Нефритовая война

– Ты позорно вела себя в прошлом, Коул Шаэлинсан, – сказала она громко, чтобы все слышали. – И все же было бы досадно убить хорошую Зеленую кость в то время, когда Кекону нужен каждый из нас. – Колосс Горных вытерла обе стороны сабли о шелковые штаны. – Мой клинок чист.

Отовсюду раздались громкие возгласы одобрения и радости. Коллективное лихорадочное напряжение ожидающих Зеленых костей уступило место настороженному гулу. Айт наклонилась ближе, чтобы ее слышала только соперница. Шаэ с ужасом всматривалась в свой нефрит в руке Айт, словно та сжимает в ладони отсеченную часть ее тела – руку, сердце или внутренности. Левая сторона головы Айт без части уха выглядела жутко, но Айт не обращала на это внимания.

– Я ведь обещала тебе, глупышка, что ты увидишь свой клан в руинах, – прошептала Айт. – Было бы нечестно с моей стороны убить тебя до того, как это случится.

Она развернулась и спокойно вышла сквозь строй радостных бойцов Горного клана.

Нефритовая ломка и потеря крови накрыли Шаэ одновременно, словно тайфун оторвал ее от поверхности земли. Все очертания предметов расплылись и закачались, ослабевшее тело рухнуло. Шаэ смутно осознавала поднявшуюся суету – над ней склонились Хило и Маики, семейный врач, доктор Трю, зажимал рану и лечил ее Концентрацией, наполняя дрожащее тело теплом. Где-то вдалеке кто-то сказал:

– Отнесите ее в «Скорую».

Шаэ вдохнула запах травы под щекой, а потом позволила себя впасть в беспамятство.





Глава 32. Запоздалые разговоры




Шаэ потребовалось переливание крови, двенадцать дней она провела в жанлунской центральной больнице, прежде чем хирург и доктор Трю разрешили ей вернуться домой. По ее просьбе в больнице к ней никто не приходил, кроме ближайших членов семьи. Оглушенной обезболивающими и дрожащей от нефритовой ломки, ей меньше всего хотелось отвечать на вопросы репортеров, показаться в таком виде перед коллегами с Корабельной улицы или даже перед виноватым лицом Маро.

И в результате, вернувшись домой, она чувствовала себя совершенно отрезанной от мира и страшилась того, что придется заново учиться ходить и в прямом, и в переносном смысле. Хотя она тренировалась в Академии, дралась и убивала прежде, по стандартам Зеленых костей, а в особенности по стандартам Коулов, ее жизнь была довольно спокойной: избалованная внучка под защитой Лана, которую готовили для работы в деловой части клана, училась и жила в Эспении, а потом работала на верхнем этаже офисной башни. Она никогда прежде не оказывалась так близко к смерти, и Шаэ чувствовала себя униженной.

Она стояла обнаженной перед зеркалом в ванной. Живот изуродован длинным розовым шрамом со стежками, уже побелевшим по краям. Ей по-прежнему было больно наклоняться или поворачиваться в талии. В затылке гудела тупая боль от нефритовой ломки, каждый мускул тела налился свинцом. У Шаэ остались нефритовые серьги и браслеты, которые Хило принес в больницу, когда Шаэ окрепла настолько, что могла их надеть, но шея казалась бледной и голой без нефритового ожерелья.

Шаэ оделась и позвонила Вуну. Он тут же явился, и они обнялись на пороге в порыве обоюдного облегчения.

– Шаэ-цзен, – сказал Вун дрогнувшим голосом, – я понимаю, почему ты так поступила, но в то время решил, что вот-вот тебя потеряю. Если бы это случилось, я бы пошел к Колоссу и попросил его меня убить.

– Даже не думай о таком, Папи-цзен, – ответила потрясенная его словами Шаэ.

Они пошли на кухню. Шаэ оперлась на стол, подвигая стул, Вун взял ее под локоть и помог сесть.

– Все очень плохо, Шаэ-цзен? – спросил он, в тревоге нахмурившись.

– Ломка? – поморщилась Шаэ. – Справляюсь, и долго она не продлится.

Все болело, она чувствовала полный упадок сил, а временами перед глазами словно вставала пелена, но по крайней мере голова осталась на месте. Нефритовые способности все еще при ней. Симптомы ломки были сильнее, накладываясь на телесные раны, но совсем не такими ужасными, как если бы она потеряла весь нефрит, и Шаэ знала по прошлому опыту, что через пару недель они пройдут.

Вун понял ее слова по-другому.

– Я принесу тебе нефрит из запасов клана. Сколько тебе нужно для нового ожерелья?

Шаэ покачала головой.

– Мне не нужен другой нефрит.

Ничто не мешало ей взять нефрит из семейных запасов Коулов, чтобы заменить потерянный в дуэли, но, чуть не погибнув на глазах у публики, она решила, что это будет бесчестно, унизит ее, если ее увидят в новом ожерелье из нефрита, который не завоеван в бою. Будет выглядеть так, словно почти смертельная схватка никак не повлияла на нее, как будто потерянное в тот день с легкостью можно вернуть. Утраченная часть уха у Айт Мады обратно не вырастет. Отсутствие нефрита станет для Шаэ чем-то вроде шрама.

Ее отказ явно не до конца убедил Вуна, но он понял, насколько это личное решение, и не стал спорить. Шаэ попросила рассказать о событиях последних двенадцати дней. Тень Шелеста преданно занял ее место на Корабельной улице. Он принял все необходимые решения, которые она одобрила бы, а в случае сомнений отвечал, что Шелест разберется с этим после возвращения.



Но все же Вун сделал и то, чего Шаэ никак не предвидела. Он пошел к Хами Тамашону и спросил Главного Барышника, не собирается ли тот покинуть свой пост. У двух самых высокопоставленных сотрудников Шелеста за многие годы сложились уважительные, рабочие отношения, еще когда Вун был помощником Колосса, а Хами – старшим Барышником под началом Дору, но Хами не принял вопрос с обычной доброжелательностью, поняв, что за ним стоит обвинение в предательстве.

– Только Колосс или Шелест могут попросить меня уйти в отставку, Вун-цзен, – холодно ответил Хами. – Я испытываю искушение предложить вам дуэль на чистых клинках, но думаю, мы оба согласимся, что еще одна дуэль сейчас была бы совсем не кстати.

Главный Барышник продолжил выполнять будничные обязанности на Корабельной улице с обычным профессионализмом, но после стычки разговаривал с Вуном только в случае необходимости.



Когда Вун ввел Шаэ в курс дел, она подумала, что могла бы остаться в больнице еще на несколько дней.

– Не знаю, как тебя благодарить, Папи-цзен, – сказала она. – Мне жаль, что на тебя свалилось столько дел во время подготовки к свадьбе.

Вун собирался жениться через несколько месяцев. Шаэ не встречалась с его невестой, но видела на столе помощника фотографию симпатичной девушки.

При упоминании свадьбы нефритовая аура Вуна дернулась.

– Это не идет ни в какое сравнение с тем, через что прошла ты. К тому же всем занимаются Кия с моей матерью, я только иногда к ним присоединяюсь. Но все же когда ты в следующий раз вызовешь Айт Мадаши на дуэль на чистых клинках, выбери более подходящее время.


Когда Вун шутил, то сохранял невозмутимое выражение лица, так что Шаэ не знала, стоит ли смеяться.

На следующий день она вернулась на Корабельную улицу, чувствуя себя физически окрепшей, после того как проспала в собственной постели четырнадцать часов. При ее появлении в здании резко установилась тишина. Пока Шаэ шла от лифта к кабинету, стихали все разговоры, люди отрывались от работы. Чутье Шаэ ослабло из-за потери нефрита и ран, но она ощутила волну трепета, распространившуюся по коридору.

Мужчина слева поднял ко лбу сомкнутые ладони и поклонился в приветствии.

– Коул-цзен. С возвращением.

Женщина за соседним столом последовала его примеру, а за ней еще одна, а потом все Барышники поблизости встали и подошли к дверям кабинетов, приветствуя Шаэ, когда она проходила мимо. Шаэ видела улыбки на лицах, и утешающие, и радостные от ее возвращения одновременно. В дуэли она потеряла большую часть нефрита, но защитила себя и клан от наветов. Она боролась изо всех сил, все видели, что она готова умереть ради репутации семьи. И в самой критической ситуации она показала, что способна быть лидером Зеленых костей.

Секретарша Шаэ подскочила со стула и последовала за ней в кабинет.

– Коул-цзен, в вестибюле ожидают член Совета Кови и два Фонарщика, они приходили уже дважды. Хотите их принять или мне отослать их?

– Я их приму, – сказала Шаэ.

Остальные сотрудники как ни в чем не бывало вернулись к привычной работе.

Кови и два Фонарщика вошли в кабинет. Предлогом для встречи стало то, что они собирались ввести Шаэ в курс дел в Королевском совете, в особенности относительно государственного бюджета и позиции Кекона по поводу беженцев из Оортоко, где уже почти год шла война. Но Шаэ понимала истинную причину визита. Они рискнули пойти к Хило и просили снять ее с поста Шелеста. Теперь, когда стало ясно, что у них ничего не вышло и Шаэ останется в своем кабинете, они боялись впасть в немилость.

– Коул-цзен, – сказал член Совета Кови, низко и нервно поклонившись. – От имени всех нас скажу, как мы рады видеть вас здоровой.

Два его спутника энергично закивали. Шаэ приняла их пожелания и двадцать минут развлекала болтовней о делах Королевского совета. Наконец, Кови откашлялся.

– Коул-цзен, отношения моей семьи с Равнинными длятся несколько поколений, так что моя преданность клану непоколебима, и я надеюсь работать с вами многие годы.

В разговор вступил Фонарщик, господин Эо:

– В наши дни новости распространяются как никогда быстро, их печатают в газетах или сообщают по радио, прежде чем подтвердится их правдивость. Стыдно признаться, но я сделал определенные выводы на основе негативных слухов, хотя никогда не терял веру в клан и Шелеста.

– Я готов публично выразить сожаления Колоссу за недопонимание, – пылко произнес господин Орн, хотя написанная на лице боль предполагала, что это далось ему непросто. Отсутствующее ухо не прибавит очков человеку, баллотирующемуся на политический пост.

Шаэ молчала достаточно долго, чтобы Почуять, как в посетителях нарастает беспокойство. С непроницаемым выражением лица она переводила взгляд с одного на другого, и ни один из гостей не мог выдержать этот взгляд дольше нескольких секунд. Шаэ закинула ногу на ногу и положила руки на колено.

– В этом нет необходимости, – сказала она. – Дед учил меня, что если друг просит прощения, нужно его дать.

Посетители заметно расслабились и опустили плечи, на лицах начали появляться улыбки.

Но прежде чем кто-либо успел заговорить, Шаэ добавила:

– Он также учил меня, что если придется прощать во второй раз, это уже не друзья. – Она неспешно поднялась, показывая, что встреча окончена. – Я знаю, что могу рассчитывать на вашу дружбу и преданность.

Несколько дней Шаэ наверстывала упущенное. В пятницу утром она вызвала в кабинет Хами Тумашона.

– Хами-цзен, – без предисловий начала она, – пора поговорить о вашем будущем в офисе Шелеста и в Равнинном клане.

Лицо Хами окаменело, а нефритовая аура ощерилась.

– Мы нечасто встречались с глазу на глаз, с тех пор как я стала Шелестом. Временами вы оспаривали мои решения или давали понять, что я действую неправильно, по вашему мнению.

– Я высказываюсь, когда считаю это необходимым, – резко ответил Хами. – В точности так же я поступал, и когда Шелестом был Юн Дорупон. Он был человеком со слишком местечковыми взглядами, но правда в том, что клану было с ним удобней, ведь он человек из былых времен, товарищ Факела. Вы не можете похвастаться такой роскошью. Даже если я согласен с направлением, в котором вы ведете клан, не могу не указать, когда вы действуете необдуманно или ваши решения могут стоить вам и Равнинным уважения.

– И правильно поступаете. Хотя ваша честность порой задевала мою гордость, должна признать, что вы единственный человек среди Равнинных, кто действительно знает все стороны клана. Вы обладаете внешностью и хладнокровием Кулака, но разумом и опытом хорошего Барышника. Вы понимаете, что мы должны идти в ногу со временем, но при этом оставаться настоящими Зелеными костями. Потому я вас и вызвала. Я хочу, чтобы вы поехали в Эспению и возглавили отделение офиса Шелеста в Порт-Масси.

Хами явно не ожидал от этой встречи ничего подобного. Поначалу от изумления он не нашелся с ответом, и тогда Шаэ продолжила:

– Несмотря на текущие пристрастия публики, реальность такова, что экономически мы зависим от Эспении. Эспенцы покупают наш нефрит, построили на нашей земле военную базу, а наши деловые интересы в этой стране все расширяются. Мы не можем управлять всем из Жанлуна. Нужен представитель там. Преданный клану человек, способный принять новые методы, но ведущий дела как настоящий кеконец.

Хами явно еще пытался переварить эту мысль.

– И какую поддержку я буду получать из Жанлуна? – осторожно спросил он, желая разобраться, серьезно ли Шаэ настроена на расширение деятельности или это просто способ сплавить его за границу в своего рода изгнание.

– Всю, какую я сумею дать. Вы сможете выбрать несколько Барышников, чтобы помогли в обустройстве отделения. У нас есть связи в Порт-Масси, эти люди помогут вам нанять дополнительный персонал на месте. Вы будете отвечать непосредственно передо мной, как и всегда. Клан оплатит переезд семьи и расходы на жизнь. У вас ведь двое детей, Хами-цзен?

Хами кивнул.

– Одному четыре, а другому шесть.

– Если вы согласны, я попрошу вас занять этот пост как минимум на три года. Ваши дети пойдут в школу в Порт-Масси и будут свободно говорить по-эспенски, но, когда вы вернетесь в Жанлун, еще успеют поступить в Академию Коула Ду.

Она видела, что Хами взвешивает предложение. Должность Главного Барышника – венец его карьеры, вариантов двигаться дальше почти не осталось. Несомненно, он ожидал, что останется в этой должности на Корабельной улице еще лет десять и больше. Но он еще довольно молод, всего сорок один, и мысль о том, чтобы жить за границей и создать новое подразделение клана, да еще за неплохие деньги, явно выглядела привлекательно.

– Нас с женой посещала мысль провести некоторое время за границей, – признался он.