Мое ходячее несчастье
Часть 48 из 85 Информация о книге
Поднявшись по ступенькам и найдя комнату Эбби, я тихонько постучал. Замок щелкнул, дверь медленно открылась. Я увидел Голубку с Америкой и соседку Кару, точнее, ее руку. Кара, отпустив щеколду, быстро нырнула обратно под одеяло. — Можно войти? Эбби тут же села: — Ты в своем уме? Я подошел и рухнул перед ней на колени. — Мне так жаль, Эбби, прости меня! — пробормотал я, обнимая ее и утыкаясь лбом ей в ноги. Голубка обхватила мою голову обеими руками. — Э-э-э… я пойду, — промямлила Америка запинаясь. Кара затопала по комнате, собирая свои умывальные принадлежности. — Когда ты здесь, Эбби, я все время такая чистая! — пробурчала она и захлопнула за собой дверь. Я поднял глаза: — Знаю, из-за тебя я всякий раз превращаюсь в психа, но, видит бог, Голубка, я пытаюсь с этим бороться. Мне так не хочется все испортить! — Тогда не порть, — просто ответила она. — Понимаешь, мне очень тяжело. Каждую секунду я боюсь, что ты откроешь глаза, увидишь, какое я дерьмо, и бросишь меня. Вчера, когда ты танцевала, я заметил, как на тебя пялится человек пятнадцать. Ты идешь в бар, и я вижу, что ты благодаришь того парня за пиво. А потом этот козел на танцполе начинает тебя лапать… — Я же не принимаюсь размахивать кулаками, как только с тобой заговорит другая женщина. И я не могу сидеть все время взаперти в твой квартире. Поэтому будь любезен, научись обуздывать свой нрав. — Научусь, — кивнул я. — Я никогда еще так не дорожил отношениями с девушкой. Вообще ни к кому не чувствовал того, что чувствую к тебе. Если ты проявишь немного терпения, клянусь, я справлюсь со своим темпераментом. — Давай все проясним: ты не дерьмо, ты замечательный. И не важно, кто угощает меня напитками, приглашает танцевать или пытается заигрывать со мной. Из клуба я все равно уеду с тобой. Ты просил, чтобы я тебе доверяла. Но сам ты, похоже, не очень-то доверяешь мне. Я нахмурился: — Неправда. — Раз ты думаешь, будто я променяю тебя на первого парня, который подвернется под руку, значит ты мне не веришь. Я крепче обнял Эбби: — Я верю тебе, но при этом постоянно чувствую, насколько я тебя недостоин, и боюсь, что однажды случится неизбежное. — Не говори так. Когда мы одни, ты просто чудо и мне с тобой очень хорошо. Но стоит кому-нибудь появиться рядом, все сразу же рушится. Я не жду от тебя поворота на сто восемьдесят градусов, но ты должен держать себя в руках. Не хочу, чтобы ты бросался на каждого, кто на меня посмотрит. Я кивнул, признавая ее правоту: — Сделаю все, как ты скажешь. Просто… скажи, что любишь меня. Я прекрасно понимал, как нелепо звучат мои слова, но мне это было по барабану. — Ты же знаешь… — Но мне так хочется это услышать! — Я тебя люблю, — сказала она и, дотронувшись губами до моих губ, немного отстранилась. — Теперь перестань вести себя как маленький. Когда она меня поцеловала, мое сердце застучало медленнее, мышцы расслабились. Я был и сам поражен тем, насколько к ней привязался. Мне не верилось, что любовь бывает такой для всех, иначе, едва достигнув полового созревания, мужчины превращались бы в пациентов психушки. Может, дело во мне. Может, во мне и в ней. Может, мы представляем собой особенное целое, части которого либо взрываются, либо срастаются воедино. Так или иначе, когда я встретил Эбби, моя жизнь перевернулась с ног на голову. И я был этому рад. ГЛАВА 18 СЧАСТЛИВЫЕ ТРИНАДЦАТЬ Не зная, чего сейчас во мне больше, воодушевления или беспокойства, я за руку с Эбби вошел в дом отца. Из игральной комнаты валил дым папиной сигары и сигарет моих братьев, смешанный с затхлым запахом ковра, который был старше меня. Поначалу Голубка злилась из-за того, что я не предупредил ее заранее о визите к моим родственникам, но теперь она выглядела более спокойно, чем я себя чувствовал. У нас, Мэддоксов, не очень-то принято приводить домой девушек, поэтому строить предположения относительно того, как поведут себя мои братья, — занятие неблагодарное. Первым нас приветствовал Трентон: — Кого я вижу! Наш засранец пожаловал! Надеяться на то, что хотя бы в этот вечер братья притворятся цивилизованными людьми, было бы глупо. Но я все равно их любил. И Голубка, насколько я ее знал, тоже могла полюбить. — Эй, поаккуратнее с выражениями! Здесь же девушка, — сказал папа, кивнув Эбби. — Голубка, это мой отец Джим Мэддокс. Папа, это Голубка. — Голубка? — улыбнулся отец. — Эбби, — представилась она, пожимая ему руку. Я указал на своих братьев: — Трентон, Тэйлор, Тайлер и Томас. Они по очереди кивнули. Пожалуй, для одного раза у Голубки было многовато впечатлений. Я почти не рассказывал Эбби о своей семье, и тут перед ней предстали сразу пятеро таких, как я: это могло обескуражить кого угодно. Многие даже пугались при виде нас. Пока мы росли, соседские мальчишки предпочитали с нами не связываться. Правда, как-то раз один из них все-таки имел глупость нарваться на ссору с нами, со всеми сразу, и мало ему не показалось. Мы могли цапаться друг с дружкой, но, если надо, вставали на защиту стеной. Это было понятно даже тем, кого мы не собирались устрашать. — А фамилия у Эбби есть? — спросил папа. — Эбернати, — ответила она, вежливо кивнув. — Рад познакомиться, Эбби, — улыбнулся Томас. Голубка не могла этого знать, но мой старший брат никогда не показывал того, что на самом деле творилось у него в голове. Сейчас он, никак этого не проявляя, тщательно анализировал каждое слово Эбби, каждое ее движение. Он всегда зорко следил за тем, кто мог намеренно или невольно перевернуть нашу и без того неустойчивую лодку. Волны были нам ни к чему. «Папе это не понравится» — так он обычно говорил. И ни один из нас, младших братьев, не решался спорить. Если мы влипали в какую-нибудь историю, то шли прямиком к Томасу, чтобы он все разрулил, прежде чем узнает отец. Необходимость воспитывать четверых хулиганов раньше времени превратила нашего старшего брата из подростка в мужчину. Мы все, включая отца, уважали его за это. Правда, годами исполняя обязанности нашего защитника, Томас иногда проявлял авторитарные наклонности. Ну а Эбби сейчас стояла и улыбалась, не подозревая о том, что наш семейный диктатор держит ее под прицелом своей наблюдательности. — А уж я-то как рад! — сказал Трентон, оглядывая Голубку так, что любого другого на его месте я бы убил. Отец дал ему подзатыльник. — Что я такого сказал? — вскрикнул Трент, потирая ушибленное место. — Садись, Эбби. Посмотри, как мы сейчас обчистим Трэва, — сказал Тайлер. Я выдвинул для Голубки стул, она села. На мой угрожающий взгляд Трентон только подмигнул. Наглая морда. — Вы были знакомы со Стю Унгером? — спросила Эбби, указывая на запыленную фотографию. Я не поверил собственным ушам. У отца загорелись глаза. — Ты знаешь, кто это такой? Голубка кивнула: — Мой папа тоже его поклонник. Отец встал и указал на соседний снимок: — А вот Дойль Брансон. Эбби улыбнулась: — Папа один раз видел его за игрой. Это было потрясающе. — Дедушка Трэва играл как настоящий профессионал. Покер для нас очень серьезное увлечение, — с улыбкой сказал отец. Раньше Эбби не только не говорила о том, что разбирается в карточных играх, но и ни разу не упоминала о своих родителях. Я постарался забыть тот взгляд, который Трентон бросил на Голубку при знакомстве, и стал смотреть, как он тасует колоду. Разумеется, Эбби не могла не произвести впечатления: длинные ноги, легкие, идеально пропорциональные изгибы фигуры, большие глаза, — ну а то, что она еще и знает, кто такой Стю Унгер, должно было и вовсе сразить моих родственников наповал. Я приосанился. Вряд ли кому-то из братьев удастся привести домой девушку, которая затмит Эбби. Трентон приподнял бровь: — Может, сыграешь с нами? Голубка покачала головой: — Думаю, не стоит.