Наяль Давье. Ученик древнего стража

– Что дальше? – задал я вопрос, встряхнувшись.

– Тебе нужно вытащить эти иглы. Это нужно сделать последовательно. Я буду говорить тебе, какую иглу тянуть. Только не прикасайся к буквам, они могут обжечь даже тебя. То есть душу.

– Понял, – ответил я и подошел ближе. Признаюсь честно, от Арагура веяло какой-то запредельной жутью. Подавив желание развернуться и уйти, я вопросительно посмотрел на учителя, ожидая, когда тот скажет, какую именно иглу тянуть.

– Слева, ближе к краю, внизу, – сказал Арагур.

Я поискал взглядом нужную иглу и, прежде чем прикоснуться к ней, вопросительно поглядел на учителя, чтобы тот подтвердил, правильно ли я его понял.

– Да, эту.

Перехватив тонкую иглу так, чтобы не прикасаться к горевшей на кончике синим огнем букве, я осторожно потянул. Та на удивление легко поддалась, выскальзывая из камня. Арагур что-то промычал, а потом выдохнул резко. И я подумал, что это может быть на самом деле больно.

Как бы мне ни хотелось поторопиться, учитель заставлял быть внимательным. В итоге я смирился и действовал медленно и осторожно.

– Осталась последняя, – выдохнул Арагур. В его голосе отчетливо слышалась болезненная интонация. Кажется, вся эта процедура не приносила ему приятных ощущений.

Последняя игла была вбита прямо по центру лба. Когда я до нее дотронулся, то заметил, как Арагур весь закаменел. Кажется, эта будет самой болезненной.

– Медленно или быстро? – спросил, смотря прямо в глаза учителя. Сейчас, когда он был чем-то вроде белесого тумана, определить их цвет не представлялось возможным, но почему-то я был уверен, что они должны быть светлыми.

– Быстро, – ответил учитель спустя некоторое время.

Кивнув, я перехватил иглу удобнее, замечая, что даже простое прикосновение к ней приносит боль Арагуру. Поджав губы, весь напрягся, а потом одним рывком выдернул иглу, отбрасывая её в сторону так, словно она была пропитана ядом и любая секунда могла быть для меня смертельной.

Глаза Арагура закатились от боли, а сам он рухнул вниз. Символы на печати налились ярким светом, запульсировали, а потом убавили свечение, но полностью не погасли.

– Ты как? – спросил, наблюдая за призрачным Арагуром.

Он, пошатываясь, поднялся и выпрямился. В тот же момент браслеты с моей руки соскользнули и устремились к владельцу. Спустя мгновение они перестали быть браслетами, впрочем, листами они тоже не стали. Вместо этого они превратились в золотистую нить, которая как паутина обмотала призрачный силуэт. Через пару секунд передо мной стоял человек, светловолосый, голубоглазый, облаченный в белый плащ.

Все это напоминало мне то, как вел себя мой собственный силестин.

– Так значит это… – начал я, но запнулся, сомневаясь, что вещество Арагура называется именно силестин.

– Солнечный камень. Впрочем, он мало чем отличается от твоего силестина, – сказал Арагур, хмыкнув. – Думаю, нам пора покинуть это место.

Я оглянулся по сторонам и согласился. Спустя пару часов мы были на поверхности. Свою ауру Арагур после приобретения тела сжал так, что она по величине стала не больше моей.

Мне хотелось поговорить обо всем, расспросить, но Арагур явно старался оказаться как можно дальше от места своего заточения. Я понимал его, поэтому молча следовал за ним.

– Думаю, здесь будет в самый раз, – сказал Арагур, когда мы добрались до края кратера.

– Мне все равно, – отозвался я, запрыгнув на камень и сев. При этом я повернулся в сторону кратера, по-прежнему заполненного черными и очень хрупкими камнями.

Пристроившись рядом, наставник глубоко вздохнул и улыбнулся, подставляя лицо солнечным лучам. Молчали мы долго. И не потому, что нам не о чем было поговорить, просто я понимал, что новая информация обязательно что-то изменит в моей жизни, и я не знал, надо ли мне это. Почему молчал Арагур, не знаю.

– Когда-то давно, – заговорил всё-таки Арагур спустя некоторое время, – я прошел почти такой же путь, как и ты. Конечно, наши истории отличаются. Я не вживлял в себя солнечный камень так, как это делал ты. В том мире была одна изощренная казнь. Солнечный камень (на самом деле он напоминал собой песок, но всё почему-то звали его камнем) плавился, а потом в него кидали человека. После того, как человек умирал, его доставали и оставляли на некоторое время для того, чтобы камень застыл. У правителя был целый сад таких вот скульптур. Как ты понимаешь, меня казнили.

– За что? – спросил, стараясь отогнать от себя мысли о том, насколько болезненной могла быть такая казнь.

– Я был художником. Рисовал магические картины. Одна из них не понравилась правителю, – Арагур пожал плечами. – Сюжеты для них я видел во снах. Я так думал. На самом деле уже тогда у меня была способность заглядывать в другие миры. Когда меня казнили, я от боли открыл портал и попал на грань.

– Какая она была для тебя?

– Для меня грань была яркой, – учитель хмыкнул. – Она походила на тысячи картин, которые, соединяясь, напоминали сферу, внутри которой я и оказался.

– А потом?

– А потом были сотни миров. В некоторые я всего лишь заглядывал, в других жил столетиями. Через какое-то время я узнал о стражах или Разумах, как ты нас называешь.

– Нас?

– Не торопи, я всё расскажу, – отмахнулся Арагур. – К тому времени мне всё начало надоедать. Я не понимал, зачем живу, столь долгая жить перестала быть привлекательной. Хотя поначалу я радовался, конечно, что в отличие от остальных людей каким-то образом смог заполучить бессмертие. Вот тогда я и встретил стража. Он все мне объяснил. И научил.

– Чему?

– Тому же, чему учил тебя я. Наше с ним общение было более длительным, чем у нас с тобой. Признаюсь, я был более плохим учеником, чем ты. Но в итоге я оказался на этой горе.

– Ты встретил Разум этого мира? – спросил я, почему-то удивившись.

– Верно. В отличие от тебя, я не стал требовать никаких клятв, доверившись, как я тогда думал, другу. Я был полностью уверен, что мне надо спасти его из заточения. Не понимал, к чему все шло.


– К чему?

– К тому, что я должен был заменить его.

Я напрягся, невольно отодвигаясь чуть дальше. Арагур заметил это.

– Не стоит беспокоиться, – сказал он, хмыкнув. – В отличие от моего учителя, мне плевать на этот мир. Плевать, что он, возможно, на долгие тысячелетия останется без стража.

Его слова не заставили меня расслабиться полностью, но я постарался сделать вид, что верю.

– Но зачем он так поступил? – задал я интересующий меня вопрос.

– Зачем? – Арагур коротко глянул в мою сторону, на потом устремил взгляд вперед. – Чтобы понять это, надо начать с того, кто такие стражи.

– И кто же они? – ответ на этот вопрос меня весьма интересовал.

Арагур долго молчал, но потом всё-таки заговорил:

– Ты знаешь, в чем смысл жизни человека?

– При чем тут это? – я недоуменно глянул на учителя. – Многие считают, что смысл жизни в том, чтобы продолжить свой род. То есть в детях.

– А сам что думаешь?

Я пожал плечами.

– Думаю, что каждый человек сам для себя определяет свой смысл. У одного смысл жизни заключается в семье и детях. У второго в успешной карьере, в количестве денег, во власти. У третьего в самовыражении. У четвертого еще в чем-то.

– А у тебя?

– Не знаю, – ответил я после недолгого раздумья. – Ребенок у меня был, власть, деньги – тоже. Возможно, сейчас меня больше всего интересуют знания, но я не думаю, что вся моя жизнь вертится вокруг них.

– Знания, – произнес Арагур задумчиво. – Ты пришел к этому быстрее, чем я. Мне пришлось обойти сотни миров, пока я не начал испытывать скуку и потянулся к знаниям.

– А сам ты знаешь, в чем смысл жизни? – спросил я, заинтересовавшись.

– Нет, – Арагур качнул головой. – Могу только озвучить версию своего учителя. Вероятно, ему это сказал его учитель и так далее.

– И?

– Он сказал, что смысл жизни любого человека в развитии.

Я недоуменно поднял брови, пытаясь осмыслить сказанное.

– В принципе, кто-нибудь вполне может выбрать это для себя смыслом, – пробормотал я.

– Нет, ты не понял, – Арагур повернулся в мою сторону, смотря прямо и серьезно. – Развитие – это смысл жизни не просто отдельно взятого человека, а всего человечества во всех существующих мирах. Каждый человек обязан постоянно развиваться. И развитие его не должно заканчиваться смертью.

– Как это? – не совсем понял я. – Ты говоришь о перерождении?

– Верно. Душа человека во время ее нахождения в смертном теле постоянно чему-то учится. Воспоминания после смерти блокируются, но нечто всё-таки остается, и это нечто влияет на новое воплощение очень сильно. На самом деле для развития души важно все, начиная от страданий, заканчивая счастьем. Чем больше у души воплощений, тем более… не умной, скорее, более развитой она становится. А это позволяет перейти ей на новый этап.

Арагур замолчал, смотря на меня внимательно, будто старался что-то передать взглядом или понять. Я же размышлял над его словами. Если вспомнить, то у меня у самого до момента, как я стал Наялем, было тысячи разных воплощений. А ведь действительно, для чего-то ведь это нужно. Души, миры, люди. Зачем-то ведь всё это кто-то создал.

Арагур продолжал молчать, явно ожидая от меня чего-то.

– Новый этап… Ты хочешь сказать, что я сейчас на новом этапе?

Учитель хмыкнул довольно и кивнул.

– Не только ты, – сказал он. – Но и я. Ты сейчас на том же этапе, на котором я был когда-то давно, когда встретил своего учителя.

Я снова напрягся.

– Хочешь сказать, что мне для того, чтобы перейти на следующий этап, нужно будет несколько тысячелетий повисеть на стене в виде приколотого иглами призрака, наблюдая при этом за миром?

– Не обязательно все должно быть так, – Арагур отвернулся, но я успел заметить, как между бровей у него пролегла скорбная складка. – Все может быть по-другому. В отличие от моего учителя, я не стану неволить тебя. Ты сам выберешь время и мир, за которым станешь присматривать.

– Подожди, – я вскинул руку. – Я так понимаю, стражи наблюдают за миром, пресекая любые попытки вмешаться в естественный ход истории. Именно в этом их предназначение?

– Я делал именно так. Наблюдал, как человечество развивается, потом губит себя, после снова поднимаясь с колен и начиная новое развитие. И так раз за разом. Люди доходят до определенной черты, а потом своими руками рушат все построенное, словно карточный домик. На моей памяти в этом мире человечество трижды почти погибало. Оставалась лишь жалкая горстка, которая со временем откатывалась назад в развитии. Людям приходилось все начинать сначала.

– Но зачем? – спросил я возмущенно.

Мне даже обидно стало. В этот момент я вспомнил передачи, просмотренные когда-то давно, о том, что на Земле раньше были иные рухнувшие по каким-то причинам цивилизации. Вспоминалась пропавшая Атлантида и Гиперборея. Может ли быть, что и там происходило что-то подобное?