Нежное безумие

Миллион раз я хотела взять телефон, позвонить ему и сказать, чтобы он приехал ко мне.

Миллиард раз я хотела купить билет и вернуться в Тодос-Сантос к нему в распростертые объятия.

Но каждый раз я подавляла эту идею, зная, что пока еще не пришло нужное время для нас и нам надо собраться с силами. Я хожу в старшую школу здесь, Мелоди и папа прилетают каждые две недели, и мы вместе проводим выходные. Я медленно, но верно учусь называть Мелоди мамой.

Я практически не чувствую себя одиноко. Это студенческий городок, все соседи младше двадцати одного года. Я отлично поладила с Ричем и Вэлкотом, с Бэс и Фионой, которые чуть что готовы позвонить Мел. Они получают бесплатно продукты, а взамен обещали, что сдадут меня, если я устрою вечеринку или приведу парня в квартиру. Как будто мне это надо.

Мелоди рассказывает, что обстановка дома стала улучшаться – неудивительно. Кто-то должен был отступить назад и позволить нам всем исцелиться, и этим кем-то стала я. В принципе, я не особо переживаю из-за этой жертвы. Хочу, чтобы Пенн наладил отношения с сестрой. Найт, Воун и Луна пишут мне на новый номер почти каждый день. Кстати, Найт доложил, что Воун бросил Эсме после ее признания, Блис как-то ухитрилась выкинуть ее из группы поддержки и стала капитаном, Колин заставил отца навестить Камило в больнице, и они собираются оплатить ему первый год в колледже. Воун рассказал, что Гас бросил футбол, начал употреблять стероиды, чтобы стать больше и привлекательнее для скаутской команды, а также он решил бросить школу. Никто не знает, где он, но, честно говоря, никого это и не волнует. Виа покинула группу поддержки после всего, что произошло, и, по-видимому, тусуется с хулиганами из выпускного класса. Эта новость повеселила меня, хотя я и с трудом поверила в нее. Луна, которая не особо любит сплетни, рассказала, что Бейли очень скучает и постоянно говорит обо мне. Она постоянно присылает какие-то забавные факты о том, где я живу, чтобы приободрить меня.

Луна: Даю слово, что у вас в штате лучший попкорн. Достань белый попкорн и приклей его на леденец, который я отправила тебе.

Луна: Кот Гарфилд живет там. Пожамкай его за меня.

Луна: Отправила тебе два билета по почте в цирк. ИДИ! Обещают, что шоу будет прекрасным.

Луна: Также отправила купон в ресторан на вкусное филе из свинины. Попробуй и расскажи мне, ок?

Стерва – вегетарианка и знает, что умру, пока дождусь купона (думаю, что она единственный человек в Тодос-Сантосе, который вообще знает, что это такое), я ценю ее усилия, поэтому всегда отвечаю ей. Думаю, что я наконец-то смирилась с тем, что она вся такая волшебная, а я обычная. Но, возможно, быть обычной не менее волшебно.

Я надеваю пальто, шарф и шапочку, беру ключи из уродливой миски около двери – я приобрела ее в магазине сувениров. Она сделана в форме перевернутого футбольного шлема. Я выхожу в морозный день, наблюдаю, как под ботинками на тротуаре хрустит полугрязный снег. Небо серое, деревья белые, кампус начинает возвращаться к обычной жизни после Рождества. Понимаю, что на самом деле думаю не об этом, мне нужно обернуться, чтобы увидеть их. Если я вовсе увижу их. Но ничего не могу с собой поделать. Я вижу Пенна, и это отзывается грустью во мне, я даже не чувствую холода, который удерживал меня в квартире все последние несколько недель. Я дрожу от адреналина, желудок сжимается, когда я сглатываю ком из нервов.

Я стою позади статуи Иисуса напротив кампуса, когда замечаю Пенна и папу на ступенях красивого здания.

Пенн выше папы, не думаю, что я замечала это раньше, и шире, хотя мой отец довольно большой мужчина. Кажется, они о чем-то спорят. Пенн качает головой, расхаживая туда-обратно. Он говорит «нет», но я не уверена, чему именно. Мой папа пытается переубедить его – все как в замедленной съемке, – но Пенн отказывается смягчиться и быстро спускается по лестнице.

Я хочу подбежать к нему, спросить, все ли нормально, но у меня кишка тонка.

Я хочу последовать за ним, посмотреть, расстроен ли он, нуждается ли во мне, но я боюсь.

Вместо этого я достаю телефон и пишу папе.

С Пенном все нормально?

Я не вижу его сейчас и начинаю беспокоиться. Я раздражаюсь. Ненавижу.

Папа: Ты можешь подойти к нему и выяснить лично.

Могу, но не буду.

Потому что знаю, что не важно, насколько тяжело сейчас, мы были слишком отравляющими, пока были вместе.

Вместо этого я разворачиваюсь и иду домой. Заворачиваю пальто потуже вокруг груди, чтобы ветер не продувал.

Все-таки у меня дыра на футболке размером с сердце Пенна.





На следующий день я сижу на холодной веранде и читаю дневник Пенна. Страницы помялись и пожелтели, корешок почти развалился – надо сделать копию, пока я совсем его не уничтожила. Но я пока не готова заменить оригинал копией. Я пролистываю страницы, в его отношении и чувствах ко мне ничего не изменилось с первого появления, с той драки в «Змеиной норе» с Воуном, до того момента, когда мы разорвали на части наши чувства. Я перечитываю любимое стихотворение:

Ты вырвала признания из моего рта,

Реакцию от моей плоти,

Удары из моих кулаков

И кровь прямо из сердца

Лишь одним своим взглядом.

Иногда я хочу сломать стену,

Которую сам же построил меж нами.

Впустить тебя.

И наблюдать, как ты меня уничтожаешь.






Я улыбаюсь его смелости. Пенн никогда особо не переживал, что ему сделают больно. Даже когда он был железным человеком и даже когда сердце его стало слишком слабым и не способным делать что-то еще, кроме как выживать, он всегда боролся за меня. Это глупо, даже, скорее, ужасно, но я слишком боюсь его любить.

Слишком боюсь испытать боль.

Но больше всего я не уверена в себе, чтобы знать наверняка, что ничего не испорчу.

Я слышу громкое рычание с балкона и наклоняюсь вперед. Я живу на главной улице прямо напротив необычных магазинов. Папа и Пенн выходят из «Старбакса», кажется, они спорят.

В этот раз мне все прекрасно слышно. В противоположность старой Дарье я задумываюсь: а стоит ли? Хотят ли они, чтобы я слышала? Я встаю и – не знаю, благодаря какой силе – начинаю уходить в гостиную, когда вдруг слышу, что разговор обо мне.

– Ты собираешься все бросить, Пенн? На самом деле? Мы договорились. Ты сказал, что если я передам ей дневник, то ты все сделаешь. Что приложишь усилия к этой штуке, называющейся жизнью. Дневник у нее, так? Так двигайся вперед. Постарайся и выполни свою часть сделки.

– Я не собираюсь поступать в колледж. Я хочу найти ее, – сухо сказал Пенн. – Мы можем усложнять все, ходить по кругу, не разговаривать друг с другом снова и снова. Или я пойду своим путем, где вы оставите меня в покое, черт возьми. Я не собираюсь брать долбаную стипендию и отпустить все это. Это не проходит. Поверьте мне.

Мое сердце встало мне поперек горла. Пенн готов отказаться от стипендии, чтобы найти меня? Это сумасшествие. Я хожу туда-сюда по балкону, всего в нескольких метрах от них, они не могут заметить меня отсюда из-за острого угла, и тру лицо.

Что делать? Что сказать?

– Ты собираешься разрушить свою жизнь ради девушки, которой ты не нужен, – говорит папа, и это звучит словно выстрел в спину. Потому что мне нужен он. Я нуждаюсь в Пенне больше, чем в следующем вдохе. Но я не знаю, достаточно ли я хороша для него, я не могу рисковать и причинять ему боль снова. Но, кажется, он и так испытывает сильнейшую боль, как и я.

Пенн хмуро смеется:

– Знаете что? Есть одна разница между вами и мной: Мелоди сказала «да», а Дарья сказала «нет». Но вы, Джейми, вы сделали то же самое.





Я попросила Мелоди приехать ко мне на этих выходных. Она решила не откладывать до пятницы и уже в четверг, возвращаясь со школы, я обнаружила ее на своей кухне. Она готовила мой любимый пирог с курицей, дизайнерская сумка с вещами валялась на обеденном столе, на телефоне играла любимая песня «Maniac» от Flashdance. Когда я была совсем маленькая, мы часто танцевали под нее как два психа.

Когда она замечает, как я вхожу в комнату, прекращает все занятия, выпрямляет позвоночник и вытирает капли томатного соуса о фартук. Я останавливаюсь на пороге и впервые за долгие годы вижу ее той, кем она является на самом деле.

Матерью, которая отчаянно пытается воссоединиться со своей дочерью, но не знает как, потому что они обе совершили слишком много ошибок.

– Что не так, милая? Все нормально?

Нет. Нет. Я слишком часто причиняла ей боль за все эти годы, не общалась, боялась, ревновала, и сейчас мы больше похожи на двух незнакомцев, запертых в одном доме. Я вхожу в кухню и становлюсь прямо перед ней, роняя рюкзак, прямо как в тот день, когда вошла Виа и обокрала меня.

В этот раз Мелоди никого больше не ищет.

Она замечает меня.

– Родители формируют нас, – начинаю я, скользя пальцами по граниту столешницы. – Ты, Мелоди, на половине пути потеряла весь интерес ко мне и начала заниматься другим проектом. Тем, у которого есть потенциал быть безупречным. Ее имя – Виа, и хотя я всегда была слишком ревнива ко многим вещам, моя зависть к Сильвии Скалли поглощала меня. Хочешь знать почему, Мел? Ты смотрела на нее так, как я желала, чтобы ты смотрела на меня. Как будто она была уже полностью сформированная личность, идеальная наработка, а я была просто чистым холстом, натянутым на деревянную раму. Но я не видела всей картины. Не знала, откуда берутся ее модные вещи. Я не понимала, почему ей все сходило с рук, когда она появлялась в неподходящей одежде для занятий, хотя других ты ругала. Не понимала, почему ты покупаешь любимые энергетические батончики для нее, зачем ты брала ее на неделю в Лондон или почему для тебя это было так важно, чтобы она побывала там.

Слеза появилась в уголке ее глаз, как отражение того, что творится у нее в голове. Сейчас я четко вижу то, чего у меня никогда не было, – Мелоди Фоллоуил. Не опытную балерину и прекрасного преподавателя, а простую девушку, такую же, как и я, – изо всех сил старающуюся делать правильные вещи для своей семьи.

– Когда Виа исчезла и я поняла, что это из-за меня, я посчитала, что больше не заслуживаю твоей любви. Вы давали мне ее в любом случае, хоть и редко. Мы отдалялись друг от друга, на пару дюймов каждый год, до первого семестра выпускного класса. Я чувствовала себя так, будто вы специально делаете что-то, чтобы ранить меня. Подразнить меня, насколько я плоха.

Мелоди покачала головой, прижимая руки ко рту.

– Никогда. Я была растерянна, я не знала, как достучаться до тебя. Я ждала, пока ты возьмешь себя в руки. Иногда, я пыталась поговорить с тобой, быть покорной и напуганной собственной дочерью, а потом я злилась и расстраивалась, потеряв терпение. Как-то раз, поняв, насколько я плоха, я просто позволила всему плыть по течению. И когда это случилось, то я заметила ваши взаимоотношения с отцом, и я наконец поняла, насколько я люблю своего мужа и что такое быть вами. Я не просто завидовала, милая, я была в абсолютной ярости.

Я никогда не любила Вию больше, чем тебя. Ты всегда была моей сильнейшей, естественной любовью. Но Сильвиа нуждалась в помощи. Она была бедная, униженная, брошенная, а я ничего не могла поделать, так как знала, что если я вмешаюсь, то для нее все станет только хуже. Единственное, как я могла ей помочь, покупая ей вещи, еду и оказывая поддержку. Я поэтому и пыталась устроить ее в Королевскую академию балета. Я не обращала внимания на ее слабости не потому, что была очарована ею, – просто кто-то должен был это делать. Я привела Пенна и Вию, не посоветовавшись с вами, девочки, и это была моя величайшая ошибка. Я была слишком сосредоточена на попытке искупить вину. Когда она исчезла, я едва замечала, что затаптываю свою дочь. Мне очень жаль, что ты чувствовала себя недостойной из-за меня. Мне всегда было сложно выражать свои чувства, думаю, что ты унаследовала это от меня. Я научила тебя жестокости, думая, что ты на самом деле такая. И когда ты стала хороша в этом, я купилась.

Я засмеялась сквозь слезы, качая головой и вытирая их.

– Ты реально хотела, чтобы я не становилась балериной.

– Только потому, что я не хотела, чтобы ты ощущала на себе то давление, которое я испытывала в детстве. Ты всегда была собой.

– Ложь. – Я фыркаю, закатывая глаза, что вызывает еще больше слез.

Она качает головой и смеется, и этот звук вырывается из ее груди с облегчением.

– Ох, Маркс, ты издеваешься? Ты всегда была прекрасной. Я замечала, что ты становишься все больше и больше неуверенной, но не понимала, из-за меня это или Вии. Я думала, что ты просто заскучала и устала.

– Заскучала и устала! – завизжала я. – Мама, да я просто чертовски устала!

Мы перестали смеяться. И плакать. И дышать. Глаза Мел стали шире, и мы обе посмотрели друг на друга с радостью, смешанной с удивлением. И благодарностью. С очень сильной благодарностью.

– Ты назвала меня мамой.

– Да. – Я запнулась. – Да. Ты и есть моя мама.

Мы столкнулись в объятиях, свободных от яда растерянности, непонимания и молчания. Чем больше времени я провожу в ее руках, тем глубже становится мое дыхание. Мы стоим на кухне около двадцати или тридцати минут. Пока мои руки и ноги не заболели из-за странного положения в течение долгого времени.