Мое ходячее несчастье
Часть 47 из 85 Информация о книге
Шепли положил руку мне на плечо: — Мы все много выпили. Пожалуй, нам пора. Эбби продолжала закипать. — Пойду скажу Финчу, что мы уходим, — буркнула она и, пихнув меня плечом, направилась к танцполу. Я поймал ее за запястье: — Я с тобой! Она высвободилась: — Я вполне в состоянии дойти сама! Что с тобой творится, Трэвис? Эбби стала проталкиваться к Финчу, который, размахивая руками, прыгал посреди танцпола. С его лба и висков стекал пот. Он было улыбнулся, но, когда она прокричала, что уходит, закатил глаза. По движениям Голубкиных губ я понял, что она произнесла мое имя. Она жаловалась на меня, и от этого я взбеленился еще больше. Разумеется, я злился, если моя девушка делала что-то, что было для нее опасно. Почему-то она не особенно возражала, когда я чуть не оторвал башку Крису Дженксу, ну а стоило упрекнуть ее в неосторожности, сразу на меня взъелась. Моя злоба перешла в ярость, и именно в этот момент какой-то урод в костюме пирата схватил Эбби и принялся об нее тереться. У меня перед глазами все расплылось. Не успев оправиться от шока, я съездил кулаком пирату по морде. Он упал, Голубка вместе с ним. Тут только я пришел в себя. Она сидела, упираясь ладонями в пол. Вид у нее был ошарашенный. Я тоже замер от ужаса, когда она, будто в замедленной съемке, подняла руки, повернула их и увидела, что они ярко-красные от крови, хлынувшей из носа пирата. Опомнившись, я торопливо помог ей встать: — Вот дерьмо! Ты в порядке, Голубка? Поднявшись на ноги, Эбби выдернула руку из моих пальцев: — Ты ненормальный? Америка сцапала ее за запястье и потащила к выходу. Выпустила только на улице. Я их еле догнал. Как только Шепли открыл машину, Эбби скользнула на свое место. Я попытался заговорить с ней, но она была вне себя от ярости. — Прости, Голубка, я же не знал, что он тебя держит! — Твой кулак был в двух дюймах от моего лица! — сказала она, поймав промасленное полотенце, которое бросил ей Шепли, и с видимым отвращением вытерев каждый окровавленный палец. Я содрогнулся: — Я бы не ударил его, если бы знал, что могу причинить боль и тебе! Разве ты в этом сомневаешься? — Заткнись, Трэвис. Просто заткнись, — сказала она, уставившись на затылок Шепли. — Голубка… Тут Шеп стукнул ладонью по рулю: — Заткнись, Трэвис! Ты уже попросил прощения, теперь, на хрен, заткнись! Я не смог ничего ответить. Шепли был прав: за этот вечер я такого наворотил, что не стоило бы удивляться, если бы Эбби захотела на полном ходу выбросить меня из машины. Когда мы добрались до нашей квартиры, Америка чмокнула Шепа и пожелала ему спокойной ночи: — До завтра, малыш. Шепли покорно кивнул и поцеловал ее: — Люблю тебя. Я понимал, что девчонки уезжают из-за меня. Каждый уик-энд они ночевали у нас и, если бы не мои выходки, остались бы и сегодня. Эбби, ни слова не сказав, прошла мимо меня к машине Америки. Я догнал Голубку и попытался разрядить обстановку вымученной улыбкой: — Ну ладно тебе, не уезжай такая сердитая. — Я не просто сердитая. Я в ярости. — Трэв, ей нужно время, чтобы остыть, — предупредила Америка, открывая свою «хонду». Когда Эбби села и дверца машины защелкнулась, я в панике ухватился за ручку: — Не уезжай, Голубка! Меня опять занесло. Мне так жаль! Эбби подняла ладонь, на которой до сих пор была видна засохшая кровь: — Позвони, когда повзрослеешь. Я прижался к дверце: — Ты не можешь уехать! Она не ответила, только повела бровью. Обогнув соседнюю машину, к нам подбежал Шепли: — Трэвис, ты пьяный и сейчас сделаешь только хуже. Пускай едет домой, остынет. А завтра протрезвеешь, и вы поговорите. — Она не может уехать! — твердил я, с отчаянием уставившись на Эбби. — Это не сработает, Трэв! — сказала она и потянула на себя дверцу. — Отойди! — Что не сработает? — спросил я, хватая ее за руку. Мне некогда было обдумывать свои жесты: вдруг Голубка сейчас скажет что-то, что положит всему конец. — Твое грустное лицо. Я на него не поведусь, — сказала она, высвобождаясь. На мгновение мне стало чуточку легче: она не собирается все обрывать. По крайней мере сейчас. — Эбби, — вклинился Шепли, — это то, о чем я и говорил. Может, тебе лучше… — Не лезь, Шеп, — отрезала Америка, заводя машину. — Я облажался, Голубка, и, наверное, облажаюсь еще не раз, но все равно прости меня! — К утру на моей заднице будет здоровенный синяк. Ты врезал тому парню, потому что я тебя разозлила. Какие выводы я должна из этого сделать? По-моему, это сигнал опасности! — Я еще ни разу в жизни не ударил девушку! — сказал я, удивленный тем, что ей пришло в голову, будто я могу поднять руку на нее или вообще на женщину. — Не хочу быть первой! — огрызнулась Эбби, снова потянув на себя дверцу. — Черт, да отвали же наконец! Я кивнул и попятился. Ужасно не хотелось, чтобы она уезжала, но все-таки это было лучше, чем если бы она совсем рассвирепела и сказала, что не желает меня больше видеть. Выезжая с парковки, Америка немного сдала назад. Я продолжал смотреть на Эбби через окно. — Ты ведь позвонишь мне завтра? — прокричал я, дотрагиваясь до лобового стекла. — Поехали, Мерик, — сказала Голубка, неподвижно глядя перед собой. Проводив взглядом удаляющуюся «хонду», я пошел домой. — Трэвис, — предупредил меня Шепли, — только не надо опять устраивать здесь погром. Я не шучу, старик. Я кивнул и с сокрушенным видом поплелся к себе в комнату. Казалось, все только-только стало налаживаться, и тут мой долбаный темперамент опять все испортил. Надо срочно взять его под контроль, если я не хочу потерять лучшее, что встретилось мне в жизни. Чтобы скоротать время, я приготовил свиные отбивные с картофельным пюре, но только размазал все это по тарелке. Есть совершенно не хотелось. Еще на час меня отвлекла стирка, а потом я решил искупать Тотошку. Мы с ним довольно долго играли, но в конце концов даже он устал и свернулся калачиком на кровати. Мне не хотелось пялиться в потолок и вспоминать свои идиотские выходки, поэтому я решил повытаскивать всю посуду из буфета и перемыть ее вручную. Это была самая длинная ночь в моей жизни. Как только облака стали окрашиваться в розоватый цвет, сообщая о появлении солнца, я схватил ключи от мотоцикла и отправился на прогулку, конечным пунктом которой было главное крыльцо «Морган-холла». Хармони Хэндлер как раз вышла на пробежку. Задержав ладонь на ручке двери, она посмотрела на меня: — Привет, Трэвис. — Хармони улыбнулась своей фирменной легкой улыбкой, которая быстро улетучилась. — Ой! Ты болеешь или случилось что-то? Может, тебя куда-нибудь подвезти? Похоже, вид у меня был не слишком цветущий. Хармони всегда казалась мне приятной девушкой, хотя знал я ее не очень хорошо. Она была сестрой одного парня из «Сигмы Тау», а маленькие родственницы наших «братьев» для нас запретный плод. — Привет, Хармони! — сказал я, попытавшись улыбнуться. — Хотел удивить Эбби завтраком. Ты не можешь меня впустить? — Не знаю, — замялась она, глядя назад через стеклянную дверь. — Нэнси будет не в восторге… Нэнси была комендантшей общежития. Я ее никогда не видел, зато много о ней слышал. Подумалось, что, если я пройду, она вообще вряд ли меня заметит. Поговаривали, она пила больше, чем все обитатели общаги, вместе взятые, и редко высовывалась из своей комнаты. — Все в порядке. Просто не выспался. Да ладно тебе, ты же знаешь: Нэнси наплевать. — Ладно, но если что — это не я тебя впустила. Я прижал руку к сердцу: — Буду нем как могила.