Мое ходячее несчастье
Часть 66 из 85 Информация о книге
— Ты же обещал… — Я обещал, что не буду ничего подстраивать, чтобы восстановить наши отношения. Я действительно не собираюсь этого делать, — сказал я, протягивая к ней руку. — Но я не могу не хотеть снова быть с тобой. — Ты мой друг, и мне жаль причинять тебе боль, но я должна слушать свой внутренний голос, а он всегда говорил, что ничего хорошего у нас с тобой не выйдет. — Ты же меня любила, разве нет? Эбби насупилась: — Я и сейчас тебя люблю. Тут на меня нахлынули все чувства сразу — с такой силой, что я не мог отделить одно от другого. — Можно тебя кое о чем попросить? — Ты уже кое о чем попросил. Поэтому я здесь, — усмехнулась Голубка. — Если ты действительно решила… со мной порвать, то можно я в последний раз хотя бы полежу рядом? — Не думаю, Трэв, что это хорошая мысль. Я сжал ее руку: — Пожалуйста! Я не смогу заснуть, зная, что ты так близко и это мой последний шанс тебя обнять. Голубка посмотрела на меня и нахмурилась: — Но учти: я не собираюсь заниматься с тобой сексом. — Я и не прошу. Эбби оглядела пол и задумалась. Потом, зажмурившись, отодвинулась от края кровати и отвернула одеяло. Я быстро забрался в постель и обхватил Голубку обеими руками. Атмосфера в комнате и без того была наэлектризованной, а теперь я и вовсе почувствовал себя на грани срыва — так взволновало меня прикосновение к Эбби. — Мне будет этого не хватать, — сказал я. Поцеловав Голубкины волосы, я прижал ее к себе и уткнулся лицом ей в шею. Она положила руку мне на спину, и я потянул носом воздух, вдыхая любимый запах и стараясь навсегда его запомнить. — Я… боюсь, что не смогу, Трэвис, — сказала Эбби, пытаясь высвободиться. Я сжал ее — не потому, что хотел удержать силой, а просто инстинктивно, чтобы подавить боль, которая мучила меня уже много дней подряд. — Я не могу, — повторила Голубка. Я понимал ее: мне тоже было тяжело, и все-таки я не хотел отстраняться. — Тебе и не нужно ничего делать, — сказал я, не отрывая лица от Голубкиной кожи. — Просто позволь мне в последний раз подержать тебя вот так. И все. После еще одной безуспешной попытки вырваться Эбби закрылась ладонями и заплакала. У меня тоже подступили слезы. Бережно приоткрыв Голубкино лицо, я поцеловал ей руку и посмотрел сначала на губы, потом опять на глаза. Она прерывисто выдохнула. — Я никого уже не буду любить, как тебя, Голубка. Эбби всхлипнула, дотронулась до моей щеки и мягко, как бы извиняясь, сказала: — Не могу. — Знаю, — ответил я дрогнувшим голосом. — Я с самого начала понимал, что недостоин тебя. На Голубкином лице появилось болезненное выражение, она покачала головой: — Дело не только в тебе, Трэв. Мы просто друг другу не подходим. Я хотел возразить, но Эбби была права. Она заслуживала лучшего и стремилась найти свою судьбу. Кто я, на хрен, такой, чтобы мешать ей? Подумав об этом, я глубоко вздохнул и положил голову Голубке на грудь. Я проснулся, услышав шум и возню внизу. — Ой! — крикнула Эбби с кухни. Я сбежал по лестнице, на ходу натягивая футболку: — Все в порядке, Голубка? — От босых ступней по всему телу растекался холод. — Черт! Пол просто ледяной! Я попрыгал на одной ноге, потом на другой. Эбби подавила смешок. Было еще совсем рано: часов пять или шесть. Все, кроме нас, спали. По утрам я всегда легко возбуждался и теперь, глядя, как Эбби наклоняется, чтобы засунуть противень в духовку, еле себя сдержал. — Можешь залезать обратно в постель. Я спустилась только поставить индейку. — Ты со мной? — Да. — Тогда пойдем. — Я махнул в сторону лестницы. Вернувшись в спальню, я снова стащил с себя футболку. Мы забрались под одеяло, натянув его до ушей. Голубка дрожала от холода. Я обнял ее и стал ждать, когда тепло наших тел создаст для нас кокон. Посмотрев в окно, я увидел, как с серого неба падают крупные снежинки. Я поцеловал волосы Эбби, — казалось, она таяла у меня в руках. Нам было так хорошо, что можно было подумать, будто у нас все по-старому. — Смотри, Голубка: снег пошел. Эбби повернула голову к окну. — Да… погода прямо рождественская, — сказала она и нежно прижалась ко мне щекой. Почувствовав, что я вздохнул, посмотрела на меня и спросила: — Что с тобой? — В Рождество тебя здесь не будет… — Зато я здесь сейчас. Я слегка улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать Эбби в губы. Она отстранилась и покачала головой: — Трэв… — Голубка, мне осталось провести с тобой меньше суток. Я хочу целовать тебя. Много. Весь день. При каждой возможности. Если нужно будет, чтобы я прекратил, просто скажи, но до тех пор, пока ты меня не остановишь, я постараюсь насладиться каждой секундой нашего последнего дня. — Трэвис… — проговорила Эбби, но замолчала и после нескольких секунд раздумья перевела взгляд с моих глаз на губы. Я не мешкая наклонился и поцеловал ее. Я не надеялся на большее, чем короткое и нежное прощальное прикосновение, но поцелуй получился долгим: Голубкине тело отзывалось на каждое мое движение, а моя кровь бурлила, призывая не останавливаться. Я прижал Эбби к себе, и она раскрыла ноги, позволяя мне протиснуться между ними. Через мгновение Голубка была уже раздета. Я парой быстрых движений сбросил то, что было на мне, и, прижавшись губами к ее рту, ухватился руками за витую решетку изголовья. Как только я вжался в тело Эбби, меня обдало жаром, и я быстро задвигался, не в силах себя контролировать. Упершись ногами в матрас, Голубка выгнула спину и приподняла бедра. Я застонал, не отрываясь от ее губ, и скользнул еще глубже. Одной рукой вцепившись в решетку, а другой поддерживая голову Эбби, я раскачивался, чувствуя, как уходит боль и забываются все наши ссоры. Вскоре свет, падавший из окна, стал ярче, а на коже у нас выступили капли пота, делая скольжение наших тел еще легче. Я уже почти закончил, когда Эбби впилась ногтями мне в спину. Ноги у нее задрожали. Я задержал дыхание и в последний раз вошел в нее, застонав от судороги, пробежавшей по телу. Голубка выпустила меня и откинулась на матрас. Вся она была расслаблена, волосы на лбу стали влажными. Я дышал так, будто только что пробежал марафон. По лбу и вискам струился пот. Внизу негромко зазвучали голоса. Глаза у Эбби загорелись. Я лег на бок, с обожанием оглядывая ее лицо. — Кажется, ты собирался меня просто поцеловать, — сказала она совсем по-прежнему, будто мы и не ссорились. — Как насчет того, чтобы проваляться в постели весь день? — Я же приехала сюда, чтобы готовить, забыл? — Ты приехала помогать мне, а я в ближайшие восемь часов не собираюсь даже заглядывать на кухню. Эбби дотронулась до моего лица, и по выражению ее глаз я понял: она хочет мне что-то сказать. — Трэвис, по-моему, мы… — Не говори ничего, ладно? Не хочу думать об этом раньше времени, — сказал я, вставая и надевая трусы. Потом, натянув футболку, подошел к Голубкиной сумке, достал оттуда одежду и бросил на кровать. — Пусть у меня останутся только приятные воспоминания об этом дне. Время летело с бешеной скоростью. Казалось, мы только проснулись — и уже обед. Я дорожил каждой минутой, огорчаясь из-за того, как стремительно приближается вечер. Я упивался присутствием Эбби, и все это видели. А мне не хотелось помнить, что она притворяется. Когда она была рядом, я плевал на правду. Мы сели ужинать, и отец настоял на том, чтобы я разрезал индейку. Голубка гордо улыбалась, пока я выполнял это почетное поручение. Члены клана Мэддоксов быстро уничтожили все, что Эбби наготовила, и осыпали ее комплиментами. — Наверное, мало было еды? — рассмеялась она. Отец дочиста облизал вилку и улыбнулся: — Ну что ты, Эбби! Всего хватило, просто мы решили набить животы до следующего года… Если, конечно, ты снова не порадуешь нас в Рождество. Теперь ты одна из нас, Мэддоксов. Я на все праздники рад тебя видеть, и не только для того, чтобы ты готовила. Слова отца напомнили мне об истинном положении вещей, и улыбка исчезла с моего лица.