Несущий огонь

– До него первого доберемся, – мстительно заявил я. – Убьем гада и поглядим, много ли желания сражаться останется у его людей.

С удар сердца сын ничего не отвечал. Тут я заметил, что он смотрит на вершину Беббанбурга.

– О, милосердный Иисус скачущий, – выругался он. Потому что прыгающий олень пожаловал в Беббанбург. – Как, черт побери, они вошли? – спросил Утред, и в его голосе не осталось уже и капли веселья, только удивление при виде облаченных в красные плащи дружинников Этельхельма, появившихся на высоком утесе. Они были в кольчугах, образовали «стену щитов» и издали радостный клич, увидев, как нас мало. Людей Финана, бывших еще на лестнице у морских ворот, разглядеть они не могли и сочли, что нас меньше сотни. – Как, черт побери, они вошли внутрь? – повторил вопрос мой сын.

Ответа у меня не было, поэтому я промолчал. Я пересчитал облаченных в красные плащи воинов и понял, что их самое малое шестьдесят, да еще пополнения подтягивались с южного конца крепости. Двоюродный брат, подбодренный появлением союзника, покрикивал на своих людей, тем временем два попа увещевали густеющую «стену щитов», без сомнения уверяя, что пригвожденный Бог желает видеть всех нас убитыми. Наверху, над крепостью, стоял Этельхельм в бордовом плаще и сияющей кольчуге. С ним тоже был поп, который прохаживался вдоль ряда воинов, благословляя дружинников идти на бой с нами.

За воротами топтались кровожадные норманны, а внутри смерть подравнивала две «стены щитов». До этой минуты я дрался плохо: водил своих воинов в бесплодные атаки и закончил лихорадочным отступлением. Хуже того, я дал врагу время опомниться от потрясения и собрать войска. Но теперь вдруг, увидев его в полной готовности, я ожил. Меня ранили в правое бедро – это сделал копейщик, с воплями сдохший в переулке. Я пощупал рану и обнаружил на пальцах кровь. Я помазал кровью мои нащечники и воздел пальцы к небу:

– Тор, прими мой дар! Это все для тебя!

– Ты ранен, – встревожился сын.

– Пустяки, – ответил я и рассмеялся. Помню, как я хохотал тогда, и помню недоуменный взгляд сына. Но лучше всего в памяти отложилась уверенность, что боги со мной, что они сражаются за меня, а мой меч будет их мечом. – Мы победим! – заявил я сыну. И чувствовал себя так, будто Один или Тор коснулись меня. Никогда мне не доводилось ощущать себя более живым и уверенным. Я знал, что не будет больше ошибок и это не сон.

Я пришел в Беббанбург, и Беббанбург станет моим.



– Рорик! – позвал я. – Рог с тобой?

– Да, господин.

Я протолкался вперед, направляясь к верхней калитке морских ворот. Финан привел на выручку малочисленному отряду Гербрухта около пятидесяти воинов, и эти пять десятков оставались пока внизу и перебрасывали через стену оружие, кольчуги и одежду пленников.

Люди часто видят то, что хотят увидеть. Мой кузен наблюдал, как примерно сотня врагов сгрудилась у северных ворот, и должен был прийти к мысли, что мы отступили и теперь зажаты между его превосходящими силами и злобными норманнами снаружи. И он уверовал в победу.

И Этельхельм тоже. Считать олдермен умел и заметил, что нас меньше и мы ниже. А еще, что мы в ловушке, и, пока солнце клонилось к горам на западе, его наверняка наполняло ощущение неизбежного возмездия.

Вот только я очнулся от своего дурного сна. И внезапно понял, как должны мои волки сражаться в конце этого дня.

– Финан! – крикнул я. – Держи своих вне поля зрения, пока не услышишь пение рога! Оставь шестерых помогать Гербрухту, прочих приведешь к нам. Ты будешь нашим запасом!

Больше никаких объяснений не требовалось. Выведя своих из тени, Финан увидит, чего я от него хочу. Ирландец кивнул, и как раз в этот миг церковный колокол, звонивший с минуты нашего появления в крепости, угомонился и воины кузена издали громкий клич.

– Что происходит? – спросил Финан.

– Этельхельм каким-то образом проник внутрь. При нем человек шестьдесят или семьдесят. Мы уступаем числом.

– Сильно?

– Изрядно.

Финан, видно, уловил мое настроение, потому как широко улыбнулся. А быть может, просто пытался подбодрить своих людей, которые внимательно слушали.

– Выходит, и ублюдок Этельхельм здесь? – обратился он ко мне. – Нас меньше, и мы ниже. Значит ли это, что мы атакуем?

– Еще как значит! – воскликнул я в ответ. – Ждите двух сигналов рога и подходите!

– Уж мы придем! – пообещал мой друг, а потом стал торопить своих воинов, которые сгоняли пленников в промежуток между скалой и внешними укреплениями.

Пропел рог. Не мой. Звук доносился из центра крепости и был долгим и печальным. Я решил, что кузен двинул свою «стену щитов», но, поднявшись, увидел, что сигнал просто возвещал появление одинокого всадника, направившегося в нашу сторону. Копыта жеребца звонко стучали по камню. Всадник находился еще далеко, вел коня медленно, и лицо его закрывали нащечники. На минуту я понадеялся, что это кузен, но тот оставался на месте, а Этельхельма я видел в обществе темно-красных плащей на скале. Выходит, одинокий конник – это поединщик, посланный задирать нас.

Я повернулся спиной к нему и посмотрел на сына.

– Сколько у наших людей копий? – спросил я.

– С десяток, наверное. Не так много.

Я отругал себя, что не вспомнил вовремя про копья – парни Финана наверняка побросали некоторое количество через стену, – но и десяти должно было хватить.

– Когда пойдем в атаку, поставь копейщиков во второй ряд, – велел я Утреду. – Щиты им не понадобятся.

Не дожидаясь ответа, я зашагал навстречу всаднику.

Вальдер явился с Этельхельмом, но при первой возможности, видимо, присоединился к кузену. Противник осадил коня шагах в двадцати от нашего строя и открыл нащечники, чтобы я мог разглядеть его лицо. Он надел ту самую накидку из медвежьей шкуры, что и в день прибытия Эйнара. Под этим густым мехом наверняка было жарко, но так дружинник выглядел крупнее, особенно сидя верхом на лошади. Суровое лицо обрамлял порубленный в боях шлем с когтистой орлиной лапой на гребне, а поверх кольчужных рукавов, как и у меня, красовались золотые браслеты. Воин во славе. Он смотрел, как я приближаюсь, потом поковырялся в желтых зубах, а извлеченное отправил с ногтя в мою сторону.

– Лорд Утред, – начал он, подразумевая моего двоюродного брата, – предлагает тебе немедленно сдаться.

– А прийти сам и сказать это он не осмелился? – спросил я.

– Лорд Утред не разговаривает с эрслингами.

– Но с тобой-то разговаривает.


Это довольно беззубое оскорбление по какой-то причине озлобило его. Я увидел исказившую лицо гримасу и услышал в голосе сдавленную ярость.

– Хочешь, чтобы я убил тебя сейчас? – прорычал Вальдер.

– Да, – преувеличенно обрадовался я. – Сделай милость.

Он осклабился и покачал головой.

– Я бы с удовольствием, – признался он. – Да вот лорд Утред и лорд Этельхельм хотят взять тебя живым. Твоя смерть послужит им увеселением в зале сегодня.

– Слезай с коня и сразись со мной, – ответствовал я. – Твоя смерть повеселит моих людей.

– Если сдашься сейчас, – продолжал он, пропустив мимо ушей мой вызов. – Твоя смерть будет быстрой.

Я рассмеялся ему в лицо:

– Вальдер, ты боишься сойтись со мной?

Он только плюнул в ответ.

Я повернулся к нему спиной.

– Это Вальдер, – крикнул я, обращаясь к моим воинам. – Он слишком боится сразиться со мной! Я предложил, он отказался. Он трус!

– Тогда пусть выйдет против меня! – Мой сын вышел вперед.

На самом деле я не желал, чтобы кто-то из нас дрался с Вальдером – не потому, что опасался его мастерства, а просто хотел напасть на врага прежде, чем тот соберется с мужеством. Воины, противостоящие нам и стучащие мечами по щитам, не были трусами, но человеку требуется усилие, чтобы заставить себя раскрыть объятия смерти. Нам всем страшно в «стене щитов», только дурак будет утверждать обратное. Мои люди были готовы, а воины кузена едва начинали осознавать факт, что на исходе этого летнего дня им предстоит рисковать жизнью. Церковный колокол посеял в них панику. Они предвкушали очередной скучный вечер, а вместо этого их ждало свидание со смертью. На подготовку к этой встрече нужно время. К тому же они знали мою репутацию. Их попы и вожди предрекали им победу, а страх нашептывал, что я никогда не проигрываю. И я хотел атаковать, пока этот страх подтачивает их мужество, а поединок с Вальдером откладывал атаку. Ради чего, разумеется, он к нам и приехал. Требование о сдаче, которое, как ему прекрасно было известно, я отклоню, имело целью дать защитникам крепости время обрести решимость. А его поездка в одиночестве на встречу со мной должна была показать воинам, что он нас не боится. Это часть пляски смерти, неизменно предваряющая начало битвы.

– И кто ты такой? – поинтересовался Вальдер у моего сына.

– Утред Беббанбургский, – ответил тот.

– Со щенками не дерусь. – Вальдер осклабился. Его конь, роскошный серый жеребец, дернул вдруг головой и пошел боком по скале. Седок успокоил его. – Если вы сдадитесь, – обратился Вальдер ко мне, но достаточно громко, чтобы его слышали мои люди, – твоим воинам сохранят жизнь. – Потом возвысил голос, чтобы его повторенное снова предложение дошло до всех: – Бросайте оружие! Кладите щиты, и останетесь в живых! Вам дадут беспрепятственно уйти на юг! Опускайте щиты и живите!

Позади меня раздался стук. Щит упал на камень. Я, похолодев, обернулся и увидел, как из строя выходит высокий человек в темно-синем плаще и тонкой работы серебряном шлеме. Нащечники на нем были закрыты, пряча лицо. Бросив щит, он направился к Вальдеру. Финан утверждал, что это Кеттил, молодой и щеголеватый дан.

– Кеттил! – рявкнул я.

– Да, господин! – отозвался у меня из-за спины голос. Я обернулся и увидел, что Кеттил в железном шлеме и без плаща. – Что? – озадаченно спросил он.

Я снова посмотрел на вышедшего. Его шлем, как я мог теперь разглядеть, украшал рисунок из пересекающихся христианских крестов. Еще один крест, золотой, висел на груди. Кеттил был язычник, и такие вещи никогда бы не надел. Я уже собирался приказать этому трусу подобрать треклятый щит и занять место в строю, но прежде, чем успел раскрыть рот, он вытащил длинный меч и направил его на Вальдера.

– С тобой сразится вот этот щенок, – заявил он. Щит свой он бросил не в знак сдачи, но потому что у Вальдера не было щита и высокий хотел сразиться с всадником на равных. – Если ты осмелишься принять мой вызов, – продолжил он. – В чем я сомневаюсь.

– Нет! – вскричал я.

Вальдер посмотрел на меня, озадаченный и заинтригованный моей реакцией на вызов длинного.

– Испугался, что прикончу твоего щенка? – Вальдер ухмыльнулся мне.

– Дерись со мной! – Я почти умолял. – Сражайся со мной, не с ним!

Он расхохотался. Вальдер не догадывался о причине моего неожиданного волнения, но сообразил, что я не хочу его схватки с высоким человеком, бросившим ему вызов. И разумеется, принял его.

– Подходи, щенок, – пригласил он, затем спрыгнул с седла и расстегнул фибулу плаща, чтобы тот упал и не мешал сражаться.

Я ухватил высокого воина за предплечье:

– Нет! Я запрещаю!

Темные глаза спокойно смотрели на меня из-под шлема.

– Я твой принц, – напомнил он. – Ты не можешь мне приказывать.

– Что ты тут делаешь? – прорычал я.

– Убиваю этого наглеца, – ответил Этельстан. – Что тут непонятного?

Я слышал шипение, с которым клинок Вальдера выполз из ножен, и крепче стиснул руку Этельстана:

– Ты не сможешь!

Он аккуратно высвободил руку.