Найдите Ребекку

— Как прошел первый день в лагере? Чем ты там занимаешься?

— Работаю в экономическом отделе.

— Значит, большой человек. И как?

— Что как?

— «Канада», земля бессчетных богатств, все мы слышали об этом.

— Всего лишь несколько бараков. Я пытаюсь делать свою работу, как и все остальные.

— Ой, ладно. Понимаю, ты не хочешь об этом говорить. Уже ужинал?

— Да, поел раньше.

— Не хочешь выпить сегодня? Мы соберемся попозже небольшой компанией. Еще будут показывать фильм или какую-нибудь пьесу, точно не знаю.

— Хорошо.

— Отлично, потом мы еще будем играть в карты. Это неплохо снимает стресс, иногда здесь бывают очень напряженные дни.

Кристофер сложил письмо, положил на верхнюю полку шкафчика и вышел вслед за Ламом из комнаты. Лам был блондином лет двадцати двух, ниже его ростом.

— А ты что здесь делаешь, Лам?

— Работаю в основном лагере, здесь, в Аушвице. Мои обязанности меняются каждый день, но в основном я работаю в 10-м и 11-м корпусах. Работа непростая, но мне она нравится — мое дело важно для рейха.

— А что происходит в 10-м и 11-м корпусах?

— Это карательные корпуса.

Кристофер вышел вместе с ним во двор. Лагерные фонари били яркими лучами прямо в лицо, и Кристофер прикрыл глаза рукой. В Аушвице было тихо, тридцать тысяч заключенных всего в нескольких метрах от них не издавали почти ни звука. Кристофер думал о разговоре с Брайтнером и капо, Франклем. Не слишком ли рано он выделился? Он помнил слова Фридриха и знал, что, проявляя малейшее сочувствие к заключенным, он рисковал собственной жизнью и, что гораздо важнее, шансом спасти Ребекку. Но бездействовать тоже было невозможно. Как он мог стоять в стороне и оставаться человеком? Должен был быть какой-то способ изменить ситуацию. Он один, но у него есть определенная власть, и деньги тоже будут. Он подумал о кучах купюр, разобранных днем. Деньги будут всегда.

Лам повел его через двор. Мимо них сновали туда-сюда эсэсовцы. Большинство были небрежно одеты, с расстегнутыми воротничками и выпущенными рубашками, а некоторые уже напились и шатались из стороны в сторону. Лам здоровался с некоторыми из них, и представил Кристофера своему приятелю, когда они пришли. Кристофер очень старался быть приветливым, насколько мог, когда жал руку. Они привели его в открытую комнату в конце коридора, где вокруг деревянного стола сидели семь или восемь эсэсовцев. В середине лежали деньги, и каждый держал перед лицом карты. В воздухе висел густой сигаретный дым. Повсюду на столе стояли пивные бокалы и бутылки водки. Все присутствующие поприветствовали Лама.

— Знакомьтесь, это новый руководитель экономического отдела, Кристофер Зелер. Напомни, откуда ты, Зелер?

— Родился в Берлине, но вырос на Джерси.

— Джерси, разве это не Британия? — спросил солдат, сидящий за столом.

— Теперь нет! — крикнул его сосед.

Лам сел, а Кристофер опустился с ним рядом.

— Вы играете в карты, Зелер?

— Не очень хорошо.

— Прекрасно, особенно если учесть, что вы из экономического отдела, то вы быстро освоитесь, — пошутил тот же солдат, что спрашивал про Джерси. — Берем его.

Шутника звали Ганц. Два часа спустя, не проронив почти ни слова, Кристофер удвоил первоначальную ставку в игре. Эсэсовцы стали менее дружелюбными. Ганц снова раздал карты. За столом их было семеро, все пьяные, все курили. Веки у Кристофера потяжелели, и карты рябили в глазах.

— Ну что, новичок, вернешь нам наши деньги? — спросил Штрумер, один из охранников. Это был худой блондин примерно одного возраста с Кристофером.

— Недоволен тем, как выпадают карты? — протянул Лам.

Кристофер посмотрел себе на руку и сделал глоток водки из стоявшего перед ним стакана. Она стекла по пищеводу и начала свою атаку на желудок. Кристофер оглядел стол. Этой игре научил его отец. Соль была не в картах, а в людях. Если его видят насквозь за игральным столом, то почему не могут увидеть днем, на работе? Он выдвинул в середину стола еще несколько купюр, поднимая ставку. Карты ему попались ерундовые, но это было не важно. Он всматривался в лица сквозь дым. Последний час почти никто не разговаривал, все только пили. Почти все за столом расстроились и спасовали. Остались только он и Лам. Лам начал опускать карты, но потом улыбнулся и поднял их обратно.

— Думаю, ты блефуешь. Я вижу тебя насквозь, — сказал он, и Кристофер почувствовал, как по спине пробежал холодок. — Посмотрим, что у тебя есть.

Лам опустил карты, три короля и две шестерки. Потянулся и сгреб к себе все деньги.

— Вообще-то можешь даже не показывать мне свои карты. Я знаю, у тебя ничего нет.





Глава 21





Ему снилась Ребекка на пляже Джерси, ветер играл у нее в волосах, и он видел лишь ее темный силуэт на фоне серого неба. Он побежал к ней, она повернулась к нему и улыбнулась. Ее синие глаза светились в темноте и постепенно затмили все вокруг. Ее лицо было перед ним, мягкое, гладкое и прекрасное, она смеялась и вприпрыжку бежала к скалам, как в детстве. Он следовал за ней к морю, бурлящему и грохочущему, подбрасывающему белую пену высоко в воздух. Когда он пришел туда, ее уже не было.

Кристофер проснулся, а Лам еще спал. Он встал на холодные доски пола и быстро натянул свежую пару носков и серые брюки своей эсэсовской униформы. Они наделись легко, и в них было удобнее, чем неделю назад или даже вчера. Он подошел к зеркалу в углу комнаты, расположенному над простой раковиной, покрытой пеной для бритья и мылом Лама. Легонько оттянул пальцем веко — в глазу лопнул сосуд. Грудь давило изнутри, словно там было что-то тяжелое. Он сел, натянул ботинки. Снова встал и старательно побрился, прежде чем застегнуть рубашку и натянуть мундир. Закрыл за собой дверь и направился в уборную. В душевой было еще два эсэсовца. Один поприветствовал Кристофера, когда тот проходил мимо. Другой не обратил на него внимания, продолжая мыть руки, все сильнее натирая их под горячей водой.

Холод октябрьского утра пощипывал кожу. Скоро зима. Ее запах ощущался в воздухе. Он попытался представить, каково придется заключенным, когда начнется снег. И украдкой поглядывал в жилые бараки. Он видел, как они вчетвером сбивались в кучи на одноместных койках, пытаясь спастись от холода. Сосредоточься на Ребекке. Аушвиц, с его огромным количеством заключенных и централизованной системой управления, казался лучшим местом для начала поисков. Возможно, она была в лагере, и, возможно, он ее увидит, но что тогда? Он подошел к главному входу. Показал документы дежурному эсэсовцу, который зевнул и пропустил его внутрь. Было уже почти восемь. Первая партия ожидалась меньше чем через час. Он ругал себя, что проспал слишком долго: когда придет поезд, времени не останется ни на что, кроме воровства и убийства.

Корпус с данными о заключенных и списками убитых врагов рейха был прямо у входа. У Кристофера не было реальных причин туда заходить. Эсэсовцам не позволялось бродить по лагерю. Его должность оберштурмфюрера в экономическом отделе позволяла определенные вольности, но уж точно не копаться в лагерных документах в поисках еврейской узницы. У входа стоял еще один охранник, и Кристофер показал ему документы.

— Вы проделали долгий путь из Биркенау, герр оберштурмфюрер. Что вы здесь делаете?

— Знаете, у меня полно дел поинтереснее, но мой рапортфюрер из экономического отдела хочет, чтобы я поговорил с… Карлом Либерманном, кем бы он ни был.

— Начальник отдела данных по заключенным? — усмехнулся охранник. — Герр Либерманн — занятой человек.

— Как и я.

Охранник покачал головой и пропустил его. Либерманн сидел за столом и резко поднял взгляд, как будто его поймали за каким-то непозволительным занятием. Кристофер сел на стул возле безупречно чистого стола Либерманна прежде, чем тот успел что-то сказать.

— Кто вы и почему в моем кабинете? — спросил Либерманн, мужчина лет сорока с двойным подбородком и круглыми очками на кончике прямого носа.

— Меня зовут оберштурмфюрер Зелер, и мне нужна ваша помощь. Я слышал, у вас в лагере есть определенная власть и эта власть может помочь мне решить маленькую проблему, — Кристофер умолк, ожидая, что заговорит Либерманн. Но тот молчал. — Я ищу определенного заключенного, но не знаю, в этом она лагере или…

— Она? Оберштурмфюрер Зелер, почему вы ищете этого заключенного?

Кристофер достал пачку сигарет.

— Позволите закурить?

— Нет.

Он убрал сигареты обратно в карман.

— Хорошо, я подожду.

— Давайте сразу перейдем к делу, герр Зелер…

— Хорошо, у нас у всех полно дел. У меня, можно сказать, законный интерес к этому заключенному. Со мной связалась ее семья, предложила деньги за информацию.

— Это крайне незаконно. Эти люди — враги государства. Вы это знаете, оберштурмфюрер Зелер.

— Я прекрасно осознаю вашу и мою роль в этом лагере. Только поймите, герр Либерманн: те евреи богаты, очень богаты. Думать, что у меня есть какая-то привязанность к этому… человеку, — просто смешно.

— Чтобы просмотреть записи о заключенных, понадобится время.

Кристофер нащупал в кармане пачку купюр: он только получил зарплату. Вытащил руку и положил купюры на стол. Взгляд Либерманна метнулся к деньгам. Кристофер почувствовал, как потеют ладони.

— Я не беру взяток, герр Зелер.

— Я не даю взяток, герр Либерманн.

Либерманн взял листок бумаги и положил на стол, на пачку счетов.

— Попробую найти этого человека в лагере. Как зовут эту загадочную даму?

— Здесь все детали, — Кристофер подтолкнул к нему листок бумаги. — Не будем терять время.

— Возвращайтесь завтра утром, возможно, у меня будут новости.

— Отлично. Знаю, что вы заняты, и у меня тоже немало дел, — Кристофер встал со стула.

— Герр оберштурмфюрер, уверен, мне не нужно упоминать о деликатности этого вопроса, — сказал Либерманн ему на прощанье.

— Конечно, нет, — Кристофер вышел.

Следующая партия прибыла меньше чем через час, и страшный спектакль разыгрался точно таким же образом. Позднее прибыла вторая партия для газовых камер, и нужно было отобрать женщин в «Канаду». Остаток дня у Кристофера не было сил выйти из офиса. Он испытывал отвращение к себе из-за чувства надежды, посетившего его в месте, где никто не выживал. Его задача казалась такой мелкой, совершенно незначительной перед лицом всех этих смертей, словно кусочек от верхушки айсберга. Он был решительно настроен спасти Ребекку, решительно как никогда, но это не представлялось хорошим концом, даже если ему удастся каким-то образом вытащить ее из лагеря. И он не представлял, как это сделает, даже если найдет ее. Всему свое время. Сначала надо ее найти, дальше будет видно. Он сам заточил себя в ловушку, в эту униформу, вырядился как один из них. Кристофер попытался вспомнить напутствие отца: всегда оставаться верным себе, не позволять извращенным идеям СС изуродовать душу. Но он уже понял, что это невозможно. Он уже изменился. Какой смысл: найти ее, потеряв себя?

Остаток дня тянулся медленно и мучительно, словно извлечение стрелы из открытой раны. Он поручил дела Брайтнеру и оставался в кабинете, считая и пересчитывая кучу денег, оказавшуюся у него на столе. Ему принесли деревянные ящики с золотом и драгоценностями, и со временем он перестал осознавать, что делает. Там были медальоны с портретами погибших близких людей, и те, кто их любили, больше их никогда не увидят. Все мертвы.

В тот вечер он не присоединился к ежевечерней попойке Лама и остальных эсэсовцев, сославшись на боль в желудке. Он лежал в кровати, не в силах заснуть из-за мыслей, что Ребекка может быть в этом лагере, находясь на волосок от гибели. Каждый день жизни в лагере мог стать последним для заключенного. Он уже прождал слишком долго. Больше терять время было нельзя.





* * *