с браком, то Кутшеба должен его понять.

– Так что, наш договор коту под хвост? – спросил Мирослав, когда Малгоська принесла ему очередное пиво, а мужу – яблочный сок.

– Да какое там?! Совсем наоборот! Именно сейчас и начнется наше настоящее сотрудничество. Всякая ерунда меня теперь не ограничивает, зато платить я могу больше.

– Ты прекрасно знаешь, что деньги меня не интересуют.

– А должны. Они много дверей открывают. Ну и… не обижайся, но тебе бы не помешала новая одежда… Что ты смеешься?

– Я не смеюсь. Совсем не смеюсь, модник. У тебя есть для меня что-нибудь? И я про информацию, а не про работу.

– Есть. Твой львовский хитрец, похоже, действительно выкинул фокус. Я добрался до негодяя, который мог что-то о нем знать, но представь себе, что в тот же день он попал под копыта обезумевшего коня. А для полного веселья, конь потом куда-то пропал, равно как и тело погибшего. Дом, в котором этот бедняга жил, сгорел дотла.

– То есть дух вызвать невозможно?

– Это может быть трудно. Разве что знать кого-то… с той стороны.

– И ты, конечно, знаешь?

– Я? Знаю.

– Сколько это будет стоить?

– Ничего, кроме той информации, которую ты мне привез.

– Я всё записал.

– Я прочту. Но еще я люблю слушать. Изложенному на бумаге порой не хватает того, что можно услышать в голосе допрашивае… рассказчика. Говори.

Кутшеба рассказал ему о визите в Пристань Царьград и о проблемах со стариками-песнярами и пробуждающимися по их воле урочищами. Рассказал о казацких сотнях, которые заключают минутные союзы с кем только можно, о нежданных союзниках из степей и растущей силе нового бога, про Вековечную Пущу и даже про Вечную Революцию.

– Ты был на землях Революции? – Корыцкий говорил почти шепотом. – Парень, но оттуда никто не возвращался. Расскажи, как там?

Кутшеба вспоминал деревню, окруженную бетонной стеной, которую защищали существа, больше напоминающие скелеты, чем людей. Они защищали поселение от ватаг умерших от голода холопов, что жаждали отомстить тем, кому удалось выжить. За ними волочились толпы детей, где живые перемешались с мертвыми. Временами они находили голодных, которые отделялись от ватаги, и пожирали их. Кутшеба заметил, что дети не зарились на комиссаров и не пытались штурмовать сельскохозяйственные крепости, которые там назывались «колхозами», хотя и не щадили их обитателей, если кто-то решался покинуть убежище. Комиссары, со своей стороны, тоже не часто атаковали солдат той ужасной армии. Мирослав не знал, на чем был основан этот хрупкий союз, – то ли имелись какие-то договоренности, то ли комиссары посчитали, что им не помешает дополнительное, пусть и не подвластное им, орудие террора.

– Это было страшно, – сказал он наконец. – Подробности увидишь в рапорте. Я не хочу об этом говорить.

– Всё настолько плохо?

– Думаю, Шулер оставил меня из-за того, что там увидел. Уже в Пристани ему пришлась по душе идея жить в утопии. В Революции он увидел, к чему это может привести, но, похоже, не отказался от этой мысли, а лишь еще больше убедился, что нужно искать собственный пример рая на земле.

– Я так и думал, что он философ. Что-нибудь еще?

– Дикие Поля немного изменились, когда я через них возвращался. Там крутился какой-то карлик, чародей, прибывший с севера с какой-то волшебницей… Еще появился новый главарь, о котором идет молва по всей степи. Даже в Пристани Царьград его поминают. Но никто не знает его имени. Песняры предсказывают, что появился новый атаман, который изменит мир. Блуждающие всадники поехали искать Вернигора, явились также две кровавые Хелены. Верующие в одну и в другую передрались между собой, хотя все они почитают Хмеля. Я повстречал одну из этих баб. Это сумасшедшая тетка, совершенно безвольная. Ее направляют хитрецы, называющие себя ее опекунами. Они беспрестанно рассказывают о великой Украине, но Хмельницкий их беспокоит куда меньше, чем золото, которое они добывают, грабя древние курганы, и бабы, которых они насилуют по деревням. Однако они подогревают волнения, и надежда на прибытие нового мессии только растет.


– Что это может означать для нас?

– Для нас пока что ничего. Там всё слишком беспокойно, чтобы могла сформироваться сила, которая может нам помешать. Но нашим людям на Полях это может грозить лишними хлопотами.

– Кстати, этих наших людей ты там встретил?

Перед глазами Кутшебы возникли существа, которых он не мог бы описать, с выражением дикой радости на лицах. Шулера уже не было с ним, когда он встретил одну из группировок Черни. Много их бродило по Украине в поисках собственного мессии или по причине банальной зависимости от насилия. Он убегал от них много дней, но не смог замести следы.

– Встретил.

– И? Всё это правда?

Он прикрыл глаза, призывая воспоминания. Тогда он позволил себя схватить и едва не лишился собственной воли. Это было уникальное создание, богиня, порожденная тем упоением войной, от которого хмелела горстка солдат, оживленных побочными эффектами марсианской энергии.

– Всё правда. И даже больше. Это трудно себе вообразить. Так ты найдешь для меня этого духа?

– Найду. Я сообщу тебе время, когда ты сможешь с ним поговорить. А пока что у меня для тебя есть небольшая работенка. Но это после обеда. Советую есть быстро, потому что Серый не очень считается с правом собственности, особенно когда речь идет о содержимом тарелки.





* * *


Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, Пристань Царьград



Кутшеба отказался от участия в послеобеденной дискуссии, ссылаясь на обязанности командира похода, и исчез из зала, как только представил Новаковского русским офицерам. Кутузов, казалось, был в искреннем восторге от возможности встретиться с марсианином. Он усадил его возле себя и засыпал вопросами о марсианском флоте, традициях и стратегии в те времена, когда они еще были повелителями пространства. Новаковский отвечал охотно, разделяя энтузиазм возвращенного к жизни князя.

Большую часть экипажа «Батория» разместили в помещениях для прислуги – может, не очень изысканных, зато теплых и защищенных от нечистой силы. Только Чуса определили в покои во дворце графа, чтобы он мог обслуживать своего господина, которого принимал у себя сам граф Ростов. Сару и Крушигора разместили на окраине, чтобы они не бросались в глаза обеспокоенным жителям Царьграда.

Кутшеба нашел первого офицера «Батория» и приказал ему тайком выставить караулы. Ему не нравились эти восставшие из мертвых солдаты, к тому же у него были плохие предчувствия насчет новоиспеченного царя. В русских преданиях о Кощее и слова доброго не было. Он принадлежал к числу могущественных, но очень самолюбивых магов. Пожалуй, своим внешним видом он напоминал большинство известных Кутшебе правителей, однако в его случае именно народные сказания предрешили его главное отличие. Про королей и царей говорили разное, про Кощея – почти всегда плохое. А в мире Предела именно эти притчи могли предопределить роль и характер тех, кого они породили… Ян Петрович, первый офицер, выслушал приказ Кутшебы с радостью, почти что с облегчением.

– Людям тут не нравится. Тут мрачно, и все смотрят на нас с подозрением, – сказал он шепотом, озираясь.

Ванду и Шулера тоже приняли как почетных гостей. Ими занялась Ольга, охочая до сплетен с западной границы, «из большого мира», как она говорила. И хотя Кутшебе самому было интересно, что будет рассказывать Шулер, он предпочитал пока что избегать Ольгу. Он решил, что сперва пойдет на поклон к графине, и, может быть, ему удастся что-нибудь у нее выведать. Она была не очень довольна, что в этот раз муж забыл о ней и повел новых гостей сразу знакомиться с Кутузовым, вместо того чтобы привести их пред ее нарисованный лик.

Однако графини на портрете не было. Он рассматривал фон и на этот раз увидел не бал, а заброшенный темный зал. Пораженный внезапным предчувствием, он осмотрел все картины, и на них также заметил изменения. К улыбчивым полицейским присоединились вооруженные, как на войне, солдаты, часть пейзажей была дополнена фортами и большими, внушительными замками. Появились новые картины, изображающие Кремль, его стены венчали колья, на которые были насажены тела комиссаров. Война вошла даже в мир живописи и расцветила его по-своему.

– Так папенька представляет себе Москву сейчас. – Ольга нашла его, когда Кутшеба рассматривал картину, на которой была изображена Красная площадь, тонущая в чем-то красном – то ли в свете ламп с цветными стеклами, то ли в крови. Растекающиеся по огромной площади тени напоминали густые пятна, как будто кровавый паводок залил город. Может, это была метафора наступившей Революции, но картины отображали, скорее, исполнение снов тех, кто хотел ее защитить. Может, это было предсказание мести, мир мечтаний? – Маменька, наверное, не очень довольна тем, как он велел перерисовать её мир.

– Я очень удивлен тем, что он пошел на это.

– Папенька сейчас черпает силы из воли нового царя, и она сильнее, чем воля мамы. Вы злитесь на меня? За то, что я сказала вам раньше?

Он машинально покачал головой, но избегал ее взгляда.

– Вы злитесь, – поняла она. – Поэтому вы и не вернулись к нам, ведь так? А сегодня прибыли только потому, что не могли иначе. Мне ваш бог многое рассказал. А я ведь не сказала тогда ничего плохого. Только правду…

– Ольга Николаевна…

– Нет, пожалуйста, ничего не говорите, – перебила она, за что Кутшеба был ей благодарен, так как не находил подходящих слов. – Вы снова относитесь ко мне как к ребенку. Возможно, тогда вы были правы на мой счет, но сегодня вы ошибаетесь. Я выросла. Но только это во мне и изменилось.

Они пошли по коридору, переходя от картины к картине, делая вид, что рассматривают их, хотя оба уже не интересовались видами изменившейся Москвы. Девушка сжимала его локоть судорожно, будто утопающая. Он искал способ освободиться от нее, но тщетно. Мара тоже не собиралась ему помогать. Она дулась, но молчала, хотя обычно намного более раздраженно реагировала на женщин, которые пытались приблизиться к Кутшебе.

– Вы должны бежать отсюда, – прошептала ему Ольга. – Как можно скорее. Прежде чем это место поглотит вас так, как поглотило всех нас.





* * *


Февраль 1969 года по старому календарю, пятьдесят четвертый год Предела, семнадцатый год Мира, Краков



Духи бросались на крошки хлеба, вымоченные в бараньей крови, как на самый лакомый в мире деликатес. Они обсели тарелки серой тучей, и так как были они небольшими, то напоминали Кутшебе краковских голубей, таких же ненасытных и не желающих пугаться.

– Это твой хваленый контакт? – он наклонился к уху Корыцкого, чтобы говорить полушепотом и не привлекать внимания духов. – Этот отстой?