На краю бездны

Она понимала, что пожалеет об этом вопросе, как пожалела о предыдущем, но удержаться не смогла.

– Я волочился за этими девчонками. С двумя спал.

Он произнес «эти девчонки», как произнес бы «эти штуки», «эти куски мяса»… И не было в его голосе даже намека на какое-то чувство. Если это так, то почему DEUS не предоставил ей такой информации, а сообщил только о Джулиусе? А Игнасио сказал, что убийца достаточно умен, чтобы не оставлять следов. Может, DEUS потому ничего и не заметил, что Игнасио уничтожал свои следы?

– Мне известно, что меня подозревают, – прибавил он.

Посмотреть на него она не решилась, только пристально глядела на освещенное шоссе.

– Я работаю в Центре, это факт… И у меня серьезные допуски… Что ты об этом думаешь?

Последний вопрос был чисто риторическим. Ответ его интересовал меньше всего. «Этого не может быть, – думала Мойра. – Это какой-то кошмар. Как кошмар о китайце». Не могло такого быть. Переключая скорость, Игнасио коснулся рукой ее колена, и Мойра напряглась.

Наконец они доехали до первых домов – до маленькой деревушки, которая тут же растворилась в ночи. Потом дорога пошла вдоль южного берега, петляя на виражах по горным карнизам, которые нависли над посверкивающим морем и островами. И ей ни с того ни с сего пришел на ум фильм «Поймать вора»[53].

– Ну, так что, Мойра, – повторил Игнасио, – что ты об этом думаешь?





* * *


Спустя двадцать пять минут они уже были в зоне городской застройки, но тут Игнасио заторопился и нажал на акселератор. Он больше не разговаривал, и глаза его, как приклеенные, следили за дорогой и другими автомобилями.

Они миновали туннели и улицы Коулуна. Когда вокруг них появились десятки фар, сотни жилых высоток и тысячи освещенных окон, Мойра почувствовала, что начинает понемногу успокаиваться и что сердце ее уже не бьется так отчаянно. Она дала себе слово как можно скорее поговорить с Чанем. Если останется в живых в эту ночь… Выехав из туннеля Харбор-кроссинг, на развязке они взяли направление на Хэппи-Вэлли, по высокому путепроводу Кэнал-роуд въехали в Козуэй-Бэй и дальше двинулись по улицам между небоскребами Козуэй-Бэй и Вань-Чай, оставив море за спиной. Спустившись на нижний уровень, обогнули ипподром по Вон-Най-Чун-роуд, проехали под бетонкой и начали подниматься к холмам. Они ехали к ее дому. Удовольствуется ли испанец тем, что проводит ее? Теперь у нее появилась надежда. Игнасио припарковался на По-Чин-стрит, и Мойра глубоко вздохнула.

– Спасибо.

– Доброй ночи, Мойра.

Когда она была уже на тротуаре, Игнасио опустил пассажирское стекло и поднял к ней бесстрастное, как маска, лицо.

– Уезжай отсюда, пока не поздно, – сухо бросил он. – Здесь небезопасно.

Она вздрогнула и нагнулась к нему.

– Так это ты прислал мне тогда письмо?

Ничего не ответив, он тронул с места и умчался. Мойра на секунду застыла без движения на тротуаре и в отдалении заметила припаркованную машину и чей-то темный силуэт за рулем. Это и была та самая охрана, которую Чань ей обещал? Но, черт побери, почему же тогда они бросили ее одну на улице среди ночи?





* * *


Игнасио снова спустился на Виллидж-роуд, проехал мимо освещенного луной ипподрома, нырнул под путепровод и опять повернул к морю. Потом выехал на прибрежную трассу, нависавшую над прогулочными судами, которые стояли на якорной стоянке, защищенной от тайфунов, и вдоль зелени Виктория-парка поехал в направлении сияющего леса небоскребов Козуэй-Бэй на восток.

Даже в этот поздний час трафик был плотным. Машины шли сплошным сверкающим потоком, который струился и переливался из улицы в улицу. Этот город никогда не спал. Игнасио проехал по Виктория-Парк-роуд и миновал пожарную часть. Он любил вот такой Гонконг, который отдавался ему в ночи, как уличная девка. Продажный город, в точности отвечавший его воображению и его фантазиям, город, который не признавал другой морали, кроме наживы, и предлагал всем, кто отваживался, великое множество извращенных развлечений. Тем, кто, как он, обладал достаточной злобой, достаточным цинизмом и достаточной извращенностью. Тем, для кого феминистки, благонамеренные граждане и лицемерные политики были врагами, с которыми надлежит разделаться. В этом городе за деньги можно было получить всё. Игнасио уважал только две вещи: звонкую монету и злость. Они никогда не врали. Слабых, добрых и деликатных он презирал. В конце концов, из всех стратегий выживания эта была самой презренной.

Через десять минут он поставил свой «Форд» на домашней парковке и уже выключил зажигание, когда задняя дверца открылась. На заднее сиденье скользнула темная фигура.

– Что вы делаете?…

Между сидений просунулась рука с полицейским удостоверением, и Игнасио вдруг почувствовал странное облегчение. В любом случае он ждал, что полицейские рано или поздно появятся. Найти его было вопросом времени… Рука с удостоверением исчезла, и он посмотрел в зеркало заднего вида: человек сидел на заднем сиденье абсолютно неподвижно.

– Вы явились, чтобы меня арестовать?

Тень в тени полумрака автомобиля ничего не ответила. И не пошевелилась. А где же остальные? Игнасио оглядел пустынную парковку. Не может быть, чтобы полицейский пришел один. Наверное, это чисто технический прием, чтобы заставить его сознаться, а остальная группа где-то спрятана и выскочит в нужный момент. Кто знает, как поведут себя гонконгские полицейские в таких обстоятельствах? Как будут проходить допросы, если его все-таки арестуют? Он и в Испании имел об этом смутное представление, но здесь…

– Чего вы хотите? Это из-за Вероники, да? Она вам все рассказала? Симуляция изнасилования, бритвенное лезвие… Я догадываюсь, что вы подумали. Вы сказали себе: он работает в Центре, он был знаком с жертвами, он обожает мучить и делать больно, у него в голове роятся всякие фантазии насчет насилия…

Игнасио ждал хоть какого-то знака от сидящего сзади сыщика – либо ободрения, либо замечания, – но тот не двигался. Испанец различал только темный силуэт в зеркале заднего вида. С таким же успехом он мог обращаться к самой смерти.

– Дело в том, – сказал Игнасио, – что это всего лишь фантазии. И больше ничего. Просто игра. Проклятая игра. Я неспособен кого-нибудь убить. Знаю: все эти бритвенные порезы, сцены изнасилования говорят не в мою пользу… Я это хорошо знаю. Наверное, вы думаете, что мужик, который может такое сотворить, явно не в себе, и, наверное, вы правы… Я провел свое расследование. Просто сказал себе, что если найду виновного в убийствах, то, возможно, и не сяду в тюрьму. А, кстати, в этой гребаной стране есть смертная казнь?

Никакого ответа. Он отдавал себе отчет, что голос его дрожит, а интонация делается все более настойчивой и умоляющей. Ему хотелось себя унизить, это тоже была стратегия выживания. Конечно, Игнасио не хотел кончить жизнь в тюрьме, а тем более в гонконгской. Кто знает, как станут другие заключенные обращаться с чужаками, такими, как он?

– Да скажите же что-нибудь, черт возьми! Вы понимаете по-английски? Я по-кантонски не говорю… No Cantonese…


Счетчик времени парковки остановился, и они оказались в полной темноте. Темный силуэт в зеркале заднего вида больше виден не был, все поглотила чернильная тьма. Игнасио занервничал и поднял руку, чтобы включить плафон.

– Не надо света, – пробормотал полицейский.

Он говорил так тихо, что Игнасио еле его расслышал.

– Что?

– Света не надо…

Полицейский говорил очень тихо, но все-таки ему показалось, что он уже где-то слышал этот голос, сейчас превратившийся почти в шепот. Какой-то двуполый голос: не то мужской, не то женский. Но где? И ему вдруг снова стало тревожно…

– Вы пришли один?

Никакого ответа.

– Вы пришли меня арестовать?

Игнасио затаил дыхание и откинулся на подголовник. Тело покрылось потом, по затылку побежали мурашки. Внизу спины возникло сильное напряжение.

– Чего вы хотите? Денег?

Молчание. Потом тот, кто сидел сзади, видимо, наклонился, потому что спинка сиденья слегка качнулась вперед. Игнасио ощутил на левой щеке горячее дыхание, от которого все волоски на его теле встали дыбом. Он собрался обернуться, но тут что-то вонзилось ему в ухо и пропороло барабанную перепонку. Такой боли он никогда не испытывал, и никогда еще не вспыхивало и не взрывалось у него в голове это черное солнце. И здесь, в глубине парковки, раздался поистине душераздирающий крик Игнасио Эскуэра.





44




Его звали Ройстон Там, ему было тридцать лет, и из Школы полиции он выпустился третьим. В Школе слыл амбициозным трудягой, для которого звание инспектора полиции представляло собой только первую ступеньку к достижению своего предназначения, а это предназначение он представлял себе гораздо более славным. И спешил. Он не собирался провести жизнь в ожидании, как некоторые. Он рассчитывал на быструю карьеру. Приписанный к Отделу экономических преступлений, он выбирал дела, которые заставили бы всех о нем заговорить, как игрок в покер ждет, когда ему придет пятый флеш. С другой стороны, Ройстон Там не был готов подняться по служебной лестнице, чтобы управлять какой-нибудь крупной структурой. Он любил делать покупки в дорогих магазинах – которых в Гонконге хватало, – а единственная поэзия, которую он понимал, была поэзия фирменных марок.

Ему нравилось знакомиться с хорошенькими женщинами. По меньшей мере, с теми, у кого глаза охотнее загорались при виде витрины «Картье», чем от признаний в любви. Но для этого нужны деньги. И Ройстон Там быстро научился превращать свой талант и общественное положение в звонкую монету.

Однако в то утро, когда первые лучи солнца осветили жилые кварталы, он нашел полученное им задание недостойным его ранга. Тайная слежка за другим полицейским, какая мерзость… Он получил инструкции по этому типу, Мо По Чаню. Было бы ради кого стараться… Вот если б ему поручили наблюдать за сыщиком выше по иерархии, за начальником… Хотя бы за той живой легендой, полицейским под прикрытием, благодаря которому в 2017 году удалась самая крупная облава во всей истории полиции Гонконга: были арестованы триста членов разных триад, в том числе и головы дракона того времени. Как и тот, за кем ему поручили следить, Там мечтал о деле такого рода, но, в отличие от объекта слежки, не желал платить за это никакой цены. Не желал марать руки и рисковать тоже. Зато желал красоваться в свете прожекторов, даже если придется передать эту грязную работу другому. Он хотел все и сразу: славу, деньги, женщин… И чтобы при этом не прикладывать никаких усилий. Он и так достаточно вкалывал в Школе полиции.

На Ройстоне Тане были солнечные очки «Рэй-Бэн Авиатор», часы «Патек Филипп», костюм-тройка «Армани», галстук «Дзенья» и рубашка «Харрис Уилсон». В рюкзачке за спиной лежали поло «Ральф Лорен» и джинсы «Хьюго Босс», на случай, если в ходе операции придется переодеться. Густые черные волосы он пригладил помадой от «Слоун» и надушился духами «Клайв Кристиан № 1».

Ройстон сидел на террасе одного из кафе, слегка нависавшей над улицей, и вдруг увидел, как Чань вышел из дома и быстрым шагом направился по Шелли-стрит к Куин-роуд-сентрал. Там быстро встал, положил на столик деньги и спустился на улицу. Затем ринулся вслед за своим «объектом» таким же решительным шагом, тем более что городские улицы быстро просыпались и оживлялись. Солнце пробиралось между высоких застекленных фасадов, разбиваясь на множество лучей, и, словно длинными пальцами, припорошенными золотой пудрой, ласкало просыпающийся город. Но Ройстон Там во всей этой симфонии света различал только усыпанные слюдяными блестками витрины магазинов у подножия холма.





* * *


В то же утро Мойра купила газету и принялась демонстративно ее читать в вагоне метро. Надо было любой ценой увидеться вечером с молодым сыщиком и рассказать об Игнасио. Но прошло несколько секунд, и она спросила себя, неужели вся эта спешка продиктована только необходимостью передать информацию? Сколько раз она подумала об этом парне за последние часы? На ее взгляд, подозрительно много. В нем были достоинство и прямота, которые Мойра редко встречала в людях. Некое благородство и застенчивая деликатность, не имеющие ничего общего с показным цинизмом ее парижских друзей. Они культивировали этот цинизм и хохмили на каждом шагу, чтобы скрыть пустоту своих убеждений или, по меньшей мере, их ничтожность и ограниченную утилитарность.

«А он боец, воин», – подумала Мойра. И в следующую секунду улыбнулась, представив его себе в образе героя китайских фильмов, полных звона сабель и сумасшедших пируэтов, снятых в замедленной съемке.

Потом она заново пережила все, что произошло прошлой ночью, и тревога вернулась к ней с прежней силой. Вспомнила пугающую ночную поездку по полуострову и слова Игнасио в машине. Если убийца – он, то почему оставил ее в живых? Потому, что она не подходила по профилю? До сих пор все жертвы были китаянки… Но тогда почему он был так откровенен? Вопросы толпились в мозгу, который не успевал их парировать, и потому тревога нарастала с каждым вопросом. Росло чувство, что она в опасности, и опасность эта неминуема… Но откуда она придет? Мойра оглядела набившуюся в вагон толпу, ища хоть какие-то приметы на сотнях человеческих лиц. Никто ею не интересовался. На первый взгляд… Она вдруг заметила, что дрожит. Но толпа успокаивала.





* * *


В тысяче километров отсюда, к востоку от Люсона, в Филиппинском море вода прогрелась до 26,5 градуса, а влажность дошла до 90 процентов. В результате нагретая вода начала в огромном количестве активно испаряться с поверхности океана, горячий и влажный воздух поднялся на высоту 15 километров и обрел форму трубы. К тому же этот феномен случился в зоне плохой погоды, вытянутой вдоль экватора и известной специалистам под названием «зона межтропикальной конвергенции».

Поднявшись вверх, горячий воздух охладился и стал опускаться, заворачиваясь вокруг сформированной воздушной трубы, а опустившись, снова нагрелся и поднялся. И так далее. И чем дальше, тем быстрее. В результате начали возникать и усиливаться ветры. А поскольку зона вытянута вдоль экватора, то сила Кориолиса, то есть сила поворотного ускорения при вращении Земли, которая незначительна на уровне экватора, смещала направление ветра и создавала турбулентность. На пути этой закрученной воздушной массы не встретилось ни одного массива суши, способного противостоять чисто морскому феномену, поэтому понижение давления в начале обычного тропического шторма, уже двадцать второго за год, превратилось в циклон. Скорее, даже в тайфун, как его называют в этих местах: в девятый за сезон. На самом деле тайфуны, циклоны и ураганы – по сути одно и то же. Однако этот, похоже, аппетитом превосходил все остальные. Его аппетит был волчий, ненасытный, в сравнении с теми тайфунами, что пролетали над Китайским морем в течение сезона. Пожалуй, этот был самый мощный. Этакий монстр больше тысячи километров в диаметре. То есть в три раза превосходящий ураган, который угрожал в это время Флориде и о котором без устали сообщали СМИ. Но кого интересует то, что происходит на широте Филиппин?

Может быть, обитателей Гонконга, расположенного ближе всех к траектории движения монстра…





* * *