Найдите Ребекку

У Кристофера свело все мускулы, тело словно обмякло. Кассин продолжил:

— Я знаю, ты обдумываешь предложение о замужестве от Джонатана Даррелла. И меня утешает, что ты нашла достойного поклонника. Я желаю вам с ним всего самого наилучшего. Твой, и так далее, и так далее. Никаких выходок, парень. Подпиши, и если я увижу в письме хоть что-нибудь подозрительное, какой-нибудь шифр…

— Нет там никакого шифра, посмотрите сами, старый вы ублюдок!

— Давай сюда. — Кассин просмотрел письмо. — Отлично. Для Ребекки это станет неприятным шоком, но ее хотя бы сможет утешить Джонатан. И ее семья, разумеется.

Кристофер чувствовал себя измотанным и опустошенным. Он встал.

— Я пойду.

Он знал, что делать дальше. Нельзя позволить Кассину победить.

— Да, выметайся, — позволил Кассин. Кристофер поспешил в полумраке к входной двери. Когда он вышел, слова Кассина еще эхом звучали у него в голове: — Держись подальше от моей дочери. Если я еще раз увижу тебя с ней рядом, то убью. Слышал? Ты слышал, парень?

Кристофер закрыл за собой дверь, выбежал в сад и наклонился вперед, тяжело дыша.





Глава 11




Спотыкаясь, он ковылял обратно к своему дому, а вокруг свистел ветер, и волны бились на пляже, звоном отдаваясь у него в ушах. В глазах помутнело, а во рту стоял привкус виски, смешиваясь с желчью, подкатившей к горлу. Света больше не было. Луна и звезды погасли. Он по памяти брел по дороге к дому отца. Споткнулся обо что-то твердое и скорчился на дороге. Потом встал, почувствовав тупую боль в колене. Она усилилась, когда он попытался опереться на левую ногу, и он потащился, подволакивая ее за собой. Останавливаться было нельзя. Дом был впереди. Кристофер не видел его, но знал, что он там.

— Я должен ее найти, — сказал он, то ли вслух, то ли про себя. Дорога повернула налево, и он вместе с ней — глаза уже привыкли к темноте. Дом был там. Свет не горел. Он увидел свой велосипед, все еще стоящий у куста, где он его оставил. Теперь он был ни к чему.

Кристофер приложил руку ко лбу, покрытому горячим соленым потом. Боль в ноге отдавалась во всем теле, но он не обращал внимания, или пытался не обращать, и поторопился к входной двери. Дома было абсолютно тихо, не считая его грохочущего дыхания. Он положил обе руки на стену и покрался в сторону кухни. Ему было проще двигаться, держась за твердую опору, чтобы не создавать лишнего шума. Он сел за кухонный стол, пульс наконец замедлился. Я должен увидеться с ней сегодня. Сегодня же. Сейчас.

Адреналин иссяк. Комната пошатывалась, словно он сидел на шатком плоту посреди бурного моря. Левая штанина порвалась, по колену растекалось темное пятно крови. Он взял столовую салфетку, висевшую у него на спинке стула, и промокнул ссадину сквозь порванные брюки. Скатерть упала на пол. Кристофер не стал ее поднимать. Колено сильно болело, но, похоже, перелома не было. Наверху было тихо, и он прокрался вдоль стены в кабинет. Ключи от машины лежали на столе. Он положил их в карман. Прокрался обратно по спящему дому и вышел на улицу.

Дом Дарреллов в Сент-Бреладе был в сорока пяти минутах езды на машине, если ехать днем. Он глянул на часы. В темноте было почти ничего не видно, но, похоже, сейчас около часа ночи, может, позже. Ребекка с матерью до сих пор не вернулись домой, и ему пришло в голову их дождаться. Только где? К их дому он возвращаться точно не собирался. Наверное, лучше всего поехать прямо туда, ведь там какая-то вечеринка. Самого Кассина они решили не брать, потому что он способен испортить любое мероприятие. Кристофер повернул ключ зажигания, машина затряслась, закашляла и завелась, и он увидел, что в комнате его отца зажегся свет. Открылось окно.

— Папа, мне нужно взять машину. Экстренная ситуация! — крикнул он, резко выскочил на дорогу, не дожидаясь ответа, и уехал прочь, не сомневаясь в своих действиях. Уверенность в собственной правоте заставляла его двигаться дальше. Извинения перед отцом и все остальное подождут.

Свет фар освещал десять-пятнадцать метров дороги. В зеркале заднего вида была лишь темнота. Кристофер думал о Кассине, о ружье и о виски. Фары на долю секунды осветили корову, стоявшую на дороге, и он резко повернул руль в сторону. Машина вильнула в темноту, продираясь сквозь кусты и угодив в канаву, руль ударил Кристофера в грудь, автомобиль перевернулся и лег набок. В его голове промелькнули мысли о Ребекке, ее отце и долгом пути в Сент-Брелад, а потом он провалился во тьму.





* * *


Александра была рядом с отцом. Она плакала. Стефан наклонился к Кристоферу, попав в его поле зрения. Кристофер почувствовал, что его левый глаз закрыт. Он не смог открыть его, а потом почувствовал боль — сперва она щекотала позвоночник, а потом накрыла его огромной волной. Он изогнул спину и увидел, как поднялась и опустилась белая простыня на его груди. Почувствовал, как отец взял его за руку, почувствовал тепло его пальцев. Вместо слов у Кристофера вышло лишь бормотание да покачивание головой. Стефан успокоил его, положив руку ему на лоб. Он попытался сесть, но упал назад. Зрение прояснилось, когда усилилась боль, и он поднял руку, чтобы ощупать опухший глаз.

— Прости за машину, папа.

— Нет-нет, это ерунда. Даже не беспокойся.

— Я должен был… Я должен был остановить ее. — Зрение снова затуманилось, и свет усилился, размыв всех присутствующих и все вокруг. — Это ее отец, месье Кассин. Я должен был…

Его снова окутала тьма.

Очнувшись, он увидел сестру и отца, они спали на стульях в противоположных концах комнаты. В глазах прояснилось, боль немного успокоилась. Он понаблюдал, как они спят, и снова закрыл глаза.

Когда он проснулся, то увидел Александру.

— Где отец?

Она приложила руку к его лбу.

— Ему пришлось уехать. Скоро вернется. Он был здесь со мной всю ночь. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — солгал он. Левая рука и левая нога были в толстом белом гипсе, а такой сильной головной боли он не чувствовал ни разу в жизни.

— Злится насчет машины? Что он сказал?

— Это его правда не волнует. Мы так переживали. Почему ты это сделал, Кристофер? Нам передали одежду, в которой тебя нашли. Она пропахла виски.


— Я… Мне пришлось. Я этого не планировал. — Когда он начинал говорить, пульс ускорялся вновь. — Кто меня нашел?

— Мистер Бейнс. Ты чуть не переехал одну из его коров.

Он уже собирался попросить Александру передать мистеру Бейнсу извинения, когда в комнату вошла Ребекка. Она была одна и держала букет цветов.

— Думаю, вы хотите поговорить наедине, — догадалась Алекс и ушла.

Ребекка выглядела усталой, ее глаза опухли. Она села рядом с кроватью. Он попытался приподняться, но не смог.

— Как ты себя чувствуешь? Я так расстроилась, когда узнала, что случилось.

— Нормально. Врачи говорят, я скоро поправлюсь. Ты как?

— Я получила твое письмо. Отец передал. — Вечернее солнце в окне подсвечивало каждую пылинку, превращая ее в драгоценную песчинку. Ребекка была еще прекраснее, чем он мог вообразить.

Кристофер снова попытался сесть, но почувствовал в боку укол острой боли и откинулся обратно.

— То, что я там написал, — неправда… Я…

Она взяла его за руку.

— Тише, Кристофер, — прошептала она. — Я знаю. Знаю, кто ты. — Она поднесла его руку к губам, поцеловала и приложила к щеке. — Ах, Кристофер, как ты мог подумать, что я вообще в это поверю? Поверю словам моего отца? Ты всегда был лучшим, что было в моей жизни. Я всегда это знала, просто ненадолго забыла. Ты навсегда в моем сердце, с первой секунды знакомства. Я любила тебя всю жизнь. В тот вечер я поехала к Джонатану, чтобы сказать ему, что разрываю помолвку, что я не люблю его и хочу быть с тобой. — Ребекка наклонилась и поцеловала его. Было больно. Но Кристоферу было плевать. — Мне всегда был и будешь нужен только ты, Кристофер.





Глава 12




Ребекке было больше некуда идти, или она не хотела никуда идти. Она переехала в квартиру к Кристоферу и ждала, пока он окрепнет достаточно, чтобы туда вернуться. Она прожила с ним около двух недель, пока он выздоравливал. Потом нашла работу в местном отеле и переехала в квартиру по соседству. Совсем рядом. Там она только спала. Остальное время они проводили вместе.

К лету 1939-го остров начал охватывать страх. Страх порождал негодование. Это был и его дом. Остров принадлежал ему настолько же, как и остальным. Кристофер, как и все окружающие, пристально следил за политикой страны своего рождения. От этого невозможно было скрыться. Даже Ули признал, что страна, вероятно, движется к войне, после того как в марте 1939-го была окончательно подчинена Чехословакия. Он не понимал его, не разделял патриотической гордости, растущей в Германии на митингах, где герр Гитлер управлял огромными толпами, вводя их в транс своими речами. Зелерам все сложнее становилось быть немцами, ассоциировать себя со сжигающими книги толпами. Но все вокруг знали, откуда они родом. При приближении Кристофера разговоры о политике умолкали, и друзья сомневались в его взглядах, хотя знали его всю жизнь.

Ули же, в отличие от Кристофера, не сомневался в выбранной стороне. Раньше он редко рассуждал в своих письмах о политике, но со временем ему стало все сложнее избегать этого вопроса. Похоже, Ули искренне верил, что Гитлер не хочет войны и нацисты остановятся, как только Германия вернет себе земли, похищенные у нее во время Великой войны. Ули упоминал о своих убеждениях вскользь, предпочитая комментировать жизнь Кристофера или пересказывать истории о счастливом семейном очаге, который они устроили с Каролиной. Но Стефан смотрел на вещи иначе, ситуация в Германии его явно расстраивала. Кристофер чувствовал неодобрительные взгляды и слышал сдавленный шепот в темноте кинотеатров, когда в новостных выпусках на экране рассказывалось об унижении западных сил нацистскими войсками.

Только Том, старый друг, который все еще жил с ним в одной квартире, разговаривал с ним откровенно. Том начал встречаться с Александрой. Это произошло постепенно, но при этом — внезапно. Все понимали, что все к тому идет, даже Кристофер. Том пошутил о взаимных привязанностях и том, что в конце концов они с Александрой должны пожениться. И пристально посмотрел на Кристофера, словно проверяя реакцию. Кристофер улыбнулся и положил руку ему на плечо. Больше эта тема не обсуждалась. Через две недели Том сделал Александре предложение. Майским вечером они пришли домой и сообщили всем новость. Том поочередно обнял Стефана, Кристофера и Ребекку. Алекс была на седьмом небе. Прекрасное время!

Войну объявили в воскресенье. Они сидели в пабе. Том и Алекс только поженились и еще пребывали в эйфории от свадьбы, которая состоялась неделей ранее. Алекс как раз подняла неизбежную тему женитьбы Кристофера и Ребекки, когда владелец бара сделал объявление. По толпе пробежал шепот. Несколько людей подняли бокалы и закричали «Боже, храни короля» и «Боже, храни бедную Польшу». Кристофер думал лишь об Ули, жившем в Берлине, и Каролине, беременной их первым ребенком. Том попытался пошутить. Кристофер его едва услышал, а Александра если и услышала, то никак не отреагировала.

— Пройдет, — заверила его Ребекка. — Все закончится еще до Рождества.

Кристофер сделал еще один глоток пива. Он знал большинство остальных посетителей, во всяком случае мимолетно. Они звенели бокалами, пили за короля и желали смерти немцам. Кто-то снова запел «Боже, храни короля». Большая часть толпы присоединилась. Том взял Александру за руку и встал.

— Наверное, нам тоже пора, — сказала Ребекка.

— Нет, если можно, я бы хотел остаться.

Ребекка поцеловала его, остальные попрощались. Он в одиночку направился к бару. И встал рядом с Жаком Ля Марком и Сидни Моррис, рыбаками лет пятидесяти.

— Ну и дела, да? — начал Кристофер. Никто не ответил. — Гитлер никак не остановится.

Сандрин подтолкнула к нему бокал пива.

— За счет заведения, — сказала она. — Думаю, сегодня тебе пригодится.

— Спасибо. Я тебя так и не поздравил. Когда свадьба?

— В следующем году, — ответила она и ушла.

Звуки гимна «Боже, храни короля» нарастали, заполняя помещение, и вскоре его пели уже все присутствующие — кроме него. Кристофер все думал об Ули. Интересно, он тоже сидит, стиснув зубы, пока вокруг ликует воодушевленная патриотизмом толпа? Вряд ли.

Жак наклонился вперед. Оба мужчины воевали в Великой войне и были слишком стары для этой.

— Что теперь будет? Неужели опять такая же война?

— Нет. Все закончится быстро. Гитлер возьмет Польшу и успокоится. Британия и Франция слишком сильны. А нацисты не настолько глупы.

Сидни затянулся.

— Твой оптимизм меня восхищает.